* * *
Савада шёл на занятия в приподнятом настроении: он проснулся раньше Реборна, потому не получил ежедневной утренней взбучки; с утра пораньше встретился с Киоко, такой красивой, такой милой… такой любимой. Поистине волшебный день! Кто же знал, что продолжение у сказки будет столь трагичным? Вплоть до обеденной перемены Тсуна наслаждался жизнью в погожий денёк, пока не пришло оно — довольно ухмыляющееся белобрысое чудовище, от которого невозможно было ни спрятаться, ни скрыться. Савада даже понять ничего не успел, как его втолкнули в ближайшее подсобное помещение. — Давно не виделись, Тсунаёши-кун, — прижав юношу к стенке, произнёс Бьякуран. — Ага, — только и смог ответить Тсуна. В последний раз он видел тирана в будущем, где благополучно лишил его жизни, так до конца этого не осознав: все живы, все счастливы. — Как поживаешь тут, — спросил он, проведя ладонью по щеке Савады, — без меня? — шепнул на ушко. — Ну, как-то… Савада попытался выбраться из объятий сладколюбивого деспота, но ему не удалось. Попытка жертвы только раззадорила маньяка. Усмехнувшись, он взялся за палку швабры, стоящей неподалёку, и начал размеренно водить по ней вверх-вниз, поглаживая периодически по верхнему концу большим пальцем. Эти недвусмысленные движения вызвали у Тсуны панику, а бежать некуда, потому он просто с ужасом смотрел на Бьякурана, не надеясь на благоприятный исход: его изнасилуют прямо здесь и сейчас, вполне возможно этой же самой шваброй. Месть? Но Савада не чувствовал никакого злого умысла. Хотя, с Бьякурана станется. — Ещё бы, без меня же! — широко улыбнулся беловласый. — У меня есть для тебя одно очень заманчивое предложение. Давай встречаться! — В каком месте это предложение «заманчивое»?! — воскликнул Тсуна. Не говоря ни слова, глядя прямо в карие глаза, Бьякуран медленно опускал руку от щеки к шее, затем по груди и всё ниже и ниже, пока не был остановлен вцепившимся в эту руку Тсунаёши. — Я понял! — Я дам тебе всё, что ты захочешь, — беловласый резко освободил руку и довольно грубо поцеловал юношу в шею, — просто будь моим… Бывший в будущем властитель мира говорил что-то ещё, но у Савады словно уши заложило из-за наплыва далеко не самых приятных эмоций и ощущений. А Бьякуран продолжал покрывать поцелуями нежные и наиболее чувствительные участки кожи, желая соблазнить парня физическим удовольствием, не взяв в расчёт, что он Тсуне чуть ли не подсознательно противен. Каждое прикосновение отзывалось по всему телу леденящим сковывающим страхом и тошнотой. Прерывисто дыша, едва не плача, оцепеневший Савада старался вернуть самообладание. И вроде тепло Бьякурана должно было согревать, но теплее не становилось. Наибольшее омерзение Савада испытал от поцелуя в губы. Почувствовав во рту скользкий противно-сладкий язык, Тсуна будто очнулся. Взвыв, он с силой толкнул тирана и, закрыв глаза, ударил кулаком в челюсть. — Да чьим угодно, только не твоим! — сгоряча сорвался он. — Вот, значит, как? — с угрозой в голосе проговорил Бьякуран, стирая свежую кровь с подбородка. От его взгляда стало ещё страшнее — Тсуна не смог сдержать дрожь. — Хорошо. Как скажешь. Тогда поступим так: охмуришь выбранную мной цель — я от тебя отстану раз и на века. Нет — я получу тебя любой ценой, ты меня знаешь. И никакая предсмертная воля тебя от меня не спасёт. — Ик, — ответил Тсунаёши, ибо иного ничего в тот момент произнести был не способен. — Итак, кого же мне выбрать? — сам у себя спросил беловласый. — Может быть, Занзаса? — с издёвкой посмотрев на зашуганную жертву, сказал он. Затем звучно рассмеялся, довольствовавшись диким мандражём Тсуны. — Не волнуйся, непосильные задачи ставить не буду. Кёю-чана, — уже вполне спокойно произнёс деспот. — У тебя неделя. Бьякуран ушёл, громко хлопнув дверью, выдав, что всё ещё злится, оставив икающего Саваду в одиночестве сползать медленно по стеночке. Соблазнить главу дисциплинарного комитета? Проще сразу помереть, чтобы не мучатся, не то Савада рисковал быть изнасилованным прямо в больнице, невзирая на многочисленные ушибы и переломы.* * *
Хибари сидел в своём кабинете за столом, когда ему вечером постучали. Дождавшись разрешения, Тсунаёши, помявшись, вошёл. Не сказать, что присутствие главного и единственного претендента в десятые боссы Вонголы, не вызвало удивления на лице Кёи. Маленький трусливый зверёк сам пришёл в логово грозного зверя! На вид слабенький, но способный при желании и должном напутствии победить любого — это и привлекало хранителя Облака. Неоднозначность способностей Савады манила, желание сразиться с ним росло с каждой увиденной битвой, но, как назло, Тсунаёши никогда не дрался с ним, позволяя себя избивать, даже не пытаясь защититься. Потому Кёя никогда не сдерживался, истязая зверёныша, дабы тот показал хорошо запрятанные клыки. — Простите за беспокойство, — тихо произнёс Тсуна, аккуратно закрыв за собой дверь. — Хибари-сан, я… «Пришёл закончить жизнь самоубийством», — пронеслось в голове Савады, но отступать было уже поздно. Он хотел решить вопрос сразу, чтобы болела уже не голова, а тело, отвлекая от ненужных и без того ясных мыслей. — Ты пришёл молчать или по делу? — По делу, — признался Тсунаёши, стараясь не смотреть Кёе в глаза. — Я… — Савада нечаянно пересёкся взглядом с Хибари и теперь не мог отвести взгляд. Сердце ёкнуло, образовавшийся в горле ком мешал говорить. — Я хочу с вами встречаться, — слова давались с трудом. С недоверием глядя на зверька, хранитель Облака подошёл к нему и коснулся покрасневшей щеки. Савада опасливо смотрел на него с замиранием сердца. Страх немного поунялся, когда Тсуна почувствовал тепло Кёи. Было так странно… — Ты боишься меня, — заключил Хибари. — Да, — не стал спорить Тсунаёши. — Но я всё ещё хочу быть с вами, — с трудом сдерживая дрожь, с придыханием произнёс он. Кёя внимательно изучал зверька взглядом, пытаясь понять его мотивы. Он действительно ему нравился? Или же это какая-то странная игра? За Савадой подобной любви к острым ощущениям замечено не было. Но как подобное могло быть правдой? И как можно удержать себя от соблазна попробовать столь чудное создание и вынудить его удовлетворить жажду Кёи? Нет, не ту жажду, на которую в подсобке намекал Бьякуран, а жажду битвы с сильным противником. Всего-то. Повинуясь инстинктивному порыву получить желаемое, Хибари склонился над Тсуной и едва не поцеловал, остановившись у пересохших губ: Савада так крепко зажмурился от страха, что глава дисциплинарного комитета просто не смог это проигнорировать. Одно оставалось загадкой — почему зверёк лгал. — Уходи, пока я вновь не загрыз тебя до смерти, — сказал он, отворачиваясь. Тсунаёши ничего не сказал, не стал жалобно просить дать ему шанс, он просто схватил Хибари за рукав, словно какой-то ребёнок, и молчал. Саваде выдался наполненный неприятными событиями день, который начинался так чудесно… И пожаловаться он никому не мог: боялся ненужных проблем из-за не в меру активных друзей. Потому он держал всё в себе, весь день. Близость с Хибари подарила Тсуне надежду, из-за которой он и расслабился, утратив былую стойкость, потому слёзы из глаз потекли сами собой. Кёя мельком глянул на зверька и поразился: тот стоял, склонив голову, и тихо плакал. На долю Савады приходилось много разных бед, но он никогда не пускался в слёзы — Хибари наблюдал, выискивая шанс сразиться, — а тут… Хранитель Облака совсем перестал его понимать. Не став заморачиваться более, он крепко, но нежно обнял его, без слов утешая, гладя по растрёпанной голове. В тот момент Тсунаёши больше всего напоминал Кёе маленького миленького зверька, которого так отпускать не хотелось. Вот он и не отпускал. Хочет быть его? Что же, пусть так оно и будет, только: — Если я сейчас приму тебя, то больше уже никогда не отпущу. Ты готов быть моим вечно? — Ум, — кивнул Тсуна, пряча заплаканное лицо на груди Кёи. Уж лучше так, чем достаться Бьякурану, не знающему предела своей жестокости. В тот момент юноша совсем не думал о том, что данное признание означало отказ от своей мечты быть с Киоко. Это было неважно. С тех пор прошла неделя. Неожиданная встреча с Бьякураном и уговор были забыты как страшный сон. Отношения Савады с Хибари быстро налаживались: страх отступал, предоставляя место взаимному удовольствию пребывания вместе. Тсуна немного сожалел, что Киоко ему уже не видать, но всё было не так плохо: как ни странно, Кёя ему действительно нравился. Даже раньше он перед ним благоговел, перед его силой и уверенностью в себе, а большее не мог разглядеть из-за пелены страха и чувства собственной никчёмности. Что ещё больше удивляло Тсуну, так это поцелуи. Когда его целовал Бьякуран, Савада и подумать не мог, что нечто столь мерзкое могло нравиться. Серьёзно, кому может понравиться извивающийся во рту слизняк? А именно это ощущал тогда Тсуна. С Кёей же такого чувства не возникало. Всё было естественно и… необычайно приятно. Порой обычные прикосновения приводили в состояние эйфории, которое хотелось продлить навечно. Вот Хибари и увлёкся однажды, тиская своего драгоценного зверька, расслабляясь после тяжёлого трудового дня, сидя на диване в кабинете дисциплинарного комитета. Тсунаёши сидел перед Кёей, греясь в объятиях и наслаждаясь ласками, полностью отдавшись на попечение «хозяина». Хранитель Облака целовал его в шею, не стесняясь оставлять на светлой коже засосы, не переставая нежить руками податливое и хрупкое, как казалось Хибари, тело юноши. Он изучил его за несколько дней, потому умело использовал чувствительные участки, только ими доводя Саваду до головокружения. Парни не стремились к большему: куда торопиться, когда вся жизнь впереди? Да и одержимость Кёи дисциплиной не способствовала к тому, чтобы торопить события. В этот же раз гормоны дали знать своё, ударив в голову — глава дисциплинарного комитета позволил себе, как он считал, лишнего. Проведя по чувствительному животу Тсуны, он опустился ниже, к паху Савады, расстегнул брюки и забрался в трусы. — Не надо… — слабо простонал Тсунаёши, не готовый к большему, чем поверхностные ласки, объятия и поцелуи, но при этом порядком возбуждённый. Хибари не слушал. Что поделать, когда у тебя такой трусливый и нерешительный зверёк? Только взять всё в свои руки. Потому, игнорируя неуверенные протесты Тсуны, он продолжил приятные истязания, вытащив член Савады и стимулируя его, слушая сдержанные сладострастные стоны любовника. Кёе нравилось наблюдать за Тсунаёши, за его мимикой, движениями, внимать голосу и издаваемым им звукам. Доставляя удовольствие зверьку, Хибари тёрся пахом о него, не забывая и про себя. Савада продержался недолго, бурно кончив на стол, запачкав некоторые документы. Видать, неважные, раз Хибари совсем не обратил на это внимание. Впрочем, быть может, он просто слишком сильно желал продолжения. Немного грубо уложив любовника на спину на диван, он чуть ли не силой снял с него рубашку, также сняв свою, дабы лучше чувствовать Тсуну, и приспустив свои брюки и трусы. Кёя лёг сверху, сжал оба члена и начал двигаться. Неудобство сполна окупалось получаемым удовольствием. Хибари ничуть не сожалел, что перешёл границы, увеличивая темп, поддаваясь инстинктам, которые требовали большего, гораздо большего, но у хранителя Облака была совесть, которая грызла не хуже хозяина, потому Кёя в ближайшее время лишать девственности многострадальную пятую точку Савады не собирался. Стараясь быстрее довести себя до экстаза, Хибари всё равно кончил немного позже Тсуны, после лёг на него обессиленный. Наличие при себе неуклюжего зверька не напрягало нелюдимое Облако, только радовало, зато очень сильно отвлекало от дел. А ведь изначально всё было только ради хорошей драки, о которой Кёя думать позабыл последние несколько дней. От хорошей битвы с будущим боссом Вонголы он, конечно же, не отказался бы, но, как оказалось, приносить ему удовольствие было столь же приятно, хоть и удивительно. — Я люблю вас, — произнёс Тсуна на ухо Кёи: оно как раз было на уровне. Хибари приподнялся, внимательно посмотрел на Саваду и довольно улыбнулся. — Теперь верю. Тогда ты определённо точно говорил ложь, — пояснил он, поймав на себе удивлённый взгляд. Тсунаёши густо покраснел, почувствовав себя вором, пойманным с поличным, что было недалеко от истины, ведь он украл внимание главы дисциплинарного комитета, его нежность и ласку. Чтобы хоть как-то скрыть стыд, Савада спрятался на груди любимого, не сразу потому поняв, почему же так скользко. Зато Кёя понял. Приподняв голову Тсуны за подбородок, он посмотрел на испачканную семенем щёку и смиренно вздохнул. Тогда понял и Савада, ещё сильнее покраснев. — Идём, я открою душ. — Хорошо! — взбодрился Тсунаёши. Одеваться необходимости не было: в столь позднее время здание пустовало. Накинув рубашку на плечи, Тсуна пошёл за Хибари. С тех пор, как он начал встречаться с ним, все невзгоды будто отступили. Жизнь казалась такой прекрасной. Савада давно не чувствовал себя таким счастливым. На душе чувствовалась такая лёгкость, казалось, что он может парить даже без помощи пламени предсмертной воли. Но разве счастье может длиться вечно? Вот и сейчас оно было прервано неким беловолосым подлым существом, прячущимся под личиной человека. Бьякуран втихаря утащил сопротивляющегося Саваду и сумел покинуть территорию Кёи незамеченным. Дальше проблем с перевозкой усыплённого «груза» не возникало.* * *
Доза снотворного была небольшой, потому Тсуна очнулся довольно быстро, через несколько десятков минут после того, как его привезли в Кокуё. Из-за близости иллюзиониста вторая половина сна превратилась в сущий кошмар, но Савада был совсем не рад, что сумел проснуться. — С добрым утром, соня, — ласково прошептал Бьякуран, сидя на стуле возле кровати и читая книгу, которую вскоре отложил в сторону, оставив закладку. Тсунаёши осмотрелся и глянул в окно. — Ещё вечер, — полусонный прокомментировал он. — Бьякуран! — ужаснулся он, когда окончательно проснулся. От его восклика очнулся дремавший под боком Мукуро, которого, к своему ужасу, десятый босс Вонголы сразу не заметил. Очень сильно захотелось научиться падать в обморок. — Почему я здесь? Я выполнил твоё условие! — И ты поверил, что я сдержу своё слово? — беловласый едва не рассмеялся в лицо Тсунаёши. — Меня всегда забавляла твоя наивность. Непонятно только, как ты с ней жить умудряешься. Савада хоть и был наивным, но не настолько, чтобы спокойно ждать расплаты. Схватив покрывало, ибо совсем бегать голым не привык, он ринулся к выходу, врезавшись со всего маху в столб, созданный прямо перед ним обнажённым Рокудо. — Это было невероятно глупо, — спокойно произнёс Бьякуран, глядя на распластавшегося на полу Тсуну. Иллюзионист только хмыкнул: он за «юным Вонголой» наблюдал уже давно, старательно продумывая планы по захвату тела — это не самое глупое, что ему довелось увидеть. Впрочем, именно по этой причине он и объединился с Бьякураном. Сладколюбивый тиран силком дотащил кричащего и упирающегося Саваду обратно и грубо бросил на кровать к Мукуро. — Полегче, — попросил Рокудо, недовольный, что его едва не пришибли его же будущим телом. — Бьякуран, отпусти! Ты ведь не собираешься?.. — Собираюсь что? — удерживая Тсуну за ноги, пока Мукуро держал за руки, спросил беловласый. — Изнасиловать тебя? А это уже зависит от тебя. Дашь согласие, тогда мы просто будем получать взаимное удовольствие. — Бьякуран! — О да-а! Ты ещё не раз за сегодня произнесёшь моё имя. Деспот обхватил Саваду руками и крепко прижался пахом к пятой точке, давая понять, что в любой момент готов его взять. По всему телу пробежала дрожь, и голос исчез — невозможно было взмолить о пощаде. — Мукуро-кун, убери одеялко, — приказал беловласый. Рокудо без энтузиазма послушался, открыв своё оголённое тело взору. Увиденное Бьякурана не впечатлило. — Что это? — Моё тело. Дальше что? — Мукуро-кун, ты меня прекрасно понял. Почему оно висит? — с некой угрозой проговорил сладколюбивый тиран, легонько ущипнув иллюзиониста за яичко, за что получил пяткой в челюсть. Савада молился богу, замерев. — «Оно» встанет, когда понадобится, — недовольно ответил Мукуро. Он успел немного задремать, пока ждал пробуждения Тсуны, потому ещё не до конца проснулся. Конец, впрочем, тоже ещё не очухался, но начал набираться сил, стоило хозяину глянуть на запуганную жертву. — Ну, ладно, — согласился Бьякуран, заметив перемену. Усадив Тсунаёши на Рокудо, беловолосый оставил пленника на попечение Туманного юноши. Савада с ужасом смотрел в разноцветные глаза: молить уже было бесполезно. И чем твёрже становился орган, на котором он сидел, тем больше хотелось плакать. Ещё обиднее было оттого, что это должен был быть его первый раз, тот самый сокровенный, который Тсуне хотелось подарить любимому. И они бы уже давно попробовали, если бы не глупый страх несведущего в интимных делах наивного зверька, роняющего теперь слёзы и корящего себя. — Не стоит плакать, — сев и обняв Тсуну, прошептал Рокудо ему на ушко, пальцами считая позвонки. — Всё будет хорошо, — продолжил он успокаивающе. Рокудо нежно поцеловал Саваду в плечико. Тсунаёши казался таким слабым, таким хрупким, но при этом обладал потрясающей разум силой. Мукуро наслаждался мыслью, что эта невообразимая мощь станет его, как только он овладеет телом Десятого. Ещё немного… Всего лишь дождаться, когда Бьякуран уйдёт, и кровавый договор будет заключён. — Пожалуйста, — прорезался сдавленный голос пленника, — не надо. Одумайтесь! — громко всхлипнув, на эмоциях едва не сорвался на крик Тсуна. — Это неправильно… — почти задыхаясь от отчаяния закончил он. Сидевший позади Бьякуран сдержанно рассмеялся. — Савада, — Мукуро легонько укусил в шею, — Тсунаёши, весь этот мир одна большая ошибка — в нём нет ничего правильного. Смирись. — И расслабься, — добавил бывший в будущем босс Мельфиоре, выдавив смазку из тюбика на пальцы. Рокудо лёг обратно и потянул Саваду за собой, позволяя беловласому заняться подготовкой. Поигравшись чуток с мошонкой иллюзиониста для разнообразия, Бьякуран принялся за соблазнительную попку Тсунаёши. Погладив тыльной стороной ладони по мягонькой ягодице, деспот запустил вначале один палец в анал, затем второй, разминая и массируя. Тсунаёши был бы рад воспользоваться пламенем, но страх съел всю решимость до капли, а без экипировки Вонголы её нужно уйма. Поэтому Савада только тихо плакал, сильно напрягшись и сжав ладони в кулаки до белых костяшек. Никто не придёт… Никто не поможет… Кёя так далеко… — Тсунаёши-кун, я просил тебя расслабиться, — строго произнёс тиран, на что Савада лишь всхлипнул, уткнувшись носом в плечо ласкающего иллюзиониста. — Тебе же хуже. Бьякуран недобро глянул на Мукуро, и тот понял, что от него хотят. Рокудо отстранил от себя своё будущее тело и стал душить, глядя прямо в глаза. Ухмыляясь, он с интересом наблюдал, как охваченного ужасом юношу покидала жизнь. Медленно, болезненно и… унизительно. Савада пытался вырваться, едва ли не царапал руку своего хранителя до крови, но Бьякуран помогал его держать, не забывая при этом стимулировать простату. Порой Тсуна насаживался сам, извиваясь в агонии. Постепенно его движения замедлялись: сил бороться за жизнь не оставалось. На пороге смерти он испытывал… облегчение. Страх и сожаление тоже, но будущее его уже не волновало. В кои-то веки он почувствовал себя свободным. Какое же то было наслаждение! Стимуляция Бьякурана и испытываемые чувства окончательно вскружили голову. Савада задрожал и кончил под смех беловласого. В тот момент Мукуро его отпустил, и Тсуна упал на него обессиленный, пачкаясь собственным семенем. — Вот так-то лучше, — одобряюще прошептал Бьякуран, поглаживая Саваду по спутанным волосам. Закинув в рот пару таблеток, он передал их Тсуне поцелуем. — А так будет ещё лучше. Не теряя времени, тиран вошёл почти полностью в расслабленное тело. Тсунаёши слабо протестующе застонал. Затуманенное сознание не так ясно воспринимало боль. Ощущения были более чем странными, но приятными их назвать было весьма и весьма сложно. И всё же сладколюбивый деспот делал всё, чтобы доставить несчастному удовольствие, задевая самые чувствительные места, заставляя Тсуну вновь терять голову. Нежа руками, целуя украдкой и ласково шепча возбуждающие пошлости, Бьякуран прижимал жертву к иллюзионисту, двигаясь плавно, дабы не навредить, но и чтобы Мукуро получал свою порцию удовольствия. Постепенно странные ощущения превратились в приятные, несмотря на начинающую проявляться грубость. Почувствовав, что на Саваду начал действовать наркотик, Бьякуран задвигался жёстче, сконцентрировавшись уже только на своих ощущениях. Тсунаёши перестал что-либо понимать. Хотелось ещё и ещё? Чего? Да чего угодно! Савада даже не заметил, как во второй раз кончил. Казалось, словно разум существовал отдельно от тела, крепко обнимающего и прижимающегося к Мукуро. Кончив в пленника, Бьякуран отцепил его от Рокудо, развернул к себе лицом и усадил на стоящий член иллюзиониста. Одурманенный Тсуна был невероятно податливым — делал всё, что от него требовал белый демон. Послушно насаживался на Рокудо вновь и вновь, стонал в усладу насильникам, развратно целовал коварного тирана. Тсунаёши был настолько опьянён, что даже не вскрикнул от боли, когда Бьякуран присоединился к пытке, лишь сладко простонал, приняв боль за наслаждение. Где-то глубоко внутри он осознавал, что что-то неправильно, но туман в голове только сгущался из-за одновременно терзающих двух членов и наркотика. В какой-то момент всё померкло. Тсуна потерял сознание.* * *
Бьякуран принимал душ, и не похоже, чтобы в ближайшее время он собирался покинуть обитель Тумана, потому Мукуро решил не дожидаться его ухода. Прогулявшись голышом до трезубца, Рокудо открутил от него наконечник и вернулся к лежащему на кровати Саваде. Только он замахнулся кинжалом, желая оцарапать юношу, как был остановлен кем-то противным и мокрым. — Не стоит, Мукуро-кун. Я не отдам мир в твои руки. Я в нём ещё жить собираюсь. — Ты почему воду не выключил? — с угрозой спросил Мукуро. — Да я думал попросить тебя потереть мне спинку, — как ни в чём не бывало произнёс Бьякуран. — Я потру, — зловеще прозвучал голос Хибари. Ещё более зловещим прозвучал звук выпускаемых из тонфа шипов. — Этим? — вопросил беловласый. — Мочалка для мазохистов, ей-богу. Кстати, ты рано. Я тебя только через полчаса ожидал. Кёя комментировать не стал, сразу напал на маньяка. Мукуро абсолютно спокойно смотрел, как безжалостно рушили его комнату. Ну, по крайней мере в этот раз целью главы дисциплинарного комитета был не он, что необычно. Хотя руку… и не только руку к похищению он всё же приложил. — Пойду, что ли, воду выключу, — вслух подумал Мукуро. — Можно подумать, ты за неё платишь! — прокричал вслед Бьякуран, отбиваясь первым, что под руку попалось — вешалкой. В ванной комнате Рокудо задержался. Ровно до тех пор, пока не прекратились звуки драки, и не послышалось, как захлопнулась дверь. — Надо бы помыться, — заключил иллюзионист, впервые так просто избежавший драки с хранителем Облака.* * *
Тсунаёши начал просыпаться ещё во время битвы, но глаза открыл, когда уже Кёя на руках вынес его за территорию Кокуё. Равномерное биение сердца больше не успокаивало как обычно. Всё ещё кружилась голова, а на душе бушевала буря спутанных эмоций. Савада не смог долго молчать. — Извините… — За что ты извиняешься? — Хибари взаправду понять не мог. За слабость? Мало похоже на зверька: он не воспринимает силу. За произошедшее? В том нет его вины. За?.. — Я правда вас использовал, — тихо признался Тсуна. Разговорился ли он из-за нетрезвости ума от не выветрившегося наркотика или же услышанных в полусне слов Бьякурана, проигнорированных во время схватки Кёей — не суть важно. Молчать было тяжелее, чем раскаяться. — Я вас тогда не любил. Бьякуран сказал правду. Я… — Не имеет значения, — солгал Хибари. Значение имела оговорка «тогда», ведь это означало, что теперь всё иначе. Что было тогда, было понятно и так, недаром в признании чувствовалась фальшь. В чём причина — неважно. Мнение других — пустое. Да и если бы чувства зверька остались прежними, он всё равно принадлежал ему, ему одному, потому что: — Я ведь предупреждал, что не отпущу тебя. Больше никто никогда не посмеет к тебе прикоснуться. — Простите… — еле слышно всхлипнул Тсуна. Он не мог остановиться и продолжал неслышно плакать, в конце концов заснув в тёплых объятиях любимого.