Hyacinthes mirages

Огромный просторный зал. Толстые витые колонны, неоправданно высокий потолок. Зал настолько большой, не видно, ни где он начинается, ни где заканчивается. Если прислушаться, кажется, что где-то вдали шепчет море, волны раз за разом омывают пустынный песчаный берег. Или, может, это легкий осенний ветер, еще по-летнему теплый, гоняет по аллее золото-огненные листья. Кружит их в небывалом, удивительно красивом танце. Каждый услышит свое. И колонны, и пол, и уходящий в неведомую высь потолок – все выкрашено в синий цвет. Ультрамарин. Насыщенный, самый что ни на есть синий. Синее предзакатного неба над океаном. Но цвет не очень яркий, не отталкивающий. Словно проступающий сквозь невесомую золотистую завесу, дымку. Гилберт стоит у подножия одной из колонн, где-то в центре зала, с удивлением, восхищением и растерянностью осматриваясь. В нескольких шагах от себя он замечает высокую фигуру. Он делает шаг в ее сторону, и она движется ему навстречу. Силуэт нечеткий, расплывчатый, но Гилберт точно знает, кто это. Еще несколько шагов, и они стоят лицом к лицу в полуметре друг от друга. Гилберт не ошибся. Перед ним Винсент. На его лице все те же эмоции, но еще улыбка. Не та приторно-сладкая, приторно-ласковая, не сулящая никому ничего хорошего, а совсем другая. Мягкая, счастливая. Искренняя. Винсент всегда улыбается так, когда он рядом с братом. Неважно, где, когда, зачем – самое главное, что бы Гил был рядом с ним. «Все это больше всего похоже на… » - Сон, - оба смотрят дуг на друга, осознавая, что произнесли одно и то же одновременно. «Сон… сон… он…,» - эхом проносится по необъятному залу. Что-то в этом таинственном синем пейзаже неуловимо меняется. Словно прокатывается волна теплого воздуха, и через секунду все воспринимается иначе. Конечно же, сон. Что же это еще может быть. Они продолжают с интересом осматриваться. На полу в изобилии лежат самые разные предметы, которых – оба готовы были поклясться – не было мгновение назад. Маленькие стеклянные шарики, листья, перья, обрывки лент – шелковых или атласных - ,песок, осколки стекла и зеркал, лепестки роз. Прямо в воздухе невысоко от пола висят свечи разной толщины и высоты. Вместо пламени – небольшие темно-синие искры. Капли воска падают и замирают в полете, так и не достигнув пола. В высоких хрустальных бокалах тоже плещется что-то синее. Синее до черноты. Мягкий бело-золотой свет, льющийся лучами откуда-то сверху, рассыпается, сотни тысяч раз преломляясь и отражаясь, мириадами бликов по полу, колоннам… Невыносимо синее, невероятно красивое. - Гил?... давай.. давай потанцуем, - Винсент несмело протягивает брату руку, и тот, к небывалой радости светловолосого Найтрея берет ее. Оба делают несмелый шаг, но ничего из находящегося на полу не меняет своего местоположения. Их ноги осторожно касаются пола, но ничто не сдвигается ни на миллиметр. Осколки, перья, лепестки – нарисованы на полу. Искуснейшая игра синих оттенков, света и теней. Реалистичный мираж. Несмотря на то, что всегда пропускал уроки танцев – обязательные для дворянина – Гилберт очень хорошо танцует. Легко, спокойно, непринужденно. Две высокие фигуры в красивом неторопливом вальсе кружат по синему залу. Кажется, они сами уже сливаются с этой бесконечной синевой, становясь ее частью. Только волосы Гила все так же чернее крыльев ворона. Только волосы Винсента все той же золотой волной струятся по плечам, спадая ниже лопаток. Только их глаза – золотые, как янтарь, и кроваво-красный, как старое вино – все так же светятся ярким неугасимым светом. Искренним счастьем, пусть даже и непроявляющемся слишком уж явно. Найтреи бесшумно движутся, скользя по каменному полу. От случайных прикосновений свечи, висящие в воздухе, и бокалы, стоящие внизу, просто растворяются в воздухе. Рассыпаются синей пылью. Винсент вдруг явственно ощущает, что все это, все что происходит – сон, мираж, иллюзия – совсем скоро растает и никогда больше не повторится. И даже не останется в памяти. Странное до крайности чувство – понимать такое, находясь во сне. В душу разноглазому Найтрею сразу же начинает скрестись щемящая, сосущая тоска. - Винс… что-то не так? – светловолосый поднимает голову, услышав чуть взволнованный голос брата. На лице Гила уже нет и тени улыбки, он снова серьезен, разве что во взгляде янтарно-золотых глаз плещется нежно-мечтательная грусть. - Но ведь, когда я проснусь, все это исчезнет. Ты исчезнешь. И снова все будет как раньше. Тогда уж лучше совсем не просыпаться! В голосе разноглазого Найтрея звенят нотки отчаяния. Из глаз готовы хлынуть слезы. Колонны где-то на грани видимости начинает рушиться, словно крошится стекло. Пол понемногу бледнеет, становясь прозрачным, бесплотным. Гилберт лишь чуть сильнее сжимает руку брата в своей, лишь чуть ближе прижимает его к себе, продолжая танец. - Когда ты проснешься, уже ничто никогда не будет как раньше. Будет иначе. Лучше. Я обещаю… Последние слова черноволосого Найтрея тонут в грохоте падающих колонн. Уже и силуэты братьев начинают истончаться, таять. В последнее мгновение Гил, слегка наклоняясь, касается бледными губами губ Винса и исчезает. Растворяется, оставляя после себя лишь легкое прикосновение холодного воздуха и шлейф ощущения случайных прикосновений. Светловолосый Найтрей пытается закричать, но безмолвный крик так и не вырывается из его груди. Но вспоминая последние слова Гилберта, он закрывает глаза и слабо улыбается той самой улыбкой. И исчезает вместе с остатками ультрамариновой иллюзии. Рассыпается в вечности пригоршней ультрамариновых лепестков. Их любимый цвет.