Прививка

- Итак, - нервно сказал Лингвини, когда я сошел с его ладони на стальную поверхность лабораторного стола. – Что мы теперь будем делать? - Есть два основных укола для вакцинации крыс, - сообщил ветеринар. – Это обеспечит защиту от всех серьезных заболеваний, которые могут заразить людей. У меня закружилась голова от острого запаха химикатов и дезинфицирующих средств. - И он сможет пойти... э… в смысле, я смогу взять его в ресторан? - уточнил Лингвини. Хотя я знал, что сталь стерильна, под моими лапам она казалась грязной. У меня появилось ощущение опасности. Ветеринар сделал экспрессивный жест: - Хоть на Луну, если захотите. Здесь, на неумолимом металле, чувствуешь себя очень неуютно, и я ненавижу, когда обо мне говорят так, как будто меня здесь нет. Но мы это уже обсуждали. Я не могу вечно прятаться, поэтому сертификат, свидетельствующий о том, что я получил все уколы, требуемые министерством здравоохранения – это наилучший для меня способ открыто появиться в ресторане. Эта затея выглядит сомнительной даже после всех этих процедур, но я всецело уверен в силе убеждения мясного топорика Колетт. - Ты хорошо здесь себя чувствуешь, Маленький Шеф? Одновременно с моим утвердительным кивком я услышал смех ветеринара: - Вы так говорите с ним, как будто он вас понимает! Стол внезапно показался мне еще более неуютным, а белый халат, неясно вырисовывающийся около меня - еще более угрожающим. Я успел почти забыть унизительное чувство ощущения себя существом, меньшим человека, но теперь оно вернулось ко мне со всей силой. И оно еще более усилилось, когда доктор продемонстрировал иглу. Мое сознание похолодело от одной только мысли: «Боже мой, она огромна!». Длинный, слегка поблескивающий металлический шест, толщиной в половину моего запястья, хищно сверкал в флуоресцентном свете, его косо вырезанный острый и светящийся наконечник был подобен крестообразному профилю стрелы. Ужас поразил мое сердце, когда доктор со знанием дела взялся за шприц, отражения скользили вверх-вниз по блестящему цилиндру, и я мог видеть конусообразное острие похожей на нож поверхности. Я представил, как оно вонзается в мою плоть, оставляя в ней четкую круглую дырку. Он наполнил шприц жидкостью и выдавил немного ее в воздух, затем бесстрастно повернулся ко мне. Пока он это делал, он улыбался, и яркий свет отражался от его белых зубов. Я не мог. Хромированный цилиндр придвинулся ко мне, холод нержавеющей стали под моими голыми лапами, вкрадчиво-беззаботное лицо человека, ловко обращающегося с инструментом - мне внезапно пришла в голову, на мимолетную секунду, сцена пытки из фильма "Бразилия". "Это просто укол", - сказал я себе мысленно, но я не мог удержаться от того, чтобы не взвизгнуть от страха, отбежав назад. - У вас есть меньшие иглы? Ветеринар, похоже, был раздражен тем, что его прервали. - У вас есть? - настаивал Лингвини. Его голос вернул меня в реальность. Голос ветеринара звучал раздраженно. - Мы можем использовать меньшую иглу для первого укола, но нам все равно понадобится большая для последнего, поэтому я… - Используйте сейчас маленькую. Ветеринар снисходительно улыбнулся: - Вы вероятно слишком сентиментальны, месье Лингвини. Но нет необходимости в… - Используйте сейчас маленькую. Еще одна усмешка. - Мой дорогой месье Лингвини, вы не должны столь эмоционально относиться к своим домашним питомцам. Видите ли, они не чувствуют боль так же, как и мы. Лингвини стиснул зубы. - Если вы сейчас не используете меньшую иглу, то я ухожу и забираю его с собой. Ветеринар раздраженно вздохнул, но все-таки отложил монстроподобный шприц, и я едва не упал в обморок от облегчения. Для того, кто кажется рохлей, Лингвини, без сомнения, имеет много твердости в нужные моменты. Но в основном, я должен признать с сожалением, он проявлял ее, лишь защищая меня. Человек в белом облачении повернулся, возясь со шприцем, его точные движения были скрыты его широкой спиной, и я так приковал свое внимание к каждому его действию, что я совсем пропустил, как Лингвини присел вниз и его глаза оказались на уровне моих. - Эй, - прошептал он мягко. - Это скоро закончится. Мое горло схватил спазм. Я тщетно пытаюсь проглотить, но мое тело, продрогшее до костей, не подчиняется мне. Я не могу встретиться с ним взглядом. Я ухитряюсь сделать кивок. Это кажется мне величайшим подвигом. Фигура в белом облачении подходит ко мне, и я не могу отвести глаз от иглы. Этот шприц имеет размер с меня самого. К своему стыду, я начинаю дрожать. "Ты не должен сопротивляться ему", - думаю я в панике, видя раздражение на лице ветеринара. Человек смотрит на меня, сухо, безучастно. Его деловитые, бесстрастные пальцы тянутся ко мне. "Это необходимо, это необходимо", - твержу я себе, заставляя себя оставаться неподвижным, борясь с годами, когда мной руководил инстинкт бегства, в дополнение к скручивающему кишки ужасу, который заставляет меня усиленно дышать. - Подождите. Я замечаю раздражение со стороны человека, стоящего возле меня, но Лингвини выставляет руку. - Секунду. Он пододвигается ближе, так близко, что я могу видеть каждую его веснушку, его рыжие волосы частично заслоняют меня от режущего глаза света наверху. Он простирает ко мне руку через холодную стальную поверхность, протягивает руку, словно хочет сделать рукопожатие, с большим пальцем, обращенным кверху. - Хочешь держаться за меня? Даже не раздумывая, я благодарно бросился в его объятия. Его большой палец вместе с указательным обхватили меня подобно лапам Эмиля, а я сам обхватил основание его большого пальца. Мой подбородок покоился на коже между указательным и большим пальцами, моя грудь прижалась к его теплой ладони. Мои пальцы погрузились в его рукав, будто в спасательный трос. Теперь мне было не так холодно, и я был не одинок. - Я готов. Лингвини кивнул. - Хорошо. - В самом деле, месье Лингвини, вы слишком... Но что именно он "слишком" было заглушено болью, от которой на моих глазах выступили слезы. Игла показалась мне ножом, вонзающимся в мою лопатку, а затем жидкость, которую она впрыскивала в меня, стала жечь меня подобно кислоте, и как будто полоса огня нещадно опалила мою спину. У меня перехватило дыхание, и я развернулся, чтобы укусить. "Что я делаю?" Я сумел сдержаться как раз вовремя. Если бы я укусил руку Лингвини, то я бы прокусил ее насквозь, возможно, повредив ему сухожилие. Мои зубы сомкнулись в воздухе, и я почувствовал, как моя голова болтается из стороны в сторону. Тяжело дыша, я заметил, что ветеринар убрал иглу. Меня бил озноб; я тяжело опустился в объятье Лингвини, его пальцы крепко обняли меня, его большой палец поглаживал мою спину. Другой рукой он гладил мою пылающую рану на лопатке, приглаживая частички моей шерсти. Я не мог говорить. С досадой я вытащил свои когти из дырок, которые они проделали в рукаве Лингвини, когда мои передние лапы невольно напряглись. "Ой". Я даже не заметил этого. - Ты в порядке, Маленький Шеф? Я кивнул и попытался улыбнуться, но это было слишком трудно для меня. Я был подавлен и краем глаза увидел, что готовится большая игла. Если эта доставила мне столько страданий, что же тогда сделает другая? Если бы я был человеком, то немедленно бы вспотел. Лингвини посмотрел на меня с исключительно большой проницательностью для своего бесхитростного лица. - Ведь нет? Нежный палец погладил мою щеку. - Ты плачешь! Я пожал плечами - бесполезно отрицать это. Наверное, мои глаза выделили немного слез. - Тебе было очень больно? На это не было ответа, кроме лжи. Я снова покачал головой. - Ах, Маленький Шеф. Сочувствие в его глазах просто обезоруживало меня; он всегда мог видеть меня насквозь. - Послушай. Если хочешь, то мы сейчас все прекратим. Что? А как же санитарные инспекторы... ресторан... - Забей на санитарных инспекторов и ресторан. Я не хочу, чтобы ты страдал. Большие, полные искренности карие глаза пристально смотрели на меня. - Скажи только слово, и мы уйдем отсюда. Что скажешь? Поразительно, но благодаря всему им сказанному, Лингвини, вероятно, затронул во мне нечто, что придало мне силы для того, чтобы пройти через все испытания. Просто осознания того, что он был на моей стороне, было для меня достаточно. «Несите его», - я сделал нарочито небрежный жест. - Ты уверен? - Месье Лингвини, меня ждут другие пациенты… - Он не готов, - сказал Лингвини резко, настолько резко, что ветеринар замолчал. Когда Лингвини снова заговорил, его голос был сама нежность. - Ты уверен, приятель? В качестве ответа я сделал уверенный кивок и нырнул в объятие из пальцев. Вдобавок, я вытащил носовой платок Лингвини оттуда, где он был засунут в его рукаве, и запихал его себе в рот, чтобы мне было что кусать. Лингвини направил на меня обеспокоенный взгляд, но ничего не сказал. Я показал ему, что все в порядке. Поехали. - Как вы будете готовы, доктор, - сказал Лингвини. Когда ветеринар сжал мой бок, в его пальцах не чувствовалось доброты, а затем была лишь одна ослепляющая мучительная боль. Боль была сильнее, чем в моих худших опасениях - моя кожа распарывалась и разрезалась на части, по мере того, как острое, скошенное острие проходило сквозь меня. Затем я почувствовал, как моя плоть и мои мышцы трескаются и повреждаются, шприц, толщиной с мою лапу прокладывал себе путь сквозь мои мышцы, разрывая их - я горел, и я мог слышать свой собственный вопль. Это просто не могло быть лечебной процедурой. Мне казалось, что я умираю, я с силой укусил платок, и крутился в объятии Лингвини, корчась от боли. Он крепко обхватил меня, удерживая меня, но я корчился, всхлипывал и вопил, и мне не становилось лучше. - Стойте! Стойте! - кричал Лингвини, наряду с кучей других вещей, которых я не мог хорошо понять сквозь свои вопли. - Мы почти кончили, месье Лингвини. Имейте терпение. - Вы убиваете его! Остановитесь НЕМЕДЛЕННО! Он продолжал кричать, но его голос превращался в искаженный фоновый шум. Мое зрение начало затухать, моя голова начала шуметь, и холодные, неотвратимые тиски боли начали ослаблять меня и уносить в головокружительную темноту. Я благодарно встретил ее, но сильно вздрогнул, когда почувствовал, что шприц вытаскивается. - Ну, вот и все. Не так уж и страшно все было? Пальцы Лингвини немедленно нажали на место укола, сильно надавливая, для того, чтобы заставить замолчать кричащие нервы, удаляя массажем боль, блокируя ее давлением. Однако это было слишком поздно. Мое тело пылало, я не мог двигаться, и его прикосновение было единственной вещью, которая не причиняла страдание. - Ах, Маленький шеф, - шептал он, его голос был проникнут болью. - Почему ты должен был пройти сквозь это? Шшш… все прошло, все прошло, никто тебя больше не тронет… Под его ласковым массажем непосредственная шокирующая и жестокая боль отступила, но она оставила мое тело, по-прежнему охваченное агонией, жидкость, как кислота, жгла меня, пульсируя при каждом ударе сердца. Я попытался улыбнуться, чтобы показать, что со мной все в порядке. Но мои колени были слабы, и я не мог сдержать свой плач, вырывавшийся наружу в виде неконтролируемых всхлипываний. Пальцы Лингвини крепко держали меня, его другая рука подхватила меня с другой стороны, чтобы поднять со стола и поместить в заботливые чаши ладоней. И это было кстати, поскольку мои лапы меня не могли больше удерживать. Все, что я мог сделать - это лежать в объятьях Лингвини, униженный своей беспомощностью. Я услышал вокруг себя громкие человеческие голоса. Резкий, кричащий голос Лингвини. - Что вы с ним сделали? - Это совершенно обычная процедура... - Не втирайте мне тут про обычную процедуру! Посмотрите на него! Ему плохо! - Месье Лингвини, ваша чрезмерная чувствительность... - Моя чрезмерная чувствительность! А как насчет вашего бессердечия? Он мой друг! По-вашему, я не должен о нем беспокоиться? Взгляните на это! Его поглаживание моих лопаток прервалось на мгновение, и я почувствовал мягкий шлепок пальцем по моему бедру. - У него кровотечение! Посмотрите, в каком он состоянии! Все ваши пациенты, которым вы делаете укол, находятся между жизнью и смертью? - Право же, это чрезмерное преувеличение... Я пытался сказать Лингвини, что со мной все в порядке, но меня охватывало головокружение, когда я пытался шевелиться. Он видел это и становился еще более разозленным. Почему его голос похож на женский? Я моргнул, пытаясь навострить свой слух. Я понял, что здесь находится Колетт. Позже я сообразил, что ее привлекли сюда все эти крики, но в тот момент я просто обрадовался ее присутствию и поддержке и слабо улыбнулся. Колетт открыла рот, чтобы поприветствовать меня, но тут же закрыла его, как только ее взгляд встретился с моим. Я был тронут заботой, расположением, добротой, которые мог прочесть в ее взгляде. Она повернулась к кому-то, кого я не мог увидеть. Решив, что я и в самом деле должен увидеть, что происходит, я немного изменил свое положение. Она крепко держала более старого мужчину в белом халате за локоть - помимо того, что эта поза была агрессивной, у нее также был вид женщины, которая хочет получить несколько ответов. - Скажи месье Навусо, что произошло, Альфредо, - потребовала она. - Он - управляющий клиникой. Я пытался очистить голову от тумана и немного стряхнуть слабость, когда Лингвини объяснял ту или иную вещь по поводу укола. Он запинался, и тогда, не обращая внимания на опасность со стороны использованных шприцев, он наклонился, сорвал крышку контейнера для биологических отходов и указал на иглу, лежащую на вершине кучи. - Посмотрите на это! - воскликнул он, обращаясь к ним. - Разве это подходит для крысы? Управляющий клиникой бегло взглянул в контейнер, потом внимательно вгляделся, вытащил очки из кармана, надел их, наклонился, взглянул поближе и тогда медленно, очень медленно он повернулся, чтобы посмотреть в лицо ветеринару. Когда он заговорил, в его голосе была нотка, которая испугала даже Колетт. - Вы использовали иглу 16 размера? - прошипел он угрожающе. - Она вполне подходит для животных… - сказал ветеринар оправдывающимся тоном. Навусо шагнул к ветеринару с лицом, потемневшим от гнева. - Приятель, ты ослеп? Это крыса, а не буйвол! - В справочниках написано, что этот вид вакцины должен вводиться только при помощи 16 размера… - Особо тяжелым, мускулистым животным, - голос менеджера перешел в крик, - таким, как лоси, лошади, медведи, слоны! Он открыл рот, чтобы заговорить вновь, но испуганная Колетт повернулась к нему: - Он использовал для нашего друга шприц, предназначенный для СЛОНОВ? Навусо повернулся к ней. - Чтобы дать вам аналогию в человеческом масштабе, это все равно, если бы двухдюймовую свинцовую трубу воткнули бы в вас без анестезии. Тут произошло несколько событий в быстрой последовательности; только несколько позже я смог их отделить друг от друга в памяти. Лингвини издал приглушенный звук и отдернул руку, которая гладила мой больной бок, как будто я стал столь хрупким, что это прикосновение ухудшило бы мое состояние. Управляющий набросился на ветеринара, его голос усилился до крика: - Как вы вообще получили свой диплом? Вам не стыдно? Как вы могли так мучить бедную зверюшку? Мне даже стало немного обидно за то, что меня назвали «бедной зверюшкой». А Колетт устремилась к ветеринару и ударила его кулаком так сильно, что он отлетел к окну. Он сильно шлепнулся о стену, сместив жалюзи, которое отвязалось и упало на его голову. Повалившись, он без сознания соскользнул вниз по стене. Навусо невозмутимо посмотрел на Колетт. - Спасибо, мадам, - поблагодарил он ее. - Если бы вы это не сделали, я бы сам это сделал. - Я хочу, чтобы он был уволен, - тон Колетт заставил похолодеть мою кровь, хотя она была рассержена вовсе не на меня. - Считайте, что это уже сделано, - управляющий сделал шаг по направлению ко мне, - теперь давайте посмотрим повреждения… Я похолодел от страха и отпрянул. Руки Лингвини немедленно поднялись в виде щита, защищая меня. - Никто не коснется его. - Месье, я хочу просто посмотреть, не повредила ли игла какие-нибудь жизненно важные... Колетт встала перед нами обоими. - Никто, - раздраженно сказала она. - НИКТО не коснется его без его разрешения. Я не мог видеть ветеринара, но услышал, что он сделал шаг назад. - Месье, мадам, я должен проверить, не разорвала ли игла что-нибудь, нет ли опасного кровотечения... - Вам не кажется, что немного поздно для этого? - пробормотала Колетт, но все же отступила в сторону, позволив мне увидеть человека. - Что думаешь, мой Маленький Шеф? Кровь все еще струилась по моей ноге, и я видел логику в том, что он говорил, но ничто не могло заставить снова забраться на этот стальной стол. В отчаянии я спрятался на груди Лингвини, и его пальцы немедленно обвились вокруг меня, его большой и указательный палец обхватили мои плечи. Пока он гладил меня успокаивающе, меня била дрожь, которую я даже не знал, как попытаться усмирить. - Никто не сделает тебе ничего без твоего позволения, - сказал он, и я знал, что это обещание, на которое я могу положиться. - Это может быть опасно, - сказал Навусо, и в первый раз взглянул на меня. В отличие от того равнодушного ублюдка, его взгляд был искренним и теплым. Я бы предпочел довериться ему, но я все еще страдал... - Если вы его сейчас не осмотрите, то чем это может грозить? – с очевидной практичностью спросила Колетт. - Паралич, - сказал менеджер учтиво, с сожалением. - Внутреннее кровотечение. Смерть. Я услышал затрудненное дыхание Лингвини, и он убрал свои руки от груди, чтобы посмотреть мне в глаза. - Пожалуйста, Маленький Шеф? Я взглянул, моргнув, на стол. "Ни за что". Я видел, как Лингвини следил за моим пристальным взглядом, и я почувствовал внезапную дрожь, которая прошла через него, когда он понял, что чувствуешь, когда одиноко стоишь на холодной стали, уже скользкой от твоей крови, ожидая того, кто причинит тебе боль. - Будет так, как ты скажешь, - вновь заверил он меня, но при этом он пристально смотрел на расстроенное лицо Навусо, и его бровь обеспокоенно изогнулась. В глазах Колетт блеснул огонек - у нее появилась идея. Не глядя на врача, она вопросительно повернулась ко мне. - А что, если он обследует тебя прямо там, где ты находишься, Маленький Шеф? Я почувствовал, как мое дыхание участилось, когда я перевел взгляд с выжидающего лица доктора на настойчивый взгляд Колетт, а затем на умоляющее лицо Лингвини. Страх все еще сжимал мои внутренности, но если это будет происходить прямо здесь, в руках моего друга, то мне казалось, что я мог бы это вытерпеть... Как будто прочитав мои мысли, Лингвини снова обхватил меня своими теплыми пальцами. - Ты можешь заставить его остановиться в любой момент, достаточно тебе сказать хоть слово, - уверил он меня. Я закрыл глаза и тяжело опустился в его объятия. - Хорошо.

***

- Пожалуйста, закончите с этим поскорее. Колетт нетерпеливо постукивала ногой, пока медицинский секретарь готовила сертификат, и мельком взглянула на мужа и друга, ждавших в дверях. Фактическое обследование оказалось немного скучным, и Колетт сочла, что это было к лучшему - она не думала, что Реми мог бы вынести в данный момент еще какой-либо стресс. Хотя старший врач исследовал его настолько осторожно, насколько это было возможно, она видела, как крыс вздрагивал от боли, хватался за свитер Альфредо, и ткань собиралась в складки под его маленькими, дрожащими лапками. Она наблюдала, не выпуская их из поля зрения, пока врач занимался исследованиями. Она видела, каким напряженным был Реми, каким напряженным было его тело, как он тяжело дышал, борясь с охватившей его паникой - даже несмотря на то, что Альфредо был рядом с ним, сложив руки в пригоршню вокруг друга, низко склонившись над ним, прижав свой нос к его носу и все время вполголоса шепча теплые слова. Она покачала головой, опять смотря на них - Альфредо поглаживает маленькие, чувствительные мышцы нежными пальцами, Маленький шеф сильно вжимается в щель между рукой Альфредо и его одеждой, как будто ища здесь убежища - и поняла, что улыбается. Любовь между этими двумя осязаема, теперь она стала лишь сильнее после года совместной работы, и, будучи далека от ревности, Колетт чувствовала, что она воодушевлена этим обстоятельством, дающим возможность наслаждаться неожиданным и необычным теплом этой замечательной дружбы. Секретарь в конце концов подняла взгляд от своего письменного стола (Колетт едва не закатила глаза при виде ее обесцвеченных светлых локонов, сочетавшихся с толстым слоем туши для ресниц) и передала им документы. Подписав их, Колетт с торжеством протянула их своим друзьям, не в силах сдержаться от огромной ухмылки, расплывшейся на всем ее лице. Моя любовь, мой друг, вуаля! Ее встретили две пары карих глаз. Крошечное лицо просияло, выразительные глаза наполнились гордостью. И все же на сей раз этот взгляд обычно пылких глаз был тусклым и контуженным, и Альфредо подумал, что все это не стоило столь высокой цены. Но, по мнению Колет, это сожаление было бессмысленно, поскольку цена уже была заплачена, и настало время пожинать плоды. Она бережно держала свидетельство - так, чтобы Маленький Шеф мог бы крепко схватиться за него и читать. Однако оно было громоздким, поэтому она решила разложить его на стуле и подала знак рукой. Альфредо бережно поместил Реми на поверхность свидетельства, и крыс медленно прочел его, поворачивая голову из стороны в сторону. Реми поднял голову к ним с очевидным восторгом, и Колетт улыбнулась ему в ответ. - Поздравляем! Альфредо до сих пор выглядел, как ушибленный, и Колетт толкнула его в бок. - Все кончено. Он сделал это, - прошептала она. - Давай, улыбайся! Улыбнись для него! Это то, что он хотел, помнишь? - Ммм... да. Это не был безукоризненно разумный ответ, но он был дан. Наклонившись и протянув руку, так, чтобы крыс мог бы в нее запрыгнуть, ее муж сумел выдавить из себя неуверенную улыбку. Но когда Реми неуклюже вскарабкался с документа на ладонь Альфредо, бодро улыбаясь, несмотря на свое безусловно болезненное тело, его лапы были настолько слабыми, что он вынужден был опереться на другую руку его друга (чрезвычайно охотно предложенную), и сертификат, который он покинул, был испачкан следом его крови. Улыбка исчезла с лица Альфредо, и он дал волю своим слезам - до тех пор, пока не смог их остановить, и Колетт вытолкнула их обоих из клиники. "Я должна переговорить с Альфредо", - решила она.

***

Эта возможность вскоре представилась, когда Колетт решила разместить сертификат в симпатичной рамке, которую она купила по случаю на рынке де Клиньянкур несколько месяцев тому назад, и повесить его в ресторане рядом с ее Дипломом Высших Кулинарных Искусств и дипломом Альфредо с его родины. - О, нет, Колетт! - жалобно вскрикнул Альфредо. - Пожалуйста, не вешай его здесь! Она знала, что могла бы досадить ему этим, но это был тот момент, когда нужно быть тактичнее. Она повернулась, положив молоток и гвоздь, и, глядя ему в глаза, спросила: - Почему не вешать его? - Я... просто... каждый раз, когда я смотрю на него, на его кровь на нем... - вздрогнул Альфредо. - Я вспоминаю тот день. - Но это то, что он ЗАСЛУЖИЛ. Он, возможно, хочет видеть его здесь наверху, вместе с нашими сертификатами; это то, чем он будет гордиться. Разве не так, дорогой? - Я... - Альфредо разочарованно вздохнул. - Уверен, он заслуживает этого. Но то, чем он заплатил за него, - он уныло махнул рукой, - это боль и страдание. Разве ты не видела, чего ему стоило получить эти уколы, – добавил он устало. - Он выглядел ужасно после этого, - признала Колет. - Но теперь с ним все в порядке, мой милый. Все прошло. Но Лингвини упрямо покачал головой. - Мне бы хотелось, чтобы все это не было бы столь тяжело для него. Мне бы хотелось, чтобы он не... не подвергался бы всему этому. Когда-нибудь меня вконец достанет то, как все предвзято к нему относятся. Это приводит меня в ярость. Я просто хочу, чтобы я мог бы что-то с этим сделать. - Разумеется, Альфредо. - Э? - Ты кое-что уже сделал. - Но я... - Ты - его друг. Ты находишься рядом, когда он нуждается в тебе. - Э? А, в этом смысле... ну..., - Лингвини простер руки, показывая, что это не нуждается в словах. - Да, - горячо кивнул он. - Всегда. Но... Колетт притянула его к себе в любящем объятии. - Я думала, ты поймешь, - сказала она нежно ему в грудь, - что этого достаточно. - Нет, не достаточно! Я... Отстранившись, Колетт просто улыбнулась, но при этом все же раздраженно закатила глаза. - Иди, поговори с ним. Я думаю, он скажет тебе, - ее голос обрел уверенность, - что да.

***

- Привет, Маленький Шеф, я сожалею о том дне. Ты знаешь, у ветеринара. - Что? - я жестикулировал ему так хорошо, как только мог, искренне удивленный. - ТЫ сожалеешь? Это тот идиот должен был бы сожалеть. Ты спас там мою жизнь. Я знаю, возможно, это преувеличение, но, черт возьми, если не мою жизнь, то, по крайней мере, мой рассудок. Мой друг выражает несогласие и яростно трясет головой. Затем он вдыхает сквозь зубы, смотрит вверх, затем вниз и вокруг - стандартный синдром потери слов у Лингвини. - Мне хотелось бы, чтобы ты не платил ту цену, которую ты заплатил. Я был растроган. Смотря прямо в его глаза, я пытался выразить ему всю признательность, которую чувствовал. - Ты был там вместе со мной. - Я... наверное, Маленький Шеф, - пробормотал он, протягивая руку, чтобы приласкать мою шерсть. - Я знаю, но мне все же жаль. Я... я просто... Воспоминание о том дне снова промелькнуло в моем сознании - дне, когда я признал, кем я был, дне, когда я перестал притворяться; дне, когда я ворвался в ресторан Густо, не обращая внимания на тех, кто видел меня, полностью готовый умереть. Когда я меньше всего этого ожидал, он встал между мной, ножами и огнями, не отступил и сказал: "Не трогайте его!" Это была последняя вещь, которую я ожидал, и первая радостная неожиданность в мой жизни. Первая из многих, как оказалось. Жестикулируя, я надеялся, что то, что я хочу сказать, понятно: - Я знаю, что ничто не может мне особо навредить, пока ты со мной. При этом его лицо смягчилось, и он улыбнулся. - Я никогда не позволю чему-нибудь навредить тебе, если смогу. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Я... Я люблю тебя, Маленький Шеф. На это я пожал плечами, глубоко вздохнув, обдумывая, что и как сказать. Я никогда не ожидал, что скажу это, и чудеса никогда не прекратятся, но... я тоже, я думаю. Лингвини понял. Он одарил меня искренней улыбкой и показал поднятый вверх большой палец в знак одобрения, возвращаясь обратно к работе. А я остался размышлять о том, что, когда я сказал "Изменения начинаются тогда, когда мы это захотим", как же мало тогда я знал, и как моя жизнь продолжает меняться - в большей мере, чем кто-то мог предположить… … и к лучшему.