Оттенки.

О том, что же на самом деле представляет собой Питер, мать его, Хейл, Мелиссе предсказуемо рассказывает Скотт через пару недель после того, как за ночь, проведенную в полицейском участке, вообще узнается много нового о родном Бейкон-Хиллс, существах, его населяющих, и даже собственном сыне. Новость о том, что Скотт - оборотень, дается Мелиссе нелегко, и это самое мягкое и неверное определение. Она в шоке. Она в отчаянии. Она боится. Мелисса подолгу не выходит из своей комнаты, нервно смеется, плачет и думает, что, кажется, сошла с ума. Она старается не сталкиваться со Скоттом, слушает, как он что-то говорит ей, стоя за дверью, и вспоминает его изменившееся лицо и страшно горящие желтым глаза. Наконец Мелисса смиряется, понимая, что у нее нет никакого морального права игнорировать сына, да и любит она его любым, просто сейчас ей тяжело понять и принять то, что происходит вокруг нее. Она знает и то, что спрятаться в спальне - не лучшее решение проблемы, поэтому однажды вечером выходит из комнаты, обнимает Скотта и просит рассказать все по порядку. Мелисса думает, что удивить ее ничем уже нельзя. Расплачиваться за свое заблуждение тяжело: когда Скотт с пренебрежением, вскользь упоминает психованного дядюшку Питера, который едва не убил их всех, у нее темнеет в глазах, и она внезапно осознает, что дышать как будто бы и нечем. "Как ты сказал? Питер? Питер Хейл?" - спрашивает она, до последнего надеясь ошибиться. "Да, я же говорю, дядя Дерека. Но ты не волнуйся, он уже ничего не сделает: Дерек перерезал ему глотку". С ее губ срывается истеричный смешок, и Мелисса неловко ерошит ладонью волосы Скотта: "Чудесно, милый". Она бездумно смотрит прямо перед собой, а потом бормочет что-то про внеплановое ночное дежурство, долго путается в рукавах куртки - у нее отвратительно жалко трясутся руки - и едва ли не выбегает из дома. К счастью, Скотт, демонстрируя то ли тактичность, то ли полное непонимание происходящего, не спрашивает ее ни о чем. На улице довольно-таки тепло, но, несмотря на это, Мелисса зябко кутается в куртку. В голове тысячи мыслей, но ни одной ясной, приносящей облегчение. Мелисса никогда не видела серых оттенков, разделяя мир лишь на белое и черное, и теперь она решительно не знает, куда же отнести Питера, невозмутимого и галантного, понимающе улыбающегося и вкрадчиво говорящего. Питера, перерезавшего с десяток человек, преспокойно убившего Кейт Арджент на глазах у ее племянницы и, главное, способного - и готового - с легкостью расправиться со Скоттом и его друзьями. Она не знает, куда отнести себя, желающую выцарапать Хейлу глаза за один лишь косой взгляд в сторону сына, за одну лишь угрожающую ноту в его голосе, и в то же время отчаянно жаждущую вновь ощутить прикосновение хейловских пальцев к своей щеке, забывая о том, сколько крови на его красивых руках. Ноги сами ведут ее в сторону леса, потому что есть то, в чем Мелисса не сомневается ни минуты: ей необходимо увидеть старый особняк, убедиться в реальности произошедшего и... поставить точку? Да, именно так. Она долго плутает между деревьев, стараясь думать о чем угодно, но только не о Питере Хейле. Однако мысли о нем все же проскальзывают. Глупые, сродни "так вот почему он не отвечал на смс...", и абсурдно смешные, вроде того, что история о женщине, влюбившейся в психованного оборотня, затмила бы и "Сумерки". Перемежая нервный смех с тихими и емкими ругательствами, Мелисса добирается до искомой поляны. Она удивлена тому, что вообще ее нашла, будучи едва ли не впервые в этом лесу и не зная даже примерного расположения особняка. Но факт остается фактом: она стоит прямо перед старым жилищем Хейлов. Мелисса уверена, что это именно оно. Кто еще будет селиться так далеко в лесу? Да кто вообще селится в лесу? Поляна залита солнцем, пахнет мокрым мхом и свежей травой, весело щебечет не видимая за деревьями одинокая птица. О недавних событиях свидетельствуют лишь изломанные ветки да опаленная трава. Мелисса опускается на колени и проводит ладонью по обожженной земле. Она закрывает глаза, и ей кажется, что она чувствует жар огня и запах горелой плоти, видит искаженное лицо Питера, все темнеет - и вот уже не Хейл, а она мечется в огне, силится закричать, пытается выбраться из огненного плена, но не может даже пошевелиться, а в ушах отдается чей-то хрипловатый издевательский смех. Мелисса зажмуривается сильнее и с облегчением выдыхает, когда вместо огненных всполохов перед глазами появляются цветные круги. Она встает с земли, немного пошатываясь, и подходит к особняку. Он выглядит зловеще и жутко, как полагается обиталищу нечисти в фильмах ужасов, и Мелисса медлит, еще опасается заходить. Она рассматривает потемневшие пятна крови на ступенях и думает, что, возможно, и она сгорела тогда вместе с Хейлом, с одной лишь разницей: Питеру уже ничего не нужно, а ей, выжженой внутри, надо жить. Она шагает внутрь, и старые доски жалобно скрипят под ее ногами. Мелисса старается ступать как можно тише, но все равно отчетливо слышит мягкий стук собственных кроссовок по деревянному полу. Вокруг темно, неуютно и пыльно - от этой пыли слезятся глаза, и хочется немедленно покинуть давно уже всеми заброшенное место, но Мелисса упрямо обходит каждую комнату, с горечью смотрит на почерневшие обломки мебели - сложно поверить, что раньше здесь царила жизнь. В одной из последних комнат она находит небольшой мягкий комочек: то, что когда-то было плюшевой игрушкой, медведем или зайцем, теперь уж не разобрать - на обгоревшей мордочке выделяются только укоризненно глядящие пуговицы-глаза. Мелисса бережно поднимает беднягу с пола, отряхивает от пыли и сажает на подоконник - пусть теперь он видит только хорошее. Когда Мелисса выходит из особняка, ей кажется, что у нее отняли что-то важное. Она знает: ей не удастся перестать думать о Питере. Она научится различать оттенки.