Дорога домой

Его звали Джон. Сара наняла его через интернет – получила резюме и тут же дала свое согласие. После развода магазин остался на ее плечах, а ведь она совершенно ничего не понимала в оружии, которым теперь торговала. Вот Эрик – он знал все, сам и товары заказывал, и консультировал, и за кассой стоял, а что она? Занималась домом и детьми, стирала, готовила, возила сына в музыкальную школу и дочь на танцы. А потом Эрик ушел, нет, сбежал к этой женщине, как будто все это ничего не значило, как будто она была плохой женой или матерью. И куда делись десять лет брака, на что они ушли? Магазин остался ей. Раньше Сара почти не заходила к мужу на работу – ей было неуютно среди ружей, пистолетов, коробок с патронами. А вот теперь приходилось. Сперва все шло плохо, так плохо, что хотелось рыдать – и нанятые продавцы оказывались либо безнадежными лентяями, либо в товаре понимали даже меньше Сары, и прорвало трубы, затопив магазин. А еще были дети, был развод, бессонница и усталость… Потом появился Джон и все стало лучше. Сара наняла его продавцом-консультантом (кто может понимать в оружии лучше бывшего военного, верно?), но он предложил помочь с поставками, сам менял лампочки и починил давно сломанный замок на одной из витрин, даже покрасил стены в подсобке. А еще Джон был добр, вежлив с клиентами, никогда не опаздывал и казался настоящим подарком богов, потому что такие люди обычно не идут работать в еле держащиеся на плаву магазинчики. *** Утро выдалось свежим, ярким, светлым. Блестели рваные зеркала луж, воздух разве что не звенел от чистоты и чудилось, что город улыбается тысячами витрин, подмигивает сотней светофоров. Сара с наслаждением вслушивалась в цокот своих каблуков по асфальту. День был хорош, жизнь была прекрасна. Казалось, кто-то в небесной канцелярии поставил на максимум звуки, цвета и запахи – хотелось остановиться и впитать в себя Нью-Йорк, наполниться им до краев. Около входа в магазин Сара оправила платье и улыбнулась своему отражению в стеклянной двери. Колокольчик негромко звякнул. Джон, конечно, уже был на месте - сидел и что-то читал. Он приходил очень рано, а уходил значительно позже закрытия – однажды Сара полушутя спросила что-то о том, когда же он успевает жить, проводя столько времени в магазине. Джон улыбнулся как-то странно и горько и ответил, что ему нужно успеть не так уж много. И, конечно, его стало жаль. Но какая-то часть разума жестоко и эгоистично обрадовалась его одиночеству. Ведь прошло больше полугода после развода, дела в магазине шли замечательно, Сара была еще далеко не стара, а Джон был таким добрым, привлекательным и понимающим… До открытия оставалось целых пятнадцать минут. - У меня есть для тебя новости, - начала Сара, облокотившись о прилавок. Джон улыбнулся, отложил книгу в сторону («Америка» Кафки, странный выбор) и ответил: «Слушаю». - Тебя ищет дядя. Сара взглянула в изумленные глаза и продолжила: - Он сказал, что ты удивишься, и, может, вообще его не помнишь, но там какие-то проблемы с чьим-то наследством, он не слишком много уточнял… Ну, дозвонится тебе твой родственник не смог, адреса электронной почты не нашел, так что узнал, где ты работаешь, и позвонил на мой рабочий номер. Просил передать, что твое присутствие в Детройте просто необходимо. Адрес я записала, а как связаться с ним твой дядя не уточнил… Мистер… Какая-то птичья фамилия, вылетела из головы… А, Корвус. Точно. Гарольд Корвус. Джон застыл, точно его ударили под дых, резко втянул воздух и побледнел. Сара испугалась было – что-то такое промелькнуло на знакомом лице, чего она никогда раньше не видела. Мелькнуло и пропало тот час, словно померещилось. - Да. Думаю, я его помню, - он ответил спокойно, как говорил всегда, но что-то все-таки изменилось, повисло в воздухе незримой, но плотной стеной… Сара кивнула и молча шмыгнула в подсобку, забыв, что хотела заказать где-нибудь столик на двоих и все-таки пригласить Джона поужинать. Звякнул колокольчик над дверью. *** - Люди лгут постоянно, «Самаритянин» не станет обращать внимания на обычное несоответствие, если прямо не мелькают ключевые слова, за которые он запрограммирован цепляться… Гарольд сидит в кресле напротив и объясняет. Что информация, переданная через кого-то, защищена лучше. Что теперь ему удается иногда заставлять нового бога Нью-Йорка смотреть в ту сторону, в которую ему, Финчу, нужно. Что близится очередной раунд борьбы, и поражение в нем может означать только смерть. - Я мог отправить вам электронное письмо или позвонить, но это было бы более рискованно. Никаких прямых контактов в поле зрения «Самаритянина» не должно быть… По крайней мере пока. Джон слушает и, хотя новости нельзя стопроцентно назвать «хорошими», успокаивается. Он почти не помнит, как отработал вчерашний день, как просил Сару о небольшом отпуске «для поездки к дядюшке», нагружал спортивную сумку оружием и мчался ночью по указанному в записке адресу. Почти десять часов дороги сливаются в его сознании в тугой комок темноты, фонарей, страха и предвкушения. Гарольд почти не изменился. Костюм-тройка, очки в черной оправе… Разве что седины у висков прибавилось. Впрочем, у Джона тоже. - Вам стоит уехать в Нью-Йорк через несколько дней. Я переведу на ваш счет определенную сумму, которую все будут считать полученным наследством. На работе расскажете что-нибудь о нудных семейных сборищах, не мне вас учить, - Гарольд устало улыбается уголками губ и замолкает. Высказав все необходимые инструкции, он позволяет себе чуть расслабиться и впервые по-настоящему взглянуть на Джона. - Ты хочешь сказать мне что-то еще, - Риз подается вперед, чувствуя, что что-то важное еще не прозвучало, что Финч почти физически давится этим чем-то. - Я… - Гарольд облизывает губы. Опускает взгляд. Снимает и нервно сжимает в пальцах очки, - Должен заметить, что это все не обязательно. То есть, той суммы, которая будет переведена под видом наследства дальнего родственника, вполне хватит на расширение магазина. Ведь с вашим появлением дела там идут неплохо. У Сары на вас серьезные планы, да и ее детям вы нравитесь. Я просто хочу сказать, что это может быть вашей жизнью. Небольшой бизнес. Семья. Пикники по выходным, поездки в кино с детьми – нормальная жизнь, Джон. Обычное, общечеловеческое счастье. Обычно Гарольд говорит «мистер Риз», и каждое его «Джон» - это почти откровение. Не дождавшись ответа, Финч встает с кресла, говорит, что даст подумать над своим предложением и делает шаг к выходу. На душе удивительно пусто, ни сожалений, ни тревоги, абсолютный эмоциональный вакуум. Гарольд думает, что это не должно быть так просто – развернуться и уйти под настойчивым взглядом Риза, но тело послушно, словно ему все равно, словно оно не часть его, а грубый инструмент… Собственное имя настигает Финча ударом в спину. - Гарольд, - повторяет Джон, опуская ладони на напряженные плечи, - я тебя не оставлю. Мы справимся. Вместе. - Неужели вы даже не подумаете над этой возможностью? - Это не то, что мне нужно. Можешь считать, что я уже все взвесил и принял решение. Финч молчит. Он чувствует вину и думает, что ему вообще не следовало выходить на связь. Именно потому, что Джон не мог не отказаться, и они оба знали это. И это нечестно с его стороны - отобрать полгода мирной жизни, новые связи и перспективы. Уничтожить того нового человека, который мог бы работать, не опасаясь поминутно за свою жизнь, жениться на хорошей женщине, заменить отца двум детям… - Мне кажется, ты слишком много думаешь, - Джон обнимает его, утыкаясь носом в макушку и прикрывая глаза. - Да… Да, пожалуй, - негромко отвечает Гарольд. Комната, в которой они стоят, погружена в полумрак. Обычная гостиная обычного немолодого и одинокого программиста – мало мебели, плотные шторы на окнах. Последние две недели Финч принимал здесь нечастых гостей, читал, выполнял небольшие заказы и учился бороться с «Самаритянином». Совсем скоро ему предстоит покинуть это место и, пожалуй, грусть вполне уместна. *** - Я свяжусь с вами. Предположительно через три-четыре недели. Мне хотелось бы, чтобы за это время вы подготовили достойный путь отступления – скажите Саре, что узнали о болезни близкого родственника, или что кто-нибудь настойчиво звал вас сменить место работы… Уход не должен быть внезапным, это подозрительно. Они снова сидят в той же гостиной несколько суток спустя. Гарольд повторяет последние инструкции и старательно не смотрит на стоящую рядом с креслом сумку Джона – их время неумолимо истекает. Два дня, проведенные вместе в Детройте, стали словно бы возвращением в лучшие времена, до поражения и вынужденной разлуки. Прогулки с Медведем в парке, ужины в небольших ресторанчиках, разговоры, в которых старательно не затрагивались последние полгода – как попытки вспомнить, как все было. Как все должно быть. Джон закидывает сумку на плечо. Пора уходить. Но ему кажется, что осталось слишком много невысказанного, непростительно много. Поэтому он опускается на колени напротив Финча, так, что их лица оказываются на одном уровне. Нужные слова, те, в которые можно было бы вместить все, что нужно, никак не приходят в голову. Глаза у Гарольда светлые, с крапинками темно-синего по краю радужки. Когда Гарольд подается вперед и накрывает губы Джона своими, это оказывается по-настоящему правильно. Они целовались раньше – в бархатистой темноте библиотеки, когда очередной номер оказывался спасен и с доски снимались все фотографии и распечатки. Когда Джон зашивал свежую рану - «Царапина, Финч, нет повода для беспокойства» - и застегивал новую рубашку, взамен окровавленной. Когда Машина молчала, и можно было просто пойти в кино или прогуляться с Медведем. Они целовались. Но первым всегда был Джон. Словно Гарольд просто позволял касаться себя – руками, губами. Покорно отвечал, но никогда сам не переступал этой невидимой границы. - Тебе пора, - Финч отстраняется и бросает взгляд на часы на каминной полке. Тик-так, время не намерено застывать, секундная стрелка все так же неутомима. - Береги себя. Джон устраивает тяжелую сумку поудобнее на плече, когда Финч отстраненно, словно бы между делом замечает: - Я действительно был бы рад, если бы ты остался с Сарой. Джон только улыбается – мягко и горько, и чуть медлит прежде чем ответить: - Я знаю, Гарольд. Я знаю. Въезжая в Нью-Йорк на следующий день Джон впервые за много месяцев чувствует, что возвращается домой.