Тень

Джейн Шепард никогда не понимала людей, что желают оседлой жизни. Может из-за того, что сама всю жизнь прожила на кораблях, а может из-за чистой жажды к приключениям. Кто уж это знает?.. Родилась будущая командор одиннадцатого апреля, какого-то там захолустлого года, который вряд ли отличился чем-то от остальных, чтобы его запоминать. Роды у Ханны прошли очень трудно, как и беременность - была даже угроза тому, что девочка умрет, так и не увидев света и не услышав маминой колыбельной. Как-никак, родить хотя бы относительно здорового ребенка на двадцать второй неделе беременности - слишком трудная задача, даже для сильных женщин. Конечно, родить ребенка размером чуть больше ладони - довольно страшно. Еще страшнее - сидеть над небольшим инкубатором и тихо молится за то, чтобы "Бог", или как там его зовут на Земле, смилостивился над еще ни в чем не повинной девочкой и дал ей шанс на жизнь. *** Ханна, которой наконец-то дали подержать на руках маленькую Джейн, не сдержала скупой армейской слезы. Она, казалось, была готова и разрыдаться, если бы не уверенность в том, что даже перед дочкой она не должна выглядеть слабой. Особенно перед дочкой. И все же, те ужасные и окутанные страхом за маленькую Джейн дни, мало-помалу, но переросли в обыкновенные заботы за маленькой доченькой. И пусть заботы были немного своеобразны, ввиду почти кочевого образа жизни семьи Шепард, но, они были от этого не менее полны любви и заботы к дочурке. Да что там говорить – до рождения Джей семья Шепардов была на грани развода – ни Ханна, ни Майлз, уже не выдерживали друг друга. «Джинни» же, как ее ласково звал отец, стала маленьким солнышком в их семье, что прогнало все тучи раздора и непонимания. Она стала смыслом существования обоих родителей – теперь они были не просто на службе. Они знали, что где-то там, за кучей дверей, сидит их маленькая половиночка, Джейн Шепард. И что ради этого маленького солнышка, наверное, действительно стоило вытерпеть столько времени раздоров и непониманий в семье. Но, как бы ни хотелось родителям подольше понянчить маленькое рыжеволосое чудо, девчонка росла. И не по дням – а по часам, или как там было в этом Земном выражении?.. Насыщенно-зеленые глаза девочки, почти полностью перешедшие ей от отца, не могли не радовать Ханну. Да, пусть она и хотела, чтобы в Джейн было больше от нее, однако, это не отнимало легкой тоски за мужем, что почти постоянно был на дежурстве, и довольно редко проведывал что ее, что их доченьку. Последнее ее, можно сказать, не только растроило - а в какой-то момент даже оскорбило. Но, приняв во внимание то, что на все вещи, что для Ханны, что для малютки, нужны кредиты - она немного успокоилась. Но не на долго. *** Первым другом семилетней Джейн Шепард стал соседский мальчишка, Мэтью Скотт. Его родители, как и родители Джей, были солдатами Альянса. Их сын был однолеткой Джей, и, как ни странно для обоих семей, дети довольно быстро нашли общий язык. Мать Скотта не одобряла его дружбы с "солдатней", однако, терпела. Замкнутый мальчишка словно расцветал рядом с рыжим "солнышком", а какой матери не хочется, чтобы ее дите было счастливым? Было даже немного комично то, что не смотря на переезды, дети находили способ общения. Иногда это были письма по электронной почте, иногда - тайная передачка с родительских инструментронов. Они искали любой повод, чтобы повидаться, поговорить о какой-нибудь лабуде. И родители, довольно быстро смирившиися с "любвиобильностью" их детей, позволили им созваниваться каждые три дня. Они обсуждали все, что могли обсудить - от того, какая пушка Альянса мощнее (конечно, в этих спорах побеждал Скотт), до того, кто сколько преступных группировок знает (тут знания парнишки давали слабину, что уж). Да и Скотт, в отличии от Шепард, был отнюдь не столь разгильдяйским мальчишкой. Блондин, всего на пару сантиметров ниже зеленоглазой, был довольно сильным заучкой, что довольно сильно противопоставлялось веселой и активной Джейн, что только и могла, что искать приключения на свою пятую точку. Задачей же Скотта не редко было то, чтобы вытаскивать Шепард из передряг, и, желательно, невредимой. И, ближе к десяти годам, Мэт смог не только добиться исключительно искренней дружбы с рыжиком, но и оказаться одним из редких людей, которым она доверяла, может, чуть больше, чем себе. Да и, было в нем то, что Джейн любила – Мэтью любой, даже самый скучный предмет, мог пересказать своими словами. И, о чудо - этот пересказ был в разы интереснее, чем хождение к учителям. Ну, по крайней мере, для зеленоглазой. Нужно ли зацикливать внимание на то, что даже не смотря на нелюбовь Джейн к разным заумным наукам, она могла часами напролет слушать слегка хриплый лепет мальчишки в очках, не обращая внимание ни на время, ни на ворчание матери Скотта о том, что он зря теряет время, пытаясь объяснить «дочурке солдатни» основы точных наук. *** Ближе к четырнадцатилетию, пути Шепард и Скотта уже очень сильно начали различаться. Если в случае с Мэтью все было относительно понятно – парень захотел учиться на инженера, дабы быть полезным обществу и вообще показать себя, то в случае с Джейн… Скотт мог поклясться, что она шла на курсы подготовки для Солдатов по одной простой причине – хотела удивить своего отца, закаленного в боях мистера Майлза, вид которого порой вызывал в Мэтью странный… трепет, ибо столь мужественного и крепкого мужчину даже среди капитанов Альянса следовало поискать. Однако, новость о желании Джейн вступить в вооруженные силы Альянса вызвали на губах Майлза лишь скромную и уставшую улыбку. «Джинни еще не знает, чего желает…» - подумалось тогда ему. Но он не озвучивал этого – не хотел преждевременно остудить столь горящий пыл собственной дочери. *** Снимая общую с Джейн квартирку, Скотт очень часто мог наблюдать из ряда вон выходящую усталость Шепард. Он почти постоянно наблюдал ее либо в полусонном состоянии, либо в состоянии выжатого лимона, когда она, даже не раздеваясь, плюхалась на свою кровать и спокойно начинала тихо-тихо посапывать, наплевав на то, что даже ботинок не сняла. Этим всем занимался Мэтью. Отложив учебники, он со вздохом вставал и, наплевав на вообще какое либо разделения по полам, переодевал Спящую Красавицу в ночнушку, унося грязную одежду в стирку. Но Мэт бы приврал, если бы сказал, что ему не нравилась Джейн. Он очень часто задумывался о ней, не как о друге, однако, быстро отметал эти мысли. Девушка была солдатом, а солдатам не до любви – так он считал. Ведь, если враг будет знать твое слабое место, он им незамедлительно воспользуется, не так ли?.. Джейн же могла бы давно попросить инструкторов немного полегче относится к ней - как-никак, а она была дочерью довольно уважаемых людей Альянса. Но Джейн была принципиальной девочкой - все нужно делать самой. Подготовка к становлению солдатом была трудна - это Шепард поняла еще с первых занятий, когда порой в голове каждые десять минут так названных «пыток» проносились мысли "а может все кинуть к черту?".. Ибо, чего греха таить - в своем отряде Шеп была единственной девушкой. И уж чего-чего ей не хватало под импровизированным "перекрестным огнем", так это щупающей ее округлую филейную часть чужой руки. Но, благо, ее командос быстро научил рыжую, как с этим справляться - после пары сломанных рук и вывихнутых предплечий, многие парни оставили попытки завоевать холодное и почти каменное сердце Джейн. Почему каменное?.. *** Хоронить отца в закрытом гробу очень-очень больно. Майлз Шепард сделал для своей дочери слишком многое, чтобы она могла просто так выкинуть его из сердца. -"Разгерметизация Скафандра. Смерть была болезненной - он не успел выдохнуть. Быстрое расширение легких, разрыв мягких тканей, внутреннее кровоизлияние... Но, от этого, не менее быстрой - могу предположить, он потерял сознание секунд через пятнадцать-двадцать после разгерметизации", - слова доктора не только не подарили покоя - они лишь влили топлива в костер отчаяния. Ей было больно и страшно. Кошмар отца, как ни странно, стал ее кошмаром. Каждую ночь Джей с криком просыпалась в холодном поту, хватаясь за голову и дрожа - один и тот же сон. Космос, скафандр, разгерметизация. Но в броне, вместо ее мужественного отца, командира-лейтенанта Майлза Шепарда... находилась она сама. Щуплая, с не сильно выдающаяся формами что спереди, что сзади, девчонка, решившая связать свою службу с Альянсом по одной причине - хотела, чтобы ею гордился отец. Дурочка, разве нет? И даже находясь в объятиях растрепанного Скотта, она не могла успокоится, пусть и становилось немного спокойнее. Пусть ему завтра сдавать экзамен - он подорвался, как только услышал тихий болезненный стон девушки. Словно ему и не хотелось спать, он в два шага преодолел небольшое пространство между их кроватями, а затем, скрепив кольцо рук на ее тонких плечах, начал уже как-то по привычному ее успокаивать. Скотт, казалось, остался единственным, кто ее понимал. Мать, Ханна, после опознания останков, просто молча подала заявку, и вскоре покинула космопорт на каком-то фрегате. Ушла. И оставила Джейн одну с ее кошмаром. Гладя ее шершавой ладонью по затылку, Мэтью еле-еле сдерживался от слабой улыбки. Джейн жалась к нему и, немного испуганно, но прижимала его к себе за плечи, уже какой день подряд не высыпаясь из-за кошмаров. Но блондин был не против - достав с тумбочки свои очки в чёрной пластиковой оправе, он натянул их на нос и, подняв лицо Шепард, легко коснулся губами ее лба. Этот неловкий, словно маленький ритуал, всегда действовал на Шеп как снотворное. Слегка надувшись от наглости блондина, она утыкалась лбом в его плечо, позволяя тому просто-напросто крепко обнять девицу, не выпуская и грея не хуже одеяла. Объятия дорогих людей всегда дарили какое-то ощущение защищенности, хотя, она и понимала - инженер вряд ли сможет ее защитить, даже если захочет. Разве что наоборот. Но даже самым сильным людям порой нужно плечо, о которое можно опереться. А по возможности - и поплакаться. Она до сих пор помнила тот день, чертову пятницу. Прошло всего пару дней после опознания останков отца, и она с трудом, но догадывалась, зачем ее вызвали. Тяжело сглатывая ком в горле, Джейн дрожащей рукой она приняла от одного из членов экипажа ее отца жетоны - по случайности, он забыл их одеть в ту самую вылазку на тот проклятый астероид. Этот же мужчина, не сильно запоминающейся внешности, ей и рассказал о том, как погиб ее отец. Она надеялась, черт подери, что ее отец погиб в бою. Наивно, слепо, но надеялась. Тогда она могла хотя-бы считать, что он умер не зря, не оставил их с матерью из чистой прихоти кого-то свыше, а отдал свою жизнь при выполнении долга. Правда же оказалась зла: это была чистая случайность. Майлз оказался не в том месте, не в то время - и его задело одним из кусков астероида, что отделился неподалеку от их небольшой стоянки. Его могли спасти щиты, это правда. Но какие, мать вашу, щиты спасут, когда повреждены дыхательные трубки?.. Глупая, глупая, чертовски глупая смерть для героя, что пережил столько сражений, и погиб от нелепой случайности. Сжимая жетоны в небольшом кулачке почти до побеления костяшек, семнадцатилетняя Джейн прижала их к груди. Отца нет - а значит, и причины быть солдатом больше не было. Или все не так?.. *** Акуза стала личным адом для Шепард. Вся операция, от первой жертвы и до вытаскивания их из боя на еле-еле работающем челноке– все было до отвращения… наигранным. Она надеялась, кусая губы и в очередной раз наводя свой прицел на огромного молотильщика, что все это – ночной кошмар. Что стоит ей проснуться, вновь закричать сквозь сон, уже по-привычному сжимая в руках ни в чем не повинную подушку - и вечно растрепанный Скотт вновь заключит ее в крепкие объятия, поглаживая по макушке и шепча успокаивающие слова. Она лелеяла все это в своей молитве. Молитве солдата. Молитве без слов. Джейн Шепард надеялась, что проснувшись, она вскоре забудет тот самый взгляд темно-карих глаз Скотта, что, нежно улыбаясь в предсмертной дрожи, и одновременно тихо шептал заветные слова командору. Той, что в немом отчаянии пыталась обработать пенициллином огромную, почти сквозную рану в боку инженера, что недавно пытался почти так же залатать их безнадежно сломанный челнок. Рану можно было бы спокойно обработать, будь она от оружия. Яд молотильщика же, с противным шипением, разъедал остатки целого обмундирования парня, словно издевался над тем, как он уже давно истекал кровью. Мэтью умирал. Умирал на ее руках, и Шепард ничего не могла сделать – полевого врача с ними не было, да если бы и был – у него было бы намного больше дел, чем спасать какого-то инженера: -Мэт.. Мэтью, прошу, держись, я вытащу тебя, - шептала почти в бреду зеленоглазая, надеясь, что все еще можно исправить. Что пульс, что не прощупывался у застывшего Скотта – лишь ошибка. Ее ошибка. В ее голове дрожала, как осиновый листик мысль, что еще все можно исправить. Что сейчас, немного поерзав, она нащупает пальцами артерию на шее Мэта, и обнаружит, что сердце бьется. И что он, вновь улыбнувшись окровавленными губами, прошепчет еще раз: "-Я люблю вас, командор." Она надеялась на это. Надеялась всем, черт подери, своим солдатским сердцем. Но пульса не было. Биотик из ее отряда, Гилберт, почти за плечи оттащил рыдающую Джейн от тела, почти неся ее на руках и, используя биотику, быстро уносясь с того укромного места у сломанного челнока, где они были. К слову, довольно вовремя - ибо трех одновременных плевков яда не выдержал бы никто из их команды, даже спрятавшись в укрытии. Как не выдержал его оставшийся там труп Мэта. Одно было ясно: хоронить было нечего. Радовало одно - ему уже не было больно. Он заслужил похорон, но кто будет выискивать среди кучи обгорелых трупов одного-одинешенького инженера, что пусть и спас своего командора, вовремя отпихнув ее с траектории одного из плевков молотильщиков. Но.. даже умирая, он улыбался ей. Верил в нее. Он хотел бы, чтобы она жила - и только потому Шепард не вырывалась с хватки Гилберта, что нес своего раненного в ногу командора к точке, где должны были забрать их отряд. Отряд, состоящий из дюжины людей, двенадцати хороших ребят, не считая ее. Шепард не помнит, как они добирались до челнока. Она слабо помнит, как Гил говорил что-то о заряде в центре Акузы, и о чем-то, вроде, очень важном. Последнее так же не отложилось в и без того перегруженном мозгу рыжеволосой. Сидя в кресле челнока, она невидящим взглядом смотрела куда-то вперед, казалось, сквозь стену. И казалось, ей в мозгу выбились все те имена, все звания тех людей, которые погибли по ее вине. Каждый из них, каждое их слово и каждый посмертный вздох остался в ее сознании слабой дымкой. Она видела теплую улыбку Элис, что перед заданием успокаивала командора тем, что вряд ли бы их, еще "зеленых" солдатов, позвали куда-то в ад, видела хитрый взгляд Чарльза, что строил глазки своему соседу, Этану. Помнила нервного Гарри, что только и мог, что смотреть под ноги. Как оказалось, его дома ждала беременная азари, которую он очень любил... Шепард помнила и понимала многое. Но не могла сосредоточиться на одном. Понять одного. Зачем. Почему их, неопытных и слабых, послали в такую мясорубку?.. Вряд ли бы ей кто-то ответил, даже если бы она спросила. Ей было наплевать на то, что ее пытались подозвать. И еще более было плевать на внезапно пошедшую с носа кровь. Как и на то, что совсем по непонятным причинам, она свалилась на бок и, потеряв сознание, просто-напросто канула в небытие. И знаете, в ту минуту двадцатитрехлетней Джейн казалось, что даже если бы ее сейчас проглотил молотильщик – ей бы было до лампочки. Наступило состояние полного психического и физиологического истощения – несколько дней без еды и сна вряд ли кто бы протянул, а тем более, еще совсем «зеленые» солдаты. Придя в себя в больнице, Джей тихо надеялась, что все позади. Но это было не так. После миссии оказалось, что имплантаты Гилберта во время отхода нагрелись настолько, что оставили его калекой до конца жизни. А прожил он ровно три недели после возвращения с Акузы - повесился в своей каюте, написав в предсмертной записке признание в любви одной из погибших. Шепард оказалась последней выжившей, что смогла рассказать об этой миссии остальным. Рассказать Правду, а не наигранную ложь о несчастном случае и "незнании степени опасности". *** Прийти в себя для Шепард после Акузы было очень трудным испытанием. Психические расстройства, умноженные на всеобщее истощение ресурсов организма, дали свои результаты – просыпалась Джейн с трудом, и с еще большим трудом засыпала. Ей что только не кололи – любое успокоительное работало на ней не больше часа. Далее начиналось все с начала – кошмары, муторное состояние… ненависть к себе и к окружающим… Ханна даже отошла на время от дел ради своей дочери. Постоянно находясь с ней, она оказывала любую помощь, какую могла. Ведь, как-никак, это она привела Джейн в этот жестокий мир. И теперь на ней до конца жизни будет клеймо «неудавшейся жены и матери», если она потеряет еще и свое маленькое солнышко… Шли дни, а за ними недели. Джейн не понимала, почему она находилась в больнице, но для того, чтобы спросить, не хватало либо сил, либо времени. Дар речи девушка утратила еще с момента, когда очнулась после миссии - губы пусть уже и начинали понемногу слушаться, однако, выдавить из себя что-либо кроме "угу" или "ага" было почти невыполнимой задачей. Выходило либо что-то нечленораздельное, либо очень трудное для понимания. Пусть посттравматический синдром и имел место быть, однако, как оказалось, Джейн чахла без оружия и битвы. Поклявшись один раз, она поклялась навсегда. -«Никто, слышите?! Никто больше не умрет!» - крикнутое в отчаяние на Акузе стало ее девизом. Любой ценой, любыми методами, но добиться максимального исполнения задания с минимальными потерями. Акуза навсегда изменила ее, как навсегда изменила ее смерть отца и знакомство со Скоттом. Каждый из них внес свою лепту в создании великой женщины, сильной духом и прочной телом. В будущем, первого человека-СПЕКТ-ра. Шепард-командора. *** - Я ненавижу то, что тогда выжила, - коротко прокомментировала она свою миссию на Акузе, когда ее об этом ненароком спросил бедняга - Аленко: - Но еще более я ненавижу проклятых глав Альянса, что после моего полного провала как командора и потерей мной всего отряда, наградили меня медалью.