"Отношения."

Монотонный скрип кровати. - Блядь, ты будешь стонать сегодня или нет? - замах рукой, и вот на щеке блондина красуется яркая розовая отметина руки. Его руки. Всхлип, и сразу последовавший за ним тихий стон. Нет, Гомо уже давно привык к такому обращению. Он не был таким, как его друг Садомазо, он не любил боль, не любил, когда его бьют. Но почему-то терпел ее со стороны Траха. Почему? Увы, ответа на этот вопрос он и сам не знал. Их отношения с синеволосым Трахом давно перешли какую-то нереальную черту. Нереальную для них двоих, ставшей новой гранью для их отношений. Гомо уже совсем позабыл, когда давно они последний так раз ругались и били друг другу лица, выясняя, кто же наконец сегодня будет смотреть телевизор. Как давно они перестали ругаться, и только изредка Трах позволял себе нецензурную брань в адрес Гомо, как сейчас или будучи в душе. Возможно в душе блондин надеялся, что Трах просто скрывает в себе новые чувства, либо пытается отвергнуть их, доказывая, что их нет. Нет. Ни для кого, кроме Гомо. Блондин видел все. Он знал Траха, и какой его характер и только он видел, что скрывает в себе его синеволосый приятель. Гомо надеялся, что возможно рано или поздно Трах исправится, и станет совсем другим, новым человеком. А сейчас... -Ну же, стони ты, этакая редкостная блядь, - Трах вдалбливался со всей силы буквально в тело своего партнера, сильно дергал парня за длинные светлые волосы, вырывая у того стоны, которые смешивались вместе с всхлипами. Очередной слюнтяй. Он любил, когда ему подчинялись, но его так бесило, когда партнер его был в постели просто бревном. И сейчас Трах пытался все исправить сам. Для него было слишком просто иметь этого гея. Как сейчас, как это было ранее, и как это еще будет, наверно. Трах смотрел прямо в раскрытые голубые глаза Гомо, и не понимал, когда их жизненные отношения нашли другой поворот. Раньше ему было приятно набить морду этому созданию, что так было похоже на женщину. Они так яростно дрались за пульт от телевизора, как вечно были разнимаемые Прозаком, как дружно улюлюкали Пьянь и Злой, делая ставки, кто же наконец сегодня умрет. "Иди душ прими, грязное животное," - когда последний раз Трах слышал эту фразу, и шел бить морду надоедливому приятелю? Когда для него закончилась вечная вражда? Он не помнил. А сейчас... Было куда намного приятнее иметь блондина, нежели бить его по смазливому лицу. Было приятно трахать его. Да, вот так завалить его прямо на кровать и трахать, слушая и наблюдая, как извивается его хрупкое тело, как от боли внутри слезы наворачиваются в голубых глазах. Трах давно позабыл, с каких пор ему стало приятнее целовать этого недоноска Гомо. Как стало приятно касаться его нежной, ухоженной кожи, а в ответ получать насмешливую, но такую белоснежную улыбку. В глазах всегда читалась вечная фраза: "И когда же ты примешь душ, животное?" Гомо мучительно застонал и выплеснулся бурным оргазмом прямо на живот Траха, а затем кончил следом и сам синеволосый. Когда-то в начале их отношений, после бурного соития Трах сразу же собирался и уходил, оставляя Гомо наедине со своими мыслями. Он просто уходил, захлопнув за собой двери, чтобы на следующий день придти к нему снова, и сперва поимев друг другу мозги, он мог снова насладится обществом, а затем нежным телом блондина. Теперь они оба позабыли, как давно перестали получать удовольствие от своих словесных перепалок. Когда их интимная жизнь стала чем-то новым, полноценно другим для них обоих. Трах устало скатился на кровать с обессиленного ныне блондина и придвинул его к себе рукой. Парень тяжело дышал, но молча прижался боком к партнеру и уткнувшись носом в плечо, засопел. Очередной день, очередная боль, которая стала такой привычной Гомо. "Спасибо, хоть мозги не делает," - как думалось блондину. И правда. Мозги выносить они перестали давно, теперь остались только отношения. Синеволосый могучей рукой своей потрепал парня по светлой макушке, а тот уже успел уснуть на его плече, нервно сжимая рукой край одеяла. Умиротворяющая картина. Трах натянул на него одеяло, укрывая нагого парня почти до самых ушей, а сам остался лежать так. Он не хотел вставать, чтоб не потревожить хрупкий и чуткий сон Гомо. Он остался лежать, продолжая думать о своем. Неважно сколько пройдет еще времени, и как изменятся они оба за это время. Он думал только о том, чтобы это время длилось вечно. Зачем было что-то менять, когда обоих устраивало. Устраивали эти отношения.