"Шире!" или Занимательная стоматология

— Следующий! Очередной клиент вышел из кабинета доктора Поттера с огромным счётом в руке и лёгкой улыбкой на лице. Драко это обнадёжило, но внутри, в животе, всё до сих пор крутило от волнения. Он глубоко вдохнул, тяжело встал, оперевшись ладонями о колени, и как можно медленнее вошёл в кабинет и закрыл дверь. Кабинет был маленький и до неприличия белый и чистый. Тут даже стоматологическое кресло и стул врача были белыми. А вот на стуле сидела та самая загорелая гриффиндорская морда и вежливо улыбалась, спокойно взирая на посетителя из-под очков. Шар волнения в животе лопнул и растёкся по кровеносным сосудам чистым, тёплым адреналином; сердце ускорило ритм. — Неужели тот самый Поттер? — голос не дрогнул, спасибо генам и многолетним тренировкам. — И за что мне такое везение? Улыбка — чёрт, идеальная улыбка — Поттера стала чуть шире и теплее. Язвительного вопроса он будто и не заметил. — И я тебя рад видеть. Что, Малфой, лечить зубы магией — слишком мейнстрим? — спросил беззлобно. — Я лучше к магглам ходить буду, чем пить эти вонючие зелья. Бормашина приятнее, — ответил Драко, с опаской усаживаясь в кресло. Оно было ещё тёплое и очень мягкое. — Давай, мсти. — Это ты бы на моём месте стал мстить. А я работаю, и мне без разницы, кто передо мной. Поттер крутанулся на стуле, повёл бровью, словно прикидывая, какой бы из тысячи этих устрашающих крючочков-инструментов взять. Волнение вернулось к Драко, захотелось вжаться в кресло и не двигаться. Что Малфой и сделал, стараясь, чтобы его испуг не заметил школьный враг. Враг ли? После Великой битвы и особенно происшествии в Выручай-комнате Драко перестал так думать. Теперь — бывший враг. — Да не трясись ты, — заметил всё-таки. — Дай посмотрю. — Коренной справа сверху. Механическое повреждение, — пробормотал Малфой, прежде чем открыть рот и закрыть глаза. Поттер еле слышно угукнул, взял в одну облепленную перчаткой руку зеркало, а в другую — зонд. Повертев ими во рту у Малфоя, сказал отрывисто: — Шире. Малфой повиновался, еле удержавшись от того, чтобы фыркнуть. Поттер весь в работе, погружен в процесс и не замечает, что перед ним именно Драко Малфой. И ему, похоже, действительно нравится быть стоматологом — ещё три года назад магические газеты одна за другой выдавали интервью со свихнувшимся героем войны, который утверждал, что всегда мечтал работать в этой сфере, где всё так аккуратно, точно и спокойно. Рисковать зубами не хотелось, потому что Драко помнил поттеровскую «точность» и «аккуратность» на смежных уроках зельеварения, но любопытство пересилило. К тому же, зуб болел нехило, а идти пить снейповскую гадость очень не хотелось. — Шире! Я врач, а не легилимент, тайны твои разведывать не буду. Поттер попал в точку: именно так Драко сейчас себя чувствовал — как будто в мозгах копаются, отбирают самое сокровенное. — Так, всё понятно, первый моляр, сейчас поставим композитку, полчаса всего… Поттер чуть задел больной зуб — совсем не больно — присмотрелся к чему-то, отложил в сторону инструменты. — Спокойно, Малфой, — неожиданно погладил по голове рукой в перчатке. — Если хочешь, могу магией обезболить. Драко быстро кивнул, вдруг расслабившись. Одно простенькое заклинание — и всё пошло проще. Уже и не такой страшной казалось бормашина, а Поттер вообще стал душкой. Когда он сверлил, было чуточку больно, но терпимо. Если Малфой открывал глаза, по лицу гриффа было заметно, что он старается сделать всё по высшему разряду. Зелёные глаза смотрели внимательно, длинные пальцы меняли инструменты выверенными, чёткими профессиональными движениями. В конце концов всё стало похоже на сон. Тело устало лежать в одном положении, челюсть автоматически закрывалась, отчего Поттер периодически тихо, но настойчиво просил открыть рот шире. Потом он долго подгонял форму пломбы, сушил лампой, промазывал там что-то. Малфой полностью отдался на волю Поттера, перестав даже открывать глаза. — Всё, красавчик, готово, — прозвучало над ухом как-то неожиданно громко. — Можешь пока посидеть, привыкнуть, а я карточку заполню. Малфой с трудом разлепил глаза, присел на кресле и с неожиданным удовольствием закрыл рот. Пломбы как будто и не было: настолько она вписывалась, так хорошо смыкалась с нижней шестеркой. Малфой потрогал языком — гладкая, твёрдая, приятно-идеальная. Он облизал пересохшие губы и немного подвигал челюстью. — Можно пальцем посмотрю? — спросил вдруг Поттер. — Да пожалуйста, — Малфой откинулся назад и снова раскрыл рот. Говорить было удобно, ничего не мешало. На этот раз Поттер не просил «шире», только аккуратно погладил пальцем в перчатке пломбочку, провел по остальным зубам, снова вернулся к только что залеченной верхней шестёрке… — Гладкая хоть? — Ага. Да ты беф перчаток пофмотри, не тюфствуешь же даже, — посоветовал Малфой, задевая губами и прикусывая палец Поттера, всё ещё находящийся у него во рту. — Не, нельзя так, — ответил Поттер, снимая перчатки и выбрасывая их. — Руки помой и можно будет. Если так уж волнуешься, могу потом справку принести, что у меня вирусных заболеваний нет, — Драко не удержался от усмешки. Внезапно Поттер подошёл к белой блестящей раковине, что была в углу кабинета. — Хорошо, сейчас посмотрю. Чувствовать тёплые пальцы, а не скрипящую пахнущую резину во рту было гораздо приятнее. Мягкая подушечка прошлась по пломбе, потом ещё, ещё, коротко остриженный ноготь оценил щёлку между шестёркой и семёркой; средний палец занялся нижним рядом, словно лаская каждый зуб, гладя дёсны и оценивая пломбы, поставленные какими-то другими врачами. Поттер словно обезумел; ему хотелось трогать и трогать эти аристократически мелкие зубы, белые, блестящие от слюны, ровные и здоровые. Ему хотелось водить и водить пальцами по острой кромке резцов, по сексуальным изгибам клычков, по маленьким буграм на жевательной поверхности моляров, обводить стройные ровные параболы зубных рядов… Он явно увлёкся. Прошло, должно быть, несколько минут, прежде чем он понял, что же всё-таки делает. Он инстинктивно захотел отдёрнуть палец, но Малфою в голову пришла сумасшедшая идея. Он с силой прикусил указательный палец Поттера, а потом облизал всю фалангу, на которой появилась маленькая вмятинка. Тот как-то странно выдохнул, но палец не убрал. Малфой расценил это как одобрение. Он прикусил второй палец, точно так же облизал, а потом прикусил сильнее. Малфой работал челюстями, сжимал зубы, будто руки Поттера были куском extra-rare стейка, оглаживал языком пораненные места. Он водил по пальцам влажными губами и даже целовал подушечки, неизменно запечатлевая на них и свой короткий, злой змеиный укус. Поттеру явно нравилось — он не спешил убирать пальцы, дышал отрывисто, даже немного покраснел, усиливая свой контраст с этой белой, как из рода Малфоев, комнатой и своим белым халатом. Ситуация зачаровывала и гипнотизировала. Центром водоворота стал Малфой, строящий глазки, глядя снизу вверх, и целующий непривычно голые, не защищённые перчатками руки. Это было похоже на болезненный жёсткий массаж, но возбуждало гораздо сильнее. Губы Малфоя припухли, и казалось, что это не Малфой вовсе, не тот злыдень, который доставал в школе, а обольщение, соблазн, секс во плоти. А потом что-то случилось, мелькнуло, упало, сверкнуло — и водоворот затянул внутрь себя. Это что-то заставило Поттера начать расстёгивать свободной рукой свой халат. Малфой, не прекращая извращённую ласку ртом, решил помочь, а затем был рывок навстречу — и словно хлопнул пакет с Перуанским порошком тьмы, засверкал фейерверк, схватились два диких зверя в саванне, и полетели в стороны вырванные ошмётки гривы, раздались на многие километры вокруг яростные рыки; чистая энергия сшибла с ног, волна запенилась, забурлила, накрыла с головой и унесла в свои глубокие, сладкие и жестокие пучины, избив и исцарапав твои ноги о крупную гальку. Поттер когда-то умудрился отвести в сторону панель с инструментами, и, чёрт, какой же он молодец, что сделал это — сейчас стоматологическое кресло буквально качалось из стороны в сторону. Оба полусидя-полустоя срывали мешающую одежду, кусали и целовали кожу друг друга без разбора — главное захватить зубами, пометить, и всё это сильнее, быстрее, жёстче, так, чтобы на нежной коже оставались сначала белые, потом синеватые, а после этого краснеющие полукруглые вмятины. Острый укус — острый поцелуй — острое ощущение. Картинка перед глазами смазалась, уши заложило, и остались только прикосновения, тактильные ощущения, подстёгивающая боль и горячее тело рядом. Поттер вдруг оттолкнул Малфоя, выдохнул, попятился и сел на стул в дальнем конце кабинета, рядом со столом, на котором валялись справки. Он схватился за стул, будто он был его последней надеждой, как недавно делал Малфой на стоматологическом кресле. — Нельзя так, — сказал, задыхаясь. — У тебя жена, у меня, а ещё дети, пациенты ждут и вообще… — Вот только этого мне не хватало! — воскликнул Малфой, хватая его за руку и оттаскивая обратно к креслу. Он толкнул Поттера, и тот лёг на кресло, будто сам был пациентом, а не врачом. Впрочем, на врача он сейчас не походил: с открытым ртом, раскрасневшийся, искусанный, возбуждённый настолько, что, казалось, биение его сердца могла слышать вся клиника. Вокруг валялась одежда, и только последняя тряпка была на Поттере, тогда как Малфой был абсолютно голый. — Ну хоть сейчас не тупи, пожалуйста, — взмолился последний, становясь на колени рядом и целуя серую хлопчатобумажную ткань боксеров. У Поттера было жутко виноватое, противное лицо замученного совестью. — Поттер, забей, — посоветовал Малфой, подхватывая зубами резинку и стягивая с Поттера так мешающие трусы. Тот не сопротивлялся, но больше и не набрасывался, не в силах решить, чего же ему на самом деле хочется. А вот его крепкий член точно знал, что ему нужно. Капля смазки выступила и словно просила своим блеском, чтобы её слизали, чтобы приласкали головку и маленькую дырочку уретры. Малфой начал с щиколоток, медленно поднимаясь наверх поцелуями, укусами и засосами. Ни Чанг, ни Патил, ни Вейн, ни Рон, ни Джинни никогда не делали Гарри такой минет. Малфой нашёл его сдвиг, его фетиш, и теперь вовсю использовал самые грязные приёмы. Он прикусывал крайнюю плоть, щекотал указательным пальцем дырочку на головке, умело отсасывал, ласкал мошонку и промежность второй рукой. Но была ещё одна изощрённая пытка — иногда Малфой глубоко заглатывал и поднимался, почти не касаясь ствола губами — только резцы скользили вверх, оставляя за собой две невидимые полосы, кожа вдоль которых, как казалось Гарри, готова была воспламениться. Гарри, как выяснилось, недооценил первую пытку. Через какое-то время, когда Поттер застонал, слизеринец начал легко касаться зубами уже головки, скользя по вновь выступившей влаге краями резцов и клыков. Это было действительно невозможно терпеть, хотелось взять его как можно скорее. Какая, к чёрту, жена? Дети, говорите? А дальше всё скучно. Поттер встал, подхватил Малфоя под подмышки и буквально кинул на и без того настрадавшееся кресло. Схватил за бёдра, чуть передвинул в свою сторону, уложив его почти по горизонтали. — Шире, — теперь уже настоящий приказ, и совсем не про рот. Малфой послушно раздвинул ноги, почему-то пожалев, что кресло не гинекологическое. Поттер округлил глаза и чуть не закашлялся от удивления, когда увидел маленькое основание анальной пробки. Малфой ничуть не смутился. — Да, Поттер, у меня жизнь гораздо интереснее, чем у тебя. — Чёрт, — только и смог выстонать тот, обводя пальцами растянутое колечко и никак не решаясь дотронуться до пробки. Малфой снова откинулся на кресле, чуть склонив голову на плечо, и в который уже раз отдался на волю Поттера. Наконец Поттер, налюбовавшись, медленно начал её вытаскивать, и Малфой издал просто сумасшедший звук и накрыл рукой свой член, давно требующий внимания. Чуть придя в себя, он выстонал: — Выброси её, она всё равно маленькая. И давай уже! — Да не торопись ты, — Поттер сидел на коленях между широко раздвинутых ног Малфоя и снова впал в транс, как с зубами. Но теперь поводом для сумасшествия послужила дырочка, широкая, ярко-красная, гладкая внутри и бархатисто-розовая, в складочках, снаружи. — Ма-а-алфой, — Гарри почти страдал от неизмеримого кайфа, целуя приоткрытый анус, смачивая слюной и чувствуя ладонями, как напрягаются мышцы поджарых ягодиц и плоского живота. Малфой честно старался не кончить раньше времени. Только он усмирил своё возбуждение, как Поттер коснулся его языком там. Ему и раньше такое делали, но, чёрт возьми, не на стоматологическом кресле, не после то ли прелюдии, то ли сражения, и не Поттер. И ладно бы он просто делал римминг, нет. В какой-то момент Поттер прикусил край растянутого сфинктера, зализал и снова укусил. Чёртов извращенец этот Поттер. И он сам, впрочем. Чёртовы извращенцы. Но как же прёт от вот таких вот укусов! От этого очень хочется Поттера поглубже в себя, тянет в низу живота, и пустота в проходе требует немедленного горячего заполнения. — Слышь, докто-о-ор!.. — возмутился Малфой. Доктор понял сразу: подтянулся на руках, оперевшись о кресло, засосал кожу над ключицей, вцепился зубами и вошёл сразу наполовину, размазав по бёдрам остатки слюны и смазки с пробки. Вся Вселенная сосредоточилась внутри. И член Поттера стал центром этой Вселенной, руки, зубы и губы — Галактиками, а рыки Поттера на ухо и его грубые поцелуи — чёрными дырами, пылающими звёздами и разноцветными облаками газа. Вселенная расширялась и расширялась, несмотря на то, что сам Малфой был согнут пополам на пошатывающемся стоматологическом кресле, искусанная шея затекла из-за напряжённого положения, а жестоко насилуемый анус болел и требовал отдыха. И вот те самые секунды самого сочного наваждения, самых громких стонов, которые из-за гула в ушах никто из них не услышит; это напряжение всего тела перед Большим Разрывом этой сексуальной Вселенной, пришедшей в виде Поттера; это несколько метров перед финишем, когда очевидно, что ты победитель. И вот ты переступаешь красную черту оргазма, и весь мир летит к чертям, становится сплошной психоделикой, многообразием, пёстрой обложкой «Сержанта Пеппера», когда лица смешиваются с цветами, буквами и мыслями; когда рвётся вся материя, что ни есть во Вселенной, и ты словно вырываешься из пленительного возбуждения, раскрывая крылья, возвращая себе способность дышать спокойно. Поттер приходил в себя минут восемь, Малфой — минут пятнадцать. Когда он обрёл, наконец, зрение, то увидел полностью одетого Поттера, пишущего что-то в его карточке. И если бы не одежда на полу и не пробка в урне, чуть прикрытая для приличия бумагами, Драко бы подумал, что ничего и не было, и всё было бредом воспалённого подсознания. Поттер не поднимал головы, и это молчание угнетало Драко. Малфой стёр сперму с живота, неторопливо оделся и присел на кресло, боясь трогать доктора. Гарри поднялся со стула с дежурной улыбкой. У Малфоя упало сердце. «Сейчас он по-деловому попрощается и сделает вид, что ничего не было. Не дастся, как в поезде на первом курсе, а я и не смогу ему ничего возразить. Это изначально выглядело как трах на раз — и ничего больше». «Ваш счёт, ваша карточка. Здесь телефоны нашей клиники и несколько общих рекомендаций. Мы всегда рады вам помочь». — Ваш счёт, ваша карточка. Здесь телефоны нашей клиники и несколько общих рекомендаций. Мы всегда рады вам помочь, — резанула слух заученная фраза всех врачей этой клиники. — А ещё моя личная визитка. Звоните в любое время, — подмигнул Поттер и расплылся в улыбке. В кои-то веки Драко Малфой выходил из кабинета стоматолога с хорошим настроением.