Пуговица

Ещё одна глубокая затяжка, от которой по горлу проводят невидимой, но от этого не менее ощутимой наждачной бумагой. Сизые облака дыма, извиваясь в лучших змеиных традициях, поплыли вокруг; мир начал набирать скорость и потихоньку превращался в одну мутную весёлую карусель в приглушённо-ярких цветах. Птички, лошадки в пёстрых попонах с, почему-то, жабрами и цветочками в гривах – ну просто загляденье, аж детство вспомнил. Вот. Закрыл глаза и начал проваливаться в неопределённом направлении. Ни дать ни взять Алиса! Очнулся не в своей мягкой кровати и даже не на дощатом колючем полу чердака, где перед этим тестировал новые смеси дури. Что-то шумело и приятно щекотало кожу; поначалу даже он подумал, что нашёл вчера девочку на ночь, и это её волосы, но потом поморщился – вряд ли эти самые девочки в здравом уме пойдут ночевать к парню под кайфом. Может, в сарай занесло?.. Голова тем временем ныла и, если бы у неё был рот, наверняка застонала бы от боли. С огромным усилием Нидерланды открыл глаза и уставился в зелёное небо в тонко-разномастную голубую полоску. Пахло почему-то молоком, как когда-то в далёком детстве. Карусель, молоко - и всё из детства. Хм. Малиновая трава сильно резала глаза. «Я в Раю?» - подумал и засмеялся. Голова, правда, не хотела, чтобы хозяин радовался жизни, и решила поболеть посильнее. Сел, пытаясь сфокусировать взгляд на травке. Нет, травку пробовал вчера, а тут натуральная трава, пусть и малиновая… Взгляд упёрся в небольшую кирпичную рощицу. Если быть точным, краснокирпичную. Да так на диво хорошо сложенную, что любо-дорого глядеть! На ближайшем деревце висела записка. Поднявшись, Холл подошёл к деревцу да так и сел. Бумажка, расчерченная в кружочек. "Первую пуговицу с мундира Вильгельма Завоевателя. Как можно скорее", - и всё. Сорвал бумажку с дерева и в первый раз подумал о том, что неплохо было бы оглядеться. Он сидел на холме, у подножия которого расположился вполне миловидный деревенский городок со слишком пёстро раскрашенными домами - трудно было что-то рассмотреть. Холл сунул записку в карман синей толстовки. - Что за хрень, и где мне искать пуговицу? - прошипел, глядя под ноги. Вроде и диллер - старый знакомый, и пропорции верные, сильных галлюцинаций не должно было появиться. Почему ж его сейчас так накрывает? Поднялся, подошёл к дороге. Чёрная, чернее всего, что он видел когда-либо; пожалуй, даже сажа не такая. Ярко-чёрная. Да. С опаской укурыш ступил на тропинку, его слегка подкинуло и зашатало, как желе в ветреный день. Дорога была из мягкой резины. Удобная, но немного слишком горячая. «Какого?..» - постояв немного, двинулся вперёд, стараясь шагать мягче, чтоб не подкидывало. Приноровился уже минут через пять; падать и обжигаться стал реже, идти аккуратнее. Дорога странно вилась, пересекала несколько раз саму себя, будто бы какой-то ребенок от скуки бездумно водил карандашом по бумаге, или же тропа могла думать самостоятельно и от скуки решила поиздеваться над новой игрушкой. Шёл и шёл. Кругом было пусто и мокро, а ещё почему-то клубнично-красно. «Как в пустыне, морской пустыне в лучших цветах американских каньонов», - подумал мимоходом и почему-то свернул в лес. Всё слишком странное, слишком непривычное, странное настолько, что становилось даже страшно - а может, и правда уже мёртв? Только Ад, куда он несомненно должен попасть после смерти, выглядит не совсем так. Точнее, совсем не так. Или всё интересное начнётся позже, а это есть лишь разминка? Чёрт его знает, как сложно будет достать эту пуговицу… От нечего делать начал осматриваться. Деревья каменные. Мраморные, кирпичные, гранитные, раскинувшие свои прямые ветви, почему-то трепещущие на ветру. Каменные, блять, ветки, вздрагивающие от каждого малейшего дуновения ветерка. Таких кошмарных приходов у него ещё, пожалуй, не было. Лес тем временем редел. Впереди засеребрилось, засверкало, как горный хрусталь на солнце, - но Голландии этот хрусталь казался просто замёрзшей водкой - а что, цвет (которого нет) и искорки всё равно одинаково выглядят. А ещё всё двигалось. Холл вышел из леса. Увидел, что очутился на краю озера… ртутного? Вроде да. Ртутное озеро преспокойно лежало на травке, блестя на солнце и подрагивая на ветру. Схватил лёгкую каменную ветку и ткнул ею в озеро. Поверхность внезапно стала натягиваться и вдруг слегка надорвалась. На траву скатился кит, недовольно бурча что-то на китовьем. Маленький, с ладонь размером, розовато-персикового цвета и с большими карими глазами. Пополз, смешно переваливаясь с боку на бок, к голландцу, который сидел, сжав зубы и безуспешно пытаясь понять, какого же черта его так вштырило. Лишь когда этот кит, приятно шершавый, теплый и немножко мокрый, как язык кошки, дотронулся до ладони, Холл очнулся от своих тяжких раздумий. Существо ласково, словно трактор, заурчало и так преданно поглядело снизу вверх, что не сдаться и не сунуть его в карман было невозможно. Киту в новом жилище понравилось, даже очень. Кажется, он заснул минут через пять. "Счастливый, наверное", - подумал он, вновь ступая по теперь уже обжигающей дорожке. Итак, с бумажкой в кружочек, зажатой в руке, и с китом, негромко храпящим во сне, двинулся вперед по резиновой черной тропе. Издалека заметил табличку. Большие серые буквы, будто слепленные из пластилина, складывались в одно слово, видимо, название населенного пункта: "Краежизния".