Гимнасты

В который раз в заворожённом зале На скользкой, накренившейся трапеции, Как будто гуттаперчевая кукла Я лечу под самый купол, Чтобы исполнить сальто с похолодевшим сердцем. И отступать уже, конечно, поздно Горит висок и нервы на пределе. И дробь звучит всё громче и тревожней. И стынет кровь под кожей. И я уже вижу звёзды в замедленном падении. Ты где-то рядом в небе грозовом, За циферблатом лунного затмения. Сквозь пелену и пасмурную полночь Спешишь ко мне на помощь, Чтобы предупредить неверное движение. Flёur – Маятник вечности.

Нервничать перед выступлением уже вошло в привычку. Жан знает, что влажные ладони, мандраж и кипящий в крови адреналин – вечные спутники их профессии. Ведь они должны будут подняться на самый верх и, в буквальном смысле, летать под раскидистым куполом без какой-либо страховки. Но страшно не было, одно лишь сладкое волнение, будоражащее всё тело. Вся нервозность исчезнет, стоит только ступить на шаткий мостик и положить руки на перекладину самой первой трапеции. И как только он сорвётся вниз, а потом взмоет над тёмной бездной, в которой невидимые зрители, затаив дыхание, будут ловить каждое его движение, для него перестанет существовать весь мир. Останется только чувство полёта и осознание того, что с другого конца шатра к нему точно так же движется его напарник, чтобы встретить его в наивысшей точке. Но это всё будет потом, а пока гимнаст не может унять нервную дрожь, сотрясавшую его тело. Он сидит в гримёрке и сжимает столешницу, на которой расставлены различные баночки и тюбики, необходимые для грима. Он смотрит на своё отражение в зеркале и пытается выровнять дыхание. Прикрыв глаза, Жан вдыхает полной грудью воздух, пропитанный тальком и лаком для волос, и снова открывает глаза. В этот раз янтарная радужка светится уверенностью, но лицо всё равно остаётся бледным. Качнув головой, Кирштайн опять закрывает глаза и начинает выполнять дыхательные упражнения, которым его обучал тренер. Он увлёкся этим настолько, что даже не заметил, что теперь в гримёрке он не один. Лишь, когда тёплые, чуть шероховатые ладони ложатся ему на плечи, Жан распахивает глаза. В зеркале отражается его напарник - Эрен Йегер. Он уже в костюме, предназначенном для выступления. Чёрная ткань плотно облегает идеальную фигуру гимнаста, а серебристая вставка на поясе таинственно переливается, придавая костюму своеобразную изюминку. Жан знает, что на спине и на голенях есть точно такие же вставки, и из-за них одеяния не смотрятся скучно. К слову, костюмы у них абсолютно одинаковые. Но на более высоком и стройном Жане, у которого, вдобавок, очень светлая кожа, костюм смотрится совершенно иначе, чем на мускулистом, смуглом Эрене. Именно из-за этого их и поставили в пару. Они были разными, но контраст, возникающий, когда они работают сообща, всегда привлекает всеобщее внимание. Жан едва вздёргивает уголки губ, вспомнив, как они ссорились и постоянно дрались в самом начале. Не проходило и дня, чтобы кто-то из них не замазывал синяк перед выступлением. Но в какой-то момент всё резко поменялось, и они стали чем-то большим, чем просто напарники. Кирштайн даже сказать не мог, когда именно их отношения перешли на этот уровень. - Волнуешься? – тихо спрашивает Эрен и чуть сжимает пальцы на бледных плечах. Как оказалось, Жан уже успел нанести сверкающую пудру на кожу. Теперь его ладони будут блестеть, как у какой-нибудь девчонки, а Кирштайну придётся заново пройтись по своей коже блестящей дрянью. - Волнуюсь, - так же тихо отвечает Жан и, не сдержавшись, трётся щекой о сильные руки, которые через каких-то жалких полчаса будут страховать его на самой вышине. Некоторое время Эрен молчит, глядя на отражение Жана в зеркале, а потом склоняется к его уху и шепчет: - Ты же знаешь, что я всегда буду рядом и успею подхватить тебя, если что-то пойдёт не так. - Я знаю, - только и отвечает Жан, сжимая чужую ладонь своей. Эрен ещё немного вглядывается в их отражения, а потом, улыбнувшись, отстраняется. - Вот и чудно. Одевайся, скоро наш выход. Жан лишь кивает, но не двигается с места, продолжая смотреть в зеркало. А Эрен уходит, оставляя его одного. Но даже после его ухода у Жана было ощущение, что Йегер до сих пор находится поблизости, потому что запах его парфюма ещё долго витает в воздухе. Жан с наслаждением вдыхал его, пока к нему не заглянула ассистентка и не сообщила, что до их выступления осталось пятнадцать минут. Только после этого Жан, с тяжёлым вздохом, поднимается и начинает облачаться в костюм. Шелковистая ткань приятно холодит кожу, заставляя Жана покрыться мурашками. Передёрнув плечами, Жан принимается поправлять смазанную пудру на теле, а потом твёрдым шагом выходит прочь. Жан слышит, как внизу гудит взволнованная толпа. Все ждут этого выступления, как и сами гимнасты. Ведь они работали над ним долгих три месяца. Сначала у них совершенно ничего не получалось, иногда им хотелось всё бросить и придумать что-то другое, но они упорно шли вперёд, превозмогая ушибы, боль и разочарование. Однако сейчас всё было совершенно иначе. Они должны будут проделывать это на самом верху, а не на относительно безопасной высоте. Внизу их будет подстраховывать сетка, но они даже не думали об этом. Сегодня всё будет по-другому. Сглотнув, Жан отсчитал про себя до десяти и принялся подниматься вверх по верёвочной лестнице. Это приходилось делать в полной темноте, прожектора освещали пока что лишь арену, и первые ряды зрителей. В какой-то момент, нога Жана соскальзывает, но он даже не успевает испугаться, продолжая взбираться вверх. В висках гулко стучит кровь, сердце, судя по ощущениям, бьётся где-то в горле, норовя выпрыгнуть. Момент подъёма всегда был самым трудным для Жана, но как только он получил Эрена в напарники, стало немного легче. Зная, что где-то там, в темноте, Йегер точно так же взбирается по лестнице, Жан всегда успокаивался. Оставшееся расстояние он преодолевает довольно быстро. И стоит ему подтянуться на руках и ступить одной ногой на мостик – он мигом успокаивается. Сердце замедлило свой безумный бег, а кровь перестала бурлить, как вода в горячем гейзере. Без тени волнения и страха, Жан подходит к самому краю и замирает. Внизу затихает музыка, а потом раздаётся барабанная дробь. Это служит гимнасту сигналом, и он поднимает руки вверх и хватает самую первую трапецию, уверено сжимая на ней пальцы. Как только яркий прожектор выхватывает его фигуру из темноты, Жан кидает беглый взгляд на мостик, находящийся на другом конце, и, делая глубокий вдох, шагает вперёд. Земля уходит из-под ног очень быстро, и ему даже кажется, что он вот-вот упадёт вниз. Но трапеция взмывает вверх, унося его за собой. Как только он оказывается в нужной точке, Жан начинает раскачиваться, а потом отпускает перекладину из напряжённых пальцев. Тело само по себе выполняет в воздухе сальто и, так же машинально и отточено, цепляется ногами за следующую трапецию. Ему даже кажется, что в тот момент, когда он будто зависает в невесомости, до его слуха доносится судорожный вздох зрителей. Прожектор гаснет, чтобы в следующее мгновение высветить Эрена. Тот выполняет другой трюк, используя раму. Жан, с замирающим сердцем, следит за его движениями и молится, чтобы всё обошлось. Но долго ему так прохлаждаться не приходится, потому что загорается ещё один софит, который направляет свой серебристый луч на него. И ему приходится начать двигаться. Больше Жан не думает ни о чём. Из-за быстрых перемещений, он даже не может толком выцепить взглядом Эрена. Всё вокруг размывается, превращаясь в одну цветную кляксу. Ему нравится это ощущение. Когда он выполняет свои трюки, Жану кажется, что во всём мире нет никого, кроме него и его напарника. Это просто незабываемое чувство, а музыка только усиливает ощущения. Но как бы ему не хотелось продлить эти мгновения, всё имеет свойство заканчиваться. И вот, они с Эреном совсем близко, и Жан уже может видеть, как блестят от восторга изумрудные глаза ловитора. Именно за это Жан и любил свою работу. Видеть радостные глаза Эрена было невероятно приятно. Когда они, раскачивая свои трапеции, смогли ухватиться за руки, крепко сцепив пальцы, свет резко погас. Жан знал, что он вот-вот должен вспыхнуть, но сейчас их окружала одна лишь темнота и купол, имитирующий звёздное небо. Всё это создавало какой-то особый настрой. Как только они отпустят руки, свет загорится вновь. Жан отдал бы многое, чтобы побыть в уютной темноте ещё немного. Когда он уже начинает разжимать пальцы, его лицо обдаёт горячим, немного сорванным дыханием, а потом Эрен касается его губ беглым поцелуем. Кирштайн даже не успевает удивиться, потому что они расцепляются, и каждый летит на своей трапеции назад. Вспыхивает свет, а с ним Жан готовится к очередному прыжку. Сейчас ему нужно выполнить герадешвунг. Сорваться с перекладины, доверившись своему напарнику. Сколько раз Жан слышал, что этот трюк заканчивался довольно плачевно. Но он не боится. Жан знает, что Эрен его обязательно подхватит, не дав упасть вниз. Перевернувшись, чтобы ухватиться за трапецию руками, Жан начинает раскачиваться, а потом, как и в самом начале, разжимает пальцы. Словно в замедленном падении он видит звёзды на куполе, и вот ему уже начинает казаться, что Эрен не успеет, как его хватают сильные руки и, что есть мочи, загорелые пальцы сжимаются на крепких запястьях. Упругие потоки воздуха врезаются ему в живот и лицо, но Жан находит в себе силы поднять голову, чтобы наткнуться на широкую, белозубую улыбку и счастливые зелёные глаза. Пока они так качаются, внизу ревёт толпа, но для Жана это уже не имеет значения. Он, не отрываясь, смотрит в глаза Эрена и понимает, что именно это он и любит в их занятии больше всего. Он улыбается Эрену в ответ и поджимает ноги к животу, чтобы выполнить следующую комбинацию. Жану сейчас хочется лишь одного – вновь почувствовать поцелуй на высоте. Но он быстро выбрасывает эти мысли из головы и полностью погружается в выступление. Ведь для поцелуев под куполом у них ещё будет время.