Город

В Городе Святых и Отчаянных осень. В нем она вечна и повсеместна, хотя многим летнее солнце хотелось бы видеть гораздо больше «небесных слез», промозглых и очень частых. В Городе Святых и Отчаянных осень. Слабое подобие Всемирного потопа, растянувшееся на более, чем сорок дней, но по-прежнему не несущее ущерба серьезнее промокшей одежды и мерзкой слякоти на душе. Многочисленные стоки полнятся бегущей с дорог водой, улицы – опавшими листьями, а сердца людей – холодом, пробирающим до костей – и до самых глубин чувствительных и чувственных, упорно отказывающихся черстветь, душ. Приглушенными стуками наполнены площади и мостовые: сотни людей спешат по домам. Своим, чужим или ничьим вовсе. Спешат, стаптывая в кашу рдяные капли рябины, сминая разноцветные листья и многократно пронзая их же каблуками осенних сапог. Им не важно, куда идти. Им, ангелам с переломанными крыльями, а чаще – носами, тем, что слоняются в поисках подопечных или же личной защиты. Мимо ангелов – отчаянные люди с пустыми глазами и извечно сутулыми спинами. Их легко узнать, тех, кто сбежал от себя и от собственной жизни, сбежал в город, из которого выхода нет. Впрочем, им и не нужно. Иногда они сталкиваются – люди и ангелы – сталкиваются лишь встретившись нос к носу, наступив на ногу или случайно споткнувшись на ровном месте, и эти минуты самые светлые в их коротких и слякотных жизнях, самые светлые в жизни самого города. Они знают, что нужны друг другу. Что в этом ключ к счастью святых и отчаянных, но специальные поиски тщетны практически всегда. Люди не видят ни сломанных крыльев, ни странно горбатых носов (плату за добродетель не к месту), а ангелы и вовсе не поднимают свой взгляд выше мокнущего асфальта: поднимешь – и тут же соблазнишься, посмотришь в предавшее небо – и нет у тебя больше ни гордости, ни радости, изображаемой так тщательно, как только это возможно. Столкнувшимся наградой – счастье, вообще-то, обещанное каждому на входе, у главных ворот. И не солгали ведь, в принципе – заметь свое счастье, обхвати руками и не отпускай – ничего больше и не надо. Неужели, это так тяжело? Тяжело. Тяжело до болезненной внутренней сломленности, до мучительного ожидания и тихих утренних истерик. До отчаяния и желания сделать все, чтобы его, счастье, обрести. Лишь для таких, сломленных и абсолютно безбашенных, из Города ходит одна-единственная электричка. Электричка без маршрута, времени отправления и, уж тем более, возможности обратного пути. Ее ловят на станции и садятся в нее(обязательно налегке!) лишь те, кому уже некуда идти по вечным лужам и мерзлой листве. Садятся – и исчезают навсегда. Без обратной связи, памяти и вещей. Оставляя после себя незначительный, совсем недолгий след в своей квартире, до новых хозяев. Говорят, что уехавшие на электричке, уехавшие неизвестно куда и только в один конец, находят то, что им предначертано, но еще не одобрено Свыше. То самое пресловутое счастье, которое в Городе можно не встретить и не найти. Однако, у счастья много времен: оно мгновенно и разрушительно, оно же продолжительно, а то и вовсе навсегда, как в сказках. Общее в этом лишь то, что после счастья, предназначенного и главного, не может случиться что-то иное. И в этом главный риск для редких смельчаков и тех, кто только решается ими стать. После предначертанного не останется ничего, и горе тем, для кого оно быстротечно.