Говорила мне мать...

У меня две сестры и нежно любимый брат… Говорила мне мать, что нечего ждать добра, Предрекала она, что будет судьба темна, Причитала – мол, омут тих, да не видно дна, Ограждала меня от взглядов и слов чужих, Заплетала вокруг меня покрывала лжи, Наставляла меня всегда избегать зеркал, Только брат в мои косы ленты плюща вплетал, Только сестры несли мне нити и полотно, Только слухи лились мне в окна морской волной… Говорила мне мать, что зря я на свет пришла, Что еще натворю в грядущем немало зла, У меня две сестры и брат – мол, я их сгублю, И над ложем в углу все вешала мне петлю. …Ведь не зря зелены глаза, а коса рыжа, Где ладонью коснусь – там стелются гниль и ржа. Колыбель мне ветра качали, а пели – ши, Оттого, понимаешь, нет у меня души, Оттого, понимаешь, тесно теперь с людьми… Если хочешь убить – серебряный нож возьми. Говорила мне мать, что чёрт бы уж лучше взял, Запирала под вечер, мол, за порог нельзя, Заклинала молитвой, горло распятьем жгла, А однажды сказала – дочь моя умерла. У меня две сестры и брат – и довольно ей, Так подменыш зачем, которому тьма милей?.. Отвела меня в лес, распятье сняла с груди. – Оставайся, нечистая. Больше не приходи. И шумели деревья, и пели со мной ветра… На десятую ночь слегла вдруг моя сестра. Говорила мне мать, что я ей не дочь совсем, Что меня искупали в майской ночной росе, Пронесли через пламя, мхом застелив постель, Ожерельем надели низку людских костей... У меня две сестры и брат, но сбылась беда – Обернулась для средней в горле огнем вода, Опалило гортань, горит эта боль внутри, Ни вдохнуть, ни кричать – лишь рвется бессильный хрип. Зашептались тогда соседи все о плохом… Пригласили тотчас священника с женихом. У меня две сестры и брат. Я вернулась к ним, Своей кровью сестру поила, шепча “Усни”, Уводила её по лезвиям лунных струн, Говорила, что лучше я за неё умру, Вышивала узоры светом на полотне, Чтобы душу её спасти из чужих теней, Заклинала ветра, молила речную гладь Обратить эту боль проклятья чужого вспять, А сестра истекала алой густой слюной… Но к полудню она здоровой ушла со мной. Говорила мне мать – беду я несу в горсти, Причитала, что хочет только детей спасти, Приказала оставить дом, уходить во тьму, А иначе её проклятья клеймо приму. У меня две сестры и брат. Я сдержала гнев, Открывала тропу для нас по ржаной стерне. Уходила со мной сестра в золотую высь, Зарастали следы, полынью в узлы плелись, Зеркала занавесил брат под слова молитв… …Объявили, что нашу среднюю не спасли. У меня две сестры и брат. Пусть одна – со мной, Обходила я дом по дальней тропе лесной, Говорила я младшей – меня навсегда забудь, Зашивала себе я к дому короткий путь, Завязала я тропы крепким тройным узлом, Чтобы только домой вовек не прийти со злом. Говорила я брату – ласковый мой, оставь, Не снимай никогда ты с шеи своей креста, Не смотри за ограду, имя забудь моё – За спиною моей голодное вороньё. У меня две сестры и брат. Я хранила их, И в полуночи шаг мой был невесом и тих, Выплетала я пряжу сна из ночных ветров, Серебро рассыпала, раня ладони в кровь, Окропляла я ею старый порог резной, Ограждала от ши и осенью, и весной, Закрывала дороги, прятала их в тенях, Я хранила родных, несчастье своё кляня, Завязала узлом три ленты в кругу осин… Я пыталась сберечь, но мне не хватало сил. У меня две сестры и брат. Но случилось так: Сорвала наша младшая цветик – багряный мак, Напилась из него росы да вплела в венок … Разбудить же её никто из живых не смог. Колыбельную спела баньши, качала – Мэб, Уложили её на камень в забытый склеп, Заплетали косу, паутиной конец связав… Не проснуться бы ей, вовек не открыть глаза, Заблудиться в виденьях темных, в слепой ночи… …Мне ль не слышать велишь, как младшая закричит? У меня две сестры и брат. Я пришла за ней. Изнутри расплетала сети чужих теней, Согревала дыханьем кожу дрожащих век, Я беду молоком лила в перекрестья рек, И развеялся холод, дав мне сестру вернуть… Как открыла глаза, что выцвели в седину – Обняла вдруг за шею, крепко прижав к себе. “Забери меня, слышишь, милая? Нет – убей!”. Уходила за мной сестра в золотой рассвет… Было дочери три у матери. Больше – нет. У меня две сестры и брат. Брат остался там, Его мать постоянно прятала в тень креста, На единственный миг я время вернула вспять: Говорила – позволь мне, братик, тебя обнять, Говорила – живи, хороший мой, у живых, Потому что мои шаги не примнут травы, Потому что горчит полынью моя вода, Оставайся, хороший, не приходи туда… Брат глаза отводил, ни слова не говоря, И звенело в молчании – “Что мне теперь терять…”. Говорила мне мать, что я совершила месть, В изголовье у брата вешала древний крест, Умывала его поутру молоком парным, Заклинала его от мира и от войны, Берегла от меня, от ши, от всего вокруг, Только жизнь утекала влагой из слабых рук, Только он говорил, что видит во сне беду, Что меж рук её я по грани во тьму иду, Мать же снова чертила знаки, что брат мой стёр… …Говорила – вовеки не было, мол, сестёр. Говорила мне мать, что ждет меня там уже: Что она припасла серебряных мне ножей, Что давно затворила двери на семь замков, Что давно припасла и хлеб мне, и молоко… У меня две сестры и брат. Брат болел и чах, И рубаха уже сползала с его плеча, Расцветала на коже боль синевою вен, С каждым днем становился брат мой чуть-чуть мертвей. …И не ведал никто – откуда приходит мор? Но на брате я видела смертной любви клеймо. Говорила мне мать, что хочет спасти детей, Отчего ж умирают дети, оставшись с ней?.. Я металась, как зверь, в оковах своей любви, Я шептала во тьму – пожалуйста, брат, живи! Рассыпались по телу алым созвездья ран… Я узнала от ши – не встретить ему утра. И сочилась не кровь из ран, а зловонный гной, И в бреду он кричал “Сестренка, приди за мной!”. Мне стелилась вербена под ноги на заре… …Уводила я брата, кровью тавро стерев. У меня две сестры и брат, и со мной они, Наши судьбы отныне в узел заплетены, Уходили в закат, уходили в рассвет и в день, Ни следа, ни тропинки уже не найти нигде – Я, ушедшая к ночи, крепко узор сплела, Чтобы их защитить теперь от любого зла. Нашу младшую ныне Ланнан взялась учить, А у брата в ладонях – разных миров ключи, Ввел Туат нашу среднюю в дом, как свою жену… Только я все у прялки нить ворожбы тяну. У меня две сестры и нежно любимый брат. Мы теперь на одной меже у извечных врат, Мы ладони сплетаем крепко – не разомкнешь, Мы выходим из тени, не приминая рожь, Медь блестит в волосах, глаза зелены, как мох, И давно позабыто страшной любви клеймо, И давно позабыто все, что у сердца жгло… …Говорила мне мать, что я воплощаю зло, Говорила мне мать, несу я в горсти беду… …Мама, мама, открой же двери мне. Я иду.