Лучше всех признаний

Ночь. Луна. Звезды. Тихая поступь ветра. В тусклом свете видны очертания редких деревьев, утопающих в розовом цвете – сакура цвела. Весна – пора любви, а потому даже в самых черствых сердцах просыпалось это удивительное чувство. Дом Хигураши был погружен в тишину…До того момента, когда из колодца Костоглота выбрался один полудемон с ненастроенным сямисеном, довольно потрепанным и отвоеванным у кого-то весьма несговорчивого - об этом говорили потертости и капли крови (но не бойтесь, музыкант остался жив, правда, без парочки зубов). Фигура подобралась к окну, где спала Кагоме и, вдохнув полной грудью, что было сил, ударила по струнам. Аккорд получился отменный, больше похожий на нестройные вопли двух-трех кошек в марте месяце, но, самое главное, звук был громким – в соседних домах зажегся свет, но никто в темноте не понял, кого же угораздило устроить ночной концерт в соседском храме. Но не это было самым худшим. Через пару-тройку подобных нестройных переборов послышался крик, с явной претензией на песню: -О, Кагоме, любовь ты неземная! Что же убегаешь ты опять! От кого скрываешься, родная? Чего наорала на меня опять? С учетом того, что у Инуяши – а пел именно он – не было слуха, но был голос, получалось совсем уж что-то жуткое, больше похожее на завывание. Соседские собаки, почуяв брата, также стали подпевать. -Ты опять сбегаешь жутко злая, Крикливая, склочная, чужая. На тесты меня ты променяла, А бить врагов – ответственность такая… Крещендо. Крик плавно перерос в ор, а собаки уже не сомневались, что родич находился в такой сложной ситуации, что подбадривали бедолагу лаем. -Я, стоять здесь буду днем и ночь… - «прекрасную» арию прервал хлопок по голове певца. Инуяша растеряно обернулся на наглеца, посмевшего прервать его музыкальное выступление. Рядом с полудемоном стоял его чистокровный брат Сещемару и, судя по мрачному лицу, был жутко недоволен выступлением младшего. О том, как Лорд Западных земель вообще смог пройти через колодец Костоглот, история стыдливо умалчивает, намекая на угрозы и вымогательство со стороны екая. -Ты чего лапы распускаешь?! – возмутился Инуяша, потянувшись рукой к мечу: если успеет, то точно опробует его на брате. -А ты пой лучше, - с ледяной непоколебимостью отозвался Сещемару, забирая из рук брата злосчастный сямисен. – Или хотя бы инструмент настрой. -Да ты сам сначала попробуй, а потом советы раздавай! – огрызнулся ханьо, наблюдая за тем, как старший подтягивает-ослабляет струны: екай про инструменты знал не понаслышке, судя по тому, как профессионально тот настраивал сямисен. Через пару минут Сещемару взял инструмент поудобнее и принялся музицировать. В отличие от первого исполнителя, второй и играть умел, и все-таки пел, а не орал. Соседи, заметив смену музыканта, прислушивались теперь не с раздражением, а с интересом, что же будут играть на этот раз. -Томимый ревностью как ядом, Покоя я не знал совсем, Свои упреки крупным градом Я сыпал на голову всем, Кто знал тебя и кто любил, Кто образ светлый сохранил, Но избежал страстей удил И ревности каленых вил…. Пел екай красиво. Голос у него был поставлен и не лишен приятности. Многие соседки, в частности молоденькие девушки, сидели и в отчаянии грызли попавшиеся им под руку вещи: карандаши, ручки, бублики или собственный хвостик – страшно завидовали счастливице, у которой может быть такой сладкоголосый ухажер. Инуяша, заметивший, что никто его брата прерывать не собирается, да и что собаки лаять перестали, запыхтел, как паровоз, от обиды: ему первому пришла идея извиниться перед Кагоме с помощью песни. Девушка, явно расстроенная тем, что полудемон не оценил её готовку, покинула команду героев Сил Добра злая и рассерженная: прежде чем уйти, Кагоме пару раз «усадила» Инуяшу. Тот сначала обиделся, но потом, под уговорами Мироку и Санго, признал (частично), что был не прав… А тут, понимаете ли, конкурент заявился на вакантное место рядом с девушкой! И, ладно бы если это Кога прибежал: демона-волка можно было прогнать взашей, а вот старшего братца… Силенок, увы, не хватит. -А ну завязывай свою слезливую балладу распевать! – зашипел Инуяша, попытавшись вырывать сямисен из лап Сещемару. – Место занято! Екай, несмотря на кажущееся безразличие, в инструмент вцепился мертвой хваткой. --Не балладу, а песню, неуч, - а потом добавил. – И здесь нигде не написано, что Кагоме – твоя собственность. -Чего?! Ты смеешь сомневаться в моих правах на неё?! -Я лишь говорю о том, что она сама с этим не согласится. -С чего ты взял? -С того, что командуешь не ты ею, а она – тобой, - Сещемару имел в виду то, что одно волшебное слово заставляет грозного Инуяшу пасть ниц. И это, увы, не любовь… -ЧЕГО?! – но ханьо понял слова немножко по-другому. Между родственниками вот-вот могла завязаться драка, но на сцене появился третий герой импровизированного музыкального шоу. -А вот и я! – закричал Кога, выхватывая какой-то странный сямисен, почему-то треугольной формы и корпус был гораздо больше, чем принято, и целиком из дерева. Присутствуй здесь кто-нибудь из русских туристов, то тот бы с легкостью опознал балалайку, но что возьмешь с демонов? Неизвестно, где Кога откопал национальный инструмент из России, но, вооружившись им, демон принялся также изливать свои чувства к Кагоме, но несколько в иной форме. -Я когда тебя увидел, Тут же, сразу полюбил: И ничем бы не обидел, Если б Яшку я убил. Пелось все это в духе частушек, а потому сольный номер также привлек к себе слух невольных слушателей: что же за чудо чудное поет третий претендент на руку и сердце Кагоме. -Ты красавица, конечно, Я – пригожий паренек, И любовь вся наша вечна – Если я твой – женишок! Чем дольше Кога пел, тем больше становились глаза у Сещемару и Инуяши – конкурент решил их обойти в оригинальности исполнения! Полудемон попытался вырвать сямисен, чтобы запеть свою «песенку-влюблялку», а Сещемару попытался продолжить свою лирическую песню. Но, увы, им обоим не суждено было повторить свой номер: инструмент, не выдержав такого издевательства, с громким «кряком» сломался. Одна половина осталась в руках у екая, вторая – у его брата. Мрачно уставившись на обломки сямисена, братья решили, что раз уж им теперь не на чем играть, то пусть и Коге – тоже. Минут пять соседи слышали крики и ругань: демон-волк пытался отбиться от соперников-вандалов, но те, сражаясь вместе, оказались страшной силой. Балалайка, последний раз жалобно тренькнув, с треском отправилась в мир иной. -Вы! – обиженно засопел Кога, провожая печальным взглядом останки своего инструмента. – Да вы двое хотя б знаете, через что мне пришлось пройти, чтобы этот сямисен найти?! -Это не сямисен, - ледяным голосом поправил парня Сещемару. -Ну, почти-сямисен! – не унимался Кога. – Думаешь, от этого его было достать легче? Препирались парни ещё долго, и дело вот-вот норовило закончиться банальным мордобоем (извиняюсь за бедность речи, но факт есть факт), но ситуацию спас Сещемару, заметивший одну странность: -Подозрительно. -Что «подозрительно»? – тут же насторожился Инуяша, усвоивший, что если его «любимый» брат говорит, то не просто так. -Мы здесь шумим уже около часа… А никто даже не пошевелился, чтобы узнать, кто мешает спать. -Э…Ну, Кагоме крепко спит… - попытался найти ответ Инуяша, но старший брат наградил ханьо презрительным взглядом: -Этот шум и мертвого бы поднял, не то, что молодую девушку. Пришельцы из прошлого тут же засуетились: за время импровизированного концерта Кагоме даже к окну не подходила, а это казалось подозрительным. Руководствуясь благими намерениями, парни пробрались в комнату девушки, готовясь принести самые горячие и искренние извинения… Ну, или найти себе оправдания… Впрочем, Сещемару просто бы промолчал – чистокровный демон не сошел бы до такого жалкого занятия. Однако ни извинения, ни оправдания не понадобились – в комнате Кагоме, куда демоны ворвались, никого не было. Даже самой хозяйки. Парни озадачено огляделись: казалось, что девушки здесь и не было, единственное, что указывало на то, что Кагоме здесь все-таки недавно была, оказалось небольшой запиской, оставленной на столе девушкой специально для нерадивых поклонников: «Сожалею, но не могу ответить на ваши чувства. Мое сердце отдано другому». А внизу приписка, уже другим почерком: «Ждите приглашения на свадьбу. Нараку». Стены дома Хигураши вновь сотряслись, но на сей раз от количества ругательств, отпущенных в адрес одного «прохвоста», подсуетившегося и отбившего любимую девушку. А далеко от храма Хигураши в парке под цветущей сакурой сидели двое, наслаждаясь прекрасной и загадочной тишиной, и большего не было нужно.