MTBD

1

— Хару хочет помочь! — топает ножкой брюнетка, снизу вверх смотря на Тсуну. Тот немного пугается, как в старые добрые времена, когда Хару имела на него виды, глаголя о своей бескрайней любви. Время пролетело быстро, а непоколебимость в глазах Миуры осталась. Ведь если эта маленькая хрупкая девушка захочет чего-то, она этого добьётся — не важно, каким способом, и что бы для этого ни потребовалось. Тсуна, взвесив все «за» и «против», приходит к мнению, что всё-таки «против» перевесило с примерным счётом семь-один. Миура как боевая единица была бы не лишней, но в Вонголе и так хватает бойцов, а вот юрист бы им не помешал. Но чисто из своей принципиальности Дечимо не позволяет ей ни сражаться, ни разбирать бумаги. Шестого похищения на миурину голову не хватало. — Нет, Хару, — качает головой Савада. — Это опасно. Лучше будь в стороне, хорошо? Вонгола обо всём позаботится. Он произносит это почти на одном дыхании, а Хару начинает распаляться. Как же так? Как она не может быть полезна? Её совсем за человека не держат? Хотят, чтобы она, как Кёко, улыбалась и махала ручкой на приёмах, ходила по магазинам и вообще никак не касалась темы «семейного бизнеса»? Что за вздор! — Тсуна-сан, — девушка хлопает ладонью по новому чёрному столу, который Савада купил совсем недавно, — я не собираюсь мешаться, я собираюсь помочь. Тут есть разница. Тсуна тяжело вздыхает и машинально, выверенным за годы движением, тянется руками к галстуку, ослабляя узел. Он знает — истерикой тут не обойдётся. Да, Хару будет недовольна, да, она будет бушевать и метать глазами молнии, но что может ей дать мафия — боль от потери любимых, испорченные нервы и белые каллы* на похороны? Что такого в этом мире, что девчонки вроде Хару летят в это пекло боёв, как бабочки, привлечённые яркими цветами? Кстати, о бабочках. На внутренней стороне правого указательного пальца руки, и вплоть до сгиба большого, у Хару красуется дорожка из мелких цветных орнитоптер*. Сделала, когда её родителей убили грабители. С тех пор Хару решила, что у неё есть новая Семья. Только вот ей до сих пор не рады, и это выбешивает похуже, чем тсунин отказ. Савада смотрит на неё с неким сожалением — настолько Миура непостоянная и переменчивая, как осенная погода в Италии, но забитая и холодная внутри. Хару прикрывает глаза, а потом смотрит на Тсуну с горечью. — Это значит нет? — Нет. Прости, — Тсунаёши обходит стол и садится в кожаное кресло прежде, чем Миура со злостью хлопает дверью кабинета.

2

Хару никогда не напивается. Она просто не умеет. Хару никогда не грустит — улыбку выжмет, даже если ей будет совсем плохо, а в крайнем случае пришьёт нитками. Хару уже давно не плачет — этого не приветствует мафия. И вообще, все миурины подростковые закидоны мафия отвергает, запрещает и всячески не принимает. Поэтому сейчас Хару просто обычная «party girl» и по факту одна из жён мафии. Только мужа у неё до сих пор нет. Ох, уж эти благонравные японские девушки! Но Хару Миура не из их числа, да и к тем, у кого ветер в голове её, в общем-то, не причислишь. Собранная, ответственная, давно не плаксливая. Это раз. Умеет угождать мужчинам? Умеет. Это два. Стоит на своём. Это три. Всегда упирается своими миниатюрными ручками в стол, стул и любой другой предмет интерьера, а глазами впивается в собеседника, будто пытаясь прожечь в нём дыру. И если уж считать все эти проявления твердолобости, то Тсуне уже давно пора лежать в мягкой земле и кормить червяков собою, а Гокудера уже сгнил как лет пять, наверное. Хару бесит её собственный босс. Он наверняка об этом знает — гиперинтуиция, не иначе, — но продолжает делать вид, будто всё в норме и даже прекрасно. Вроде театра одного актёра: сам сыграл, сам себе мастер, и все ему рады. Таков в представлении Хару теперешний Тсунаёши Савада. Когда Хару садится в свою любимую красную Ferrari, то от злости чуть ли не разбивает зеркало заднего вида. Да как её можно так, в наглую, называть бесполезной? — Вонгола обо всём позаботится! — девушка передразнивает спокойную манеру речи Савады и при этом копается в сумочке, пытаясь отыскать среди всего ненужного на данный момент хлама блеск для губ — персиковый, её любимый. Когда же она добирается до этого маленького, проворно запрятавшегося, предмета, то выдыхает. Кое-как освежив губы, Хару кидает сумку на соседнее сиденье, а блеск — в бардачок. Сейчас ей нужно как следует успокоиться и обдумать всё сказанное Тсуной. Просто обдумать. Обдумывание занимает некоторое весьма приличное время и настолько отвлекает, что девушка ещё чуть-чуть — и не впишется в поворот. На маленьких римских улицах нет того простора, как на автостраде — когда Миуре совсем невмоготу, то она гоняет на бешеной скорости в Милан, фактически тратя впустую почти шесть часов пути, потому как приехав, девушка ничего не покупает. В последнюю свою поездку она приобрела только дурацкий брелок для ключей в виде какой-то пёстрой птички и новые туфли. И то, такие покупки большая редкость. Зачем этот далёкий Милан, когда есть Рим? И правда же. Хару психует. Ей даже немного стыдно, что она хлопнула дверью тсуниного кабинета, но, а с другой стороны — какого, собственно, она должна держать себя в руках? Хибари, например, тоже выходит из себя временами. Но что-то его никто не отшивает и не кидает сочувственные взгляды, мол, какой ты бедненький, совсем заработался. Хотя попробуй — тонфа своё дело сделают. Когда солнце уже в зените, Хару паркует машину у дома и закидывает сумочку на плечо. Сегодня она точно придумает способ утереть нос Тсуне, Хранителями, Реборну — всем, кто когда-либо считал её слабой и неспособной даже держать, не то что использовать, оружие. Хару сильно скрипит зубами и нажимает на маленькую кнопочку — красная 458 Italia* жалобно пикает.

3

Если бы вам на голову свалился кирпич или что потяжелее, вы бы наверняка ругались или же вовсе лежали на земле остывающим трупом, так ведь? Собственно, Занзас выбрал первое, и теперь, матерясь и попеременно дёргая Хару за тонкое запястье, тащит девушку в сторону тренировочного зала. Хрупкая ручка её вот-вот — и пойдёт трещинами, не выдержав крепкой хватки главы убийц. Хару молчит, потому что знает, что всё, что ни делается — к лучшему. А в данном случае всё могло оказаться в сто, а то и тысячу раз хуже. Когда Бельфегор торжественно сообщил Занзасу, что какая-то, доселе мало известная ему девка, пришла в замок варийцев за так называемой помощью, которую — о, да! — по неизвестным причинам не смогла ей оказать Вонгола, то Занзас смачно выругался и залпом допил-таки стакан с текилой. Эта Миура — нечто. Во всех смыслах. Занзас это понял ещё в тот момент, когда она подняла свои ореховые густо подведённые глаза на него и, проведя наманикюренным пальчиком по потрескавшимся губам, на которых ещё виднелись остатки персиковой роскоши, съеденной из-за нервов, сообщила: — Хару собирается сражаться. Занзас заржал, плюя на то, что, возможно, девушке, стоящей перед ним не шибко приятно. Но ведь это действительно было смешно: такая мелкая, размалёванная девица собирается стать убийцей их отряда. И метит не абы куда — на пост Облака глаз положила. Но даже боссу Варии свойственно ошибаться. Сейчас, когда она пытается выбрать оружие под чётким руководством Бела, Занзас смотрит на её аппетитные ноги и попу и понимает — это, скорее всего, подарок судьбы. И хоть в неё он не верит вообще, но всё же — судьба, с какой стороны ни посмотри. Хару останавливается на саях*. Необычный, но вполне разумный и даже очевидный выбор. Достаточно лёгкое для руки колюще-режущее — для Облака самое то, а особенно для девушки. Компанию парному оружию составляют сюрикены и блестящая катана. И всё японское, как же. Ну да, кровь взыграла, как говорится. Но, после нескольких тренировок со Скуало, Миура настоит на том, чтобы её не загоняли так сильно, а Скуало орёт что-то про «ленивую бабу». И вовсе она не ленивая! Просто руки сами не подаются навстречу мечу. Слишком уж они тонкие. И запястья; на её запястья Занзас может смотреть постоянно — природа или гены, но это точно красота. Красота не является для Занзаса чем-то относительным: кожа, рожа, ноги — вот тебе сносный секс. Только относительно Миуры его потребительское отношение вдруг не срабатывает — слишком тонкие запястья. И, возможно, причина только в них и ни в чём другом; большего Занзас себе думать не позволяет. Ну, кроме представления Миуры во всех известных ему позах. Ему хочется её убить. Прижать к стенке, схватить за тонкую, почти фарфоровую шею, и приставить дуло к жилке у виска. Ему хочется её трахнуть — пожалуй, больше, чем убить. И вся эта ситуация бесит; ладони потеют, а голова разрывается от неясных предположений. — Тачка откуда? — спрашивает как-то Занзас, кивая на отечественную машину. Насколько он знает, Миура не работает на Вонголу; она просто её часть. Хару смотрит на него загнанно, но с толикой осуждения. — Это подарок. Почти. Занзас усмехается, уже, похоже, сделав нелицеприятные выводы. Вы не подумайте, просто Миура Хару действительно выросла не то чтобы красавицой писанной и последней профурсеткой, но сексуальностью от неё разит за километр; поэтому подарки не являются редкостью, как и крупные денежные, так и шикарные ювелирные. Красивой себя не считает сама Хару, а вот у кое-кого другие виды — живёт девушка на средства «спонсоров»; всем, будем честными, просто плевать. Вот так и получается — она не шлюха, но и не девственница. Это мафия, детка.

4

Легко и плавно, девушка, одетая в короткий спортивный топ и облегающие шорты, движется по площадке, пытаясь представить перед собой невидимого соперника. Саи в её руках поблёскивают в свете люминесцентных ламп, которые не полностью освещают зал. Взмах, поворот, прыжок. Девушка приседает, выставив правую ногу в сторону, опираясь на вторую — на её ногах чётко видны мышцы. Хару напряжена и натянута, как струна. Резво вскакивая, японка бежит по направлению к одному из манекенов, стоящих на краю площадки. Разбежавшись, Миура прыгает в повороте и, отталкиваясь правой опорной ногой, буквально на несколько секунд зависает в воздухе. Взмах рукой — у манекена в груди красуется дыра, а сай с громким звуком падает на пол. Пламя Хару освоила. Теперь ей предстоит опробовать сюрикены. Три штуки вонзаются в стену, будто тупой нож в твёрдое масло, только что вытащенное из морозилки. Миура снова разбегается, подпрыгивает вверх и пытается оттолкнуться от сюрикенов. Но её попытка терпит крах. — Хахи! — Миура потирает ушибленную лодыжку. Не очень-то это легко. Но хоть есть продвижение за месяц. Освоить все захваты и удары на саях — не каждому дано. Пламя у Миуры появилось тоже не сразу. Тут виноваты эксперименты Бельфегора: он запер её в комнате с тарантулами. Ей просто пришлось открыть в себе способности Облака. Тут, со стороны двери раздаются шаги и короткие… хлопки? — Занзас-сан? — Миура поднимает глаза на мужчину, сверху смотрящего на неё. Он смотрит всё так же лениво, как и в первую их встречу. Хару пытается что-то спросить, но её бесцеремонно перебивают. — Чего расселась, мусор? — гортанным голосом вопрошает вариец. — А разве Занзас-сан не видел, как Хару… — Видел, — мужчина подаёт девушке руку, и Хару тут же принимает помощь, хватаясь за широкую ладонь. — Молодец, женщина. Хару сначала удивлённо хлопает глазами, а потом её губы расползаются в очаровательной улыбке. Всё же она может быть полезна? — Мусор, — окликает девушку Занзас, когда та ставит на лавку у манекенов пострадавшую ногу. — Потренируешься со мной? Хару думает, что жизнь научила её ничему не удивляться.

5

Через несколько недель уже вся Вария в курсе, что маленькая и проворная японка тренируется с грозным боссом. В принципе, Миуре это почти жизненно необходимо, а вот Занзасу просто хочется развеяться. Ну и ещё раз оценить эти худые ноги и округлые бёдра. Может быть, и ради собственного кайфа, но кто сказал, что он один его ловит? Занзас знает, что Миура давно просекла, что у него на неё тонны планов, а в особенности по части секса. Но Хару почему-то вовсе не смущается, а даже наоборот, заигрывает. То лямка с плеча упадёт, то она потянется так, что аж грудь вылазит. И всё это лишь подогревает желание босса Варии; но проблема — Миура не даёт подступиться, и тактильных контактов пытается в большей степени избегать. Но на тренировке это делать сложно, поэтому как-то Занзасу удаётся оценить тело Миуры в полной мере. Он говорит ей нападать; она нападает — он отбивается голыми руками. Через несколько минут хватка Занзаса ослабевает, и он делает вид, будто Хару вот-вот повалит его и усядется сверху, ликуя. Тут бдительность Хару даёт трещину: саи летят в разные стороны, а сама она лежит на резиновом настиле, прижатая Занзасом. Тот несдержанно рычит, раздвигая ноги девушки своим коленом. — Эй, женщина, — вариец смотрит в испуганные карие глаза брюнетки и подносит её правую руку — ту, которая с тату — к своим обветренным губам. Это выглядит настолько интимно и странно, что Хару теряет дар речи. Но всего на секунду, какую-то секунду; далее она пытается вырваться из плена, но свободной рукой Занзас прижимает её к полу, кладя ладонь на плечо. — Лежи смирно, мусор, — эти запястья сводят его с ума. И сегодня он сделает то, о чём мечтал ещё с первого появления этой вонгольской девки в Варии. Хару закрывает глаза, а затем, чувствуя горячее дыхание на своей шее, гулко выдыхает.

6

Хару кидает на стол папку с документами; на краешке виднеется маленькая капля крови. Но всё это меркнет в сравнении с тем, что Тсуна сейчас испытывает. Хару убила человека. Хладнокровно и расчётливо; она верно слетела с катушек. И он знает, что это всё полностью его вина. Так думает он. А Хару лишь улыбается уголками губ. Сейчас там, в замке, её ждут. В Вонголе её никто никогда не ждёт. И ей нравится думать, что Дечимо так волнуется за неё. Хоть какое-то проявление заботы за последние годы. Но так же принципиально, как и вонгольский босс, Миура настоит на том, что она будет и дальше работать в Варии. А Савада знает — это из-за Занзаса. Он видел их вместе на одном мероприятии: она сидела у него на коленях, совершенно не стесняясь и не стушёвываясь под чужими взглядами. Тсуна мечтает, что вот сейчас, тут же, Хару-Хару откроет аккуратно накрашенный рот и скажет, что всё в порядке, и это просто лёгкое помутнение, но в ответ получает: — Шах и мат, Тсунаёши Савада.