Остаемся зимовать.

Во время тура выбирать отели не было времени, приходилось довольствоваться дешевенькими гостиницами и съемными квартирами. В одной из которых в этот вечер-ночь они и остановились. Одна комната, обставленная без изысков, с самым простым набором мебели совкового времени - шкаф, заставленная хозяйским хрусталем стенка и диван, выбивающийся из общей картины своей относительной новизной. Кухня, с простеньким гарнитуром и небольшим столом - и без того тесное помещение не позволяло размахнуться. Этим утром, только приехав в город, друзья пили в ней кофе, чудом не сталкиваясь в узком пространстве. Но, уставших парней все устраивало. Обычно, они просто заваливались спать, стоило переступить порог жилья после очередного выступления и наспех скинуть с себя одежду. Так они поступили и на этот раз, вот только сразу же уснуть у них не получилось: в квартире был почти не совместимый с жизнью холод. Они лежали на расправленном, и застеленном еще с утра, диване. Он был достаточно широкий, и парни пытались заснуть, замерзая каждый на своем краю. Отодвинувшись настолько, насколько позволяло одно на двоих одеяло. Холод, от которого невольно сжималась до боли в зубах челюсть, и нервно подрагивали руки, не давал сну и шанса. В итоге, Поперечный все же не выдержал, в какой-то мере потакая здравому смыслу и в то же время, окончательно на него забивая. Перевернувшись на другой бок, он в одно движение приблизился к уже конкретно дрожащему Усачеву и прижался к его спине. - Ты что творишь? - сквозь плотно сжатые зубы, подрагивая, прошептал Руслан. - Я пиздец замерз, а если тебе вдруг тепло, то ты тем более обязан не дать мне тут сдохнуть к утру. Не долго думая, Вихлянцев согласился. В конце-концов, уж лучше проспать ночь в обнимку с другом, чем повторить судьбу мамонтов. Постепенно, под тонким одеялом теплело. Руслана уже подхватывали первые волны сна, дневная усталость наваливалась, будто бы заполняя все части тела тяжелой ватой. Он уже успел расслабиться и даже слегка вжаться спиной в Спунтеймера. Но все же невольно вздрогнул, когда почувствовал вес чужой руки на своей талии. Скорее всего, Данила уже уснул, и это просто бессознательная прихоть тела. Но Поперечный не спал. Теперь его вырывала из лап Морфея возможность прижиматься к чему-то теплому. А вместе с этим, сон из головы блоггера прогоняли навязчивые мысли касательно Вихлянцева. И это Данилу почти не смущало. Мало кто знал эту особенность, но Данила не видел разницы между полами. В смысле, он, конечно, понимал, что это два совершенно разных мира, со своими плюсами и минусами, но... Но никогда не обращал на это внимания при общении или симпатии. Ему было просто не до различия половых органов, когда за внешностью может скрываться что-то интересное, куда более завораживающее. Конечно, он не мог поделиться этим с друзьями, даже с такими близкими как Миша и Руслан, но отсутствие многих подобных границ не сильно мешало ему жить. До этого самого момента. Сейчас, когда кончик его носа щекотали мягкие волосы Усачева, а рукой он прижимал расслабленное тело парня к себе, он почувствовал, что может перейти грань. А точки невозврата потому так и называются, что сделанные ошибки нельзя будет исправить. *** Вот уже пол часа, как Руслан пытается успокоить трепещущее сердце и уговорить свое сознание дать ему уснуть. Сколько раз он уже жалел, что согласился тогда с Кшиштовским "позырить, что там в интернетах о нас понаписали". Ведь он бы тогда не представлял, во что могло бы перерасти невинное, даже случайное, объятие. Верно? Ну конечно. Только из-за этих гребанных рассказов разум терзает его сейчас "возможными развитиями сюжета" в виде не совсем пристойных образов. Ему кажется, что его бешеный пульс слышно на всю комнату. Почему-то захотелось увидеть лицо Дани. Он ведь, наверное, уже давно спит. В комнате было достаточно света от уличных фонарей, чтобы в подробностях разглядеть спящего. И Руслан, медленно, со всей аккуратностью - чтобы не разбудить, повернулся. Два взгляда встретились на расстоянии чуть меньше пяти сантиметров. Оба чувствовали, что нужно что-то сказать. Тишина затягивалась, и даже притвориться, что это было лишь мимолетное выныривание из сна, уже было нельзя. Спун попытался хотя бы убрать руку, но ее быстро перехватили, прижимая к теплому боку. - Не надо, - тихий шепот, на грани слышимости. Данила боится, что послышалось, но чужая ладонь уже накрывает его плечо, слегка сжимая. "А к черту все", - почти одновременно проносится в головах парней. И не понятно, да и не важно, кто первый тянется к губам другого. Руки Руслана тянутся к ширинке джинс Поперечного, не снятым по причине усталости и низкой температуры, которая, впрочем, уже не ощущается. Холодные пальцы на горячем члене и судорожный вздох благодарного наслаждения в поцелуй. От чужих губ не хочется отрываться, от ласковых, порой резких из-за не отступившего напряжения, прикосновений, становится жарко. Поперечный расстегнул ширинку и приспустил джинсы Усачева вместе с бельем. Накрыв своей ладонью успевшие согреться пальцы, он обхватил оба члена, размазывая смешавшуюся смазку, управляя рукой парня и неосознанно подмахивая бедрами. Вихлянцев запрокинул голову, кусая губы, боясь сорваться и откровенно застонать. Даже в темноте его бледная кожа смотрелась вызывающе. Поперечный, облизав губы, мягко прижался к выступающему кадыку, все же крадя тихий вздох удовольствия. Тело отозвалось мурашками на хрипловатый голос. Движения рук стали быстрыми, рваными, а приглушенные стоны парней то и дело срывались на более громкие, и тонули в темноте. В этот момент не существовало понятие пошлости, было лишь тепло под пальцами и топящее чувство правильности вперемешку с головокружительным удовольствием. Свободными руками они исступленно гладили, царапали и сжимали все, до чего могли дотянуться. Задирая футболки, вскидывая бедра, целуясь, ненасытно, словно снова стали подростками. Чувствуя острую грань наслаждения, Данила сильнее сжал руку и впился в шею Руслана. Кончая, Вихлянцев не сдержал голос, от чего Спун, прикусив нежную кожу, излился следом. Откинувшись на спину, Усачев не моргая глядел в потолок. В предрассветных сумерках можно было различить румянец на щеках и одурманенный, пьяный от недавнего наслаждения, взгляд. Он уже почти засыпал, когда почувствовал, как с живота стирают, начинающую подсыхать, сперму. Пробурчав слова благодарности, Руслан окончательно провалился в сон, умиротворенно улыбаясь. Спун, какое-то время изучая спящего парня, неосознанно любуясь им, тоже улыбался. Он, уже застегнув штаны и натянув толстовку, вышел на балкон курить. Окончательно посветлевшее небо и утренний морозный воздух встретили его, будто давая пощечину. "Я, блять, понятия не имею, что дальше делать", - блондин вынес сам себе вердикт, беззвучно, чтобы не разбудить никого, рассмеявшись. Пожалуй, это была самая приятная точка невозврата за всю его жизнь.