***
— Каша? Каша?! Он что думает, что я стану есть эту дрянь? — выбросил всё в мусорное ведро, туда же отправились все конфеты, шоколадки, чупа-чупсы и всякая такая сладкая дребедень, вызывающая у меня после двухдневной пьянки тошноту. Фу! Я выпил полбанки пива, сел и закурил. Хорошо. Последняя, это последняя, всё, бросаю курить. С этого понедельника я и бросаю, точно. Я затушил сигарету в пепельнице и пошёл к себе, покачиваясь и придерживаясь за перила лестницы. Ну кто придумал гостиную устроить на втором этаже? Кто? — Я. Правильно, я. Ну и что, хочу так, — бормотал я, голова ещё кружилась от спиртного. — Да, я иду к себе, посмотрим, как ты справился с моей комнатой, вкусненький Лёшик. Что я сейчас сказал? Вкусненький? Это с чего это? — телефонный звонок неожиданно прервал меня из монолога нетрезвых рассуждений. — Дааа, Брайен слушает. — Брайеееен, ты хде? — слышу в телефоне шум пьяной толпы, всё ещё гуляющей по поводу именин, или скорее всего уже просто вечеринка катилась как по маслу. Выходные всё же. — Где-где… Дома, — поднимаюсь по лестнице к себе. — Щас мы к тебе… при-дёмс, щассс все при-дём… — Проспись друг, я сам сейчас завалюсь. — Х-хорошо. Я щас спать ляху, а потом всеее приедем х те-бе, Лёшеньку посмотреть. Нет смысла продолжать пьяный разговор, завалившись на свою кровать, я заметил подарочный пакет с детскими книжками. Оу, я забыл подарить их, ладно, потом. Я снова засыпал. Зря я им про омежку рассказал. Лёшеньку посмотреть захотели, стервятники, а вот хрен вам, а не Лёша! Пойди поймай его еще, пугливый зайчонок… отрубаюсь, спаать… … Ветер, моё лицо обдувает ветер. Снова лес. Падают листья с деревьев, это осень. Но почему тогда пахнет так сладко, сладко, откуда этот запах, я смотрю, я ищу источник. Кругом желто. Где же ты, маленький цветок? На ветку села райская птица и стала звенеть… Ммм, звенеть? Звонок? Проснувшись, я не понял, что это было. Мой нос втягивал воздух. Ничего. Как всегда. Кроме домашних запахов, ничего из моего сна. Снова звонок. Кто-то пришёл? — Брайееен, мы все выспались, почему ты уехал! Мы с тобой не потрещали насчёт твоего нового мотрада, ты уже его обкатал? — Да, обкатал, — что делать, пусть заваливают, время обсуждать мою новую, железную покупку. — А Лёшеньку, ты тоже обкатал? — усмехаются друганы, гогоча поднимаясь по лестнице. — Нет, не успел, бегает зайчик на свободе ещё, — кричу им заходя в кухню, и забираю последние несколько бутылок пива. Друзья завалились ко мне и мы ещё долго выбирали из каталогов всякие прибамбасы на мотрад, перебирая все характеристики нового гризли, моего мотоцикла. Я уже больше не пил, проспался, и мне стало намного легче, всё-таки квасить два дня это для меня слишком. Когда часы пробили шесть вечера, все сразу засобирались на гонки, забирая свои шлемы и перчатки. Сегодня просто игра, вечерняя игра для всех, кто хочет быть свободным в вечернем полёте гоночных мотрадов. Спускаясь последним по лестнице, я увидел как мои непрошеные гости табуном ломанулись к каморке омеги, перепрыгнув через перила, я преградил дорогу свои телом. — Валите давайте. Парни заржали, но на улицу попёрли. Вот козлы, опять натоптали. Мотоциклетки не снимали, долго потом эту обувь зашнуровывать. Но у меня же появилась Золушка, думал я, стоя у двери омеги. Глубоко втянув воздух… Нет, показалось, и со стоном я вышел за командой. Весь вечер мы гоняли по трассе, и когда дорожная пыль уже не могла опуститься на землю, меня унесло вместе с мотрадом на тренировочном треке. Я был в порядке, а вот мотоцикл получил побои. Осматривая железного друга, я пришёл к выводу, что справлюсь сам. Команда нехотя разъехалась, а я остался в мастерской залечивать гризли раны. Незаметно подкралось утро и всё было готово. Сев на своего коня и надев шлем, я наблюдал всходившее солнце над гоночной изогнутой трассой. Пока ещё пустой, весь день на ней будут гонять школьники, другие парни, а вечером мы! И я рванул домой! Множество жёлтых листьев прилипало к моим новым колёсам, оставляя за собой пустую дорожку асфальта, когда я медленно въехал за ворота моего дома. Первое, что мне бросилось в глаза, это была картинка под лестницей на второй этаж с изображением… меня — козла? Дураку понятно, что обувь надо снимать у порога и уже сорвав плакат, я ощутил прилив беспокойства. Бросив мятый плакат на пол, не понимая, что вообще со мной происходит, я зашёл в кухню выпить воды. Тишина. Чистота. Что не так? На холодильнике красовалось второе творение Лёши, как я понял он спрашивал меня, что я хочу есть. Умный омежка, хочешь знать, что? А что я люблю? Ну, курицу, например, и овощи, я рисовать-то не умею, и луку побольше! Ну, ничего вроде, поймет! А то, что тарелки в мусорку бросил, так я это, ну, пьяный был, с кем не бывает, я вообще-то каши люблю, но не с похмелья. Это точно! Пятиминутное отвлечение и чуждое мне беспокойство опять нахлынуло на меня новой волной. Да что сегодня не так? Что со мной происходит? Схватившись за голову я сел на стул. Что это? Что заставляет меня так тяжело дышать? Никаких конфет не видно, нет еды на плите, вообще ничего. Почему тогда моё сердце стучит в висках, заставляя жадно всасывать воздух снова и снова? Я встал и пошёл. Ноги сами привели меня к прикрытой каморке. Открыв дверь, ничего не понимая, я стоял на середине маленькой комнаты и уже, улыбаясь себе, чувствовал… Я чувствовал его. Я его слышал. Я слышал запах течного омеги, тонкий, нежный, возбуждающий аппетит альфы. — Амброзия, — сглотнув слюну, я чуть не подавился. Так вот, что имели в виду друзья, когда говорили о сладком запахе омег. Сейчас, я даже не видел его, он, скорее всего, на уроках. А что со мной творится уже только лишь от того, что я зашёл к нему через час после его ухода? А что же будет дальше? Так это он? Так, значит, он мой… истинный? Вот это да! Как?! Почему именно он? Может это… Нет-нет-нет. Это скорее всего действительно правда, если бы это было не так, я бы не был так возбуждён, лишь от того что я понюхал его подушку. — Запах, какой, ммм, это ужасно, это ужасно невыносимо, Боже! — снова кто-то вторгался в мою жизнь, но на этот раз я этого хотел, я очень его хотел. Кошмар! Так вот, как альфы теряют головы от течных омег, действительно, есть от чего! Секс с таким наверно… Боже. Мне надо сделать одно дело, не гневайся на меня, что я вспоминаю тебя при такой сложившийся ситуации, когда мне надо просто по-дро-чить. Да нет, не просто, а я сто лет этого не делал, не было в этом нужды, а сейчассс, ууу! Отпыхиваясь после скоростного похода в душ, я лежал развалившись на своей кровати и думал. Наконец-то это свершилось. Я буду не один. Пара, моя вторая половинка на всю жизнь! Мой омега, мой. Как сейчас захотелось… есть, услышав мой голодный живот, но спать, после ночной смены в мастерской, хотелось ещё больше. Но нет сил, вечером, я встречусь с ним вечером, да. Мечтательно я закрыл глаза… ... Я снова в лесу. Под потоками осеннего, тёплого солнца, между голыми деревьями стоит Алёша. Я вижу себя. Высокий, широкоплечий парень в мотоциклетном спортивном костюме, медленно подходит к омеге с распущенными, каштановыми волосами. Ветер колышет мою отросшую чёлку, глаза смотрят только на него, а он ускользает, уходит. Подожди. Постой! Не уходи, я же твой… истинный… Проснувшись, я положил свою широкую ладонь на грудь, ощущая под ней гонку моего сердца. Просто лежал и слушал, как колотится важная мышца во мне, трепеща от усилившегося запаха. Он дома. Лёша дома. Зазвонивший резко телефон упал на пол с тумбочки от сильной вибрации. Мой тренер. — Да, слушаю. — Брайен, сегодня обязательно надо быть на трассе. Приезжает команда гонщиков, ты их помнишь, мы в том году им продули, сегодня будут тренировочные соревнования, надо копить адреналин, понимаешь? — Да, понял, буду. Гонки, единственное, что я в жизни любил, не считая вредную Марго и мягкого Бернарда. Его особенно. Я видел в его карих глазах своего погибшего папу. Теперь я понимаю тебя, Бернард, когда ты чувствовал всех течных омег, как своих истинных. Как же тебе бедному приходилось сдерживаться. Сейчас я слышу, как Алёша копошится на кухне, скорее всего, готовя ужин, а у меня такое желание, как у дикого животного, который увидел на горизонте добычу, в виде пугливого зайца. Но почему он боится меня, хозяйничает у меня по дому, когда меня нет? Я осматривал лёжа свою комнату. Чистые шторы, мебель без вечной пыли, книги, мм? И даже здесь заячья лапка поработала? Как я раньше не заметил, а да, я ведь не трезвый был. Всё, хорош, надо и с алкоголем завязывать, ведь у меня, у него, нет, у нас могут быть… дети. Дети? В мою открытую дверь комнаты стал просачиваться по мимо обалденного аромата омеги ещё и запах жареного мяса. Не выдержав, я спустился вниз. Приторный запах ванилина перебивал тонкий, струящийся до моего носа вкус омеги, чему я был очень недоволен. Мало сказано, меня это жутко бесило: терять обоняние альфы. — Сука, блять, — больно, ссс, обжигаюсь я об лапу горячей курицы, как же есть-то охота! ММм, запечённая картошечка и овощи, обалденно! Когда я ел домашнюю пищу? Не помню. Уминая ужин, приготовленный Лёшкой, я радовался как ребёнок. Быстро поев, я нарисовал на плакате красным маркером: ваниль — запрещено! И не потому, что я не любил сладости, просто всегда хотел почувствовать опьяняющий запах омег, который пророчили друзья, и поэтому я не принимал ничего такого кондитерского. А сейчас, просто этот запах жёстко перебивал то, что я сегодня обнаружил, придя домой. Я хотел дышать и чувствовать моего омегу, а не эту искусственную ваниль. Взяв телефон из своей комнаты, я спустился обратно в прихожую. Присутствие пугливого зайчонка ощущалось всеми мои клетками тела. Правильно, бойся Алёксей, потому что я и сам не знаю, что с тобой сделаю, когда вернусь. Мотоциклетные гонки сегодня между командами будут с перчинкой, это уж точно, усмехался я. Терпим, Брайен, я не хочу ошибиться, чтобы не разочароваться. Время покажет. И оно показало действительно развивающуюся нашу постепенную связь. Опасаясь меня, он всё равно искал контакта со мной. Усмехнувшись, над продолжающейся игрой, немного расслабившись я нарисовал рыбу, ну, я ведь медведь, а хищники любят мясо и рыбууу! Вот так! Милый, Алёша, о чём ты думал, когда рисовал этих пятнадцать котят. И сам себя не понимая, о чём вообще думал я, когда налил в пятнадцать блюдец молока, поставив их всех на кухне. Я снова радовался жизни и пакостил, как в детстве. Я терпел, я ждал, я наслаждался расцветающей жизнью в моём доме. Позвонил друг и сказал, что мой Алёша устроил переполох в школе. И тут только до меня дошло. Глупый я. Милый омежка с течкой, посещающий школу искусств, где были и другие… — Бернард, привет, — наматываю круги по комнате Алёши, держа в руке препарат от течки. — Брайен, что случилось? — обеспокоенно спрашивает брат в телефоне. — Позвони Марго, скажи… в общем скажи, чтобы мой гость со своей «распустившейся» течкой шлёпал домой, если она не хочет криминала между альфами. — А ты… откуда знаешь, что у него течка? — спрашивает снова брат. — Бернард, я пока не могу точно сказать, я, так скажем, присматриваюсь, мне самому не понятно, но я чувствую его на физиологическом уровне альфы и омеги, понимаешь? — Брайен, это замечательно, я так и знал, я так рад, слава Богу! Так что, Алёша твой… — Бернард, не надо громких слов, я пока действительно ещё не могу сказать, а вдруг это не то, а вдруг это ошибка природы, каковым являюсь и я сам? — Брайен, успокойся, всё будет хорошо. А Марго я пока звонить не буду, но Алёше позвоню, чтобы ушёл из школы. Вообще, я ему говорил, чтобы он не ходил… — Так звони, а то мало ли, что случится. — Брайен, ты беспокоишься о ком-то, это нонсенс, — брат повесил трубку. Беспокоишься? Да я с ума схожу, лишь подумав, как какой-нибудь альфа распускает руки! Положив таблетки на место, сжав кулаки, я вышел из комнаты Лёшки. Не знаю, сколько времени прошло, когда я увидел в окно Алёшу, бежавшего домой. Он был дома. Я стоял наверху и смотрел, как он бегал из комнаты на кухню с таблетками, как потом гремел посудой, готовя запечённую рыбу. Я стоял и держался за перила лестницы. Весь тёплый воздух поднимался вверх, а с ним и все запахи моего дома. Как же это божественно чувствовать, что оживает мой дом, что оживает моя жизнь, что оживают мои чувства, мои — настоящего альфы. Алёша прошлёпал к себе с подносом еды, какой смешной с этой косичкой, ну точно пугливый заяц. Телефон. Ну кто, блин, звонит? — Брайен, мы тебя ждём, тренировка сегодня, ты не забыл? — снова мой тренер. — Да… я еду, наверное, — всё ещё ощущаю ароматную прелесть течного омеги, тормозившую мою речь… — Брайен! Ты что там уснул, что ли! Тебе нельзя расслабляться, не забывай: областные соревнования — это не шутка, и выигранные деньги тебе же нужны для мастерской! — убеждал меня тренер. — Да-да, я понял, понял. Я буду, — вот чёрт! Почему именно сегодня тренировка не по плану? Одевшись в свой костюм, я спустился к омеге. Элементарно поблагодарить за бесподобный ужин. Омежка действительно знал толк в приготовлении пищи, всё именно так, как я люблю и специии… — Лёшенька, выходи, — и уже тоном хозяина, — быстро! Не дышу и слышу, как закашлял Лёша, какой пугливый омега, это прям чувствовалось, как и то, что за закрытой дверью был цветущий сад. — Живой? — беспокоюсь я. — Д-да. Заныло всё во мне от ответа омеги, моя душа просилась к нему, но беззвучная смс с фото тренера, нехотя оторвала моё тело альфы от тонкой перегородки, отделяющей Лёшу от меня. Я должен быть там, на трассе, там моя команда, там моя основная жизнь. Дождись меня…***
— Брайен, что с тобой? — тренер стоял напротив меня. — Всё нормально, а что? — готовлюсь для заезда. — Ну, ты весь сияешь прямо, колись, — подтверждает подошедший врач команды, — всё в порядке? — Да. Начинаем? — пристали. — Давай, Брайен, выложись по полной, только аккуратней на грунте поворачивай, посадка низкая, береги себя и мотрад. Я кивнул головой с надетым шлемом, осматривая группу соседних мотоциклистов из другого города. Сильные ребята, но я эту трассу знаю как свои пять пальцев. Старт и рывок моего гризли заставляет забыть всё на свете, ощущая полёт моего мотоцикла над препятствиями…, но не его. В голове только один Алексей, только его худощавое тело, его волосы, собранные в косичку… Бешеный въезд на асфальт, жмём дальше по прямой. … Глаза, как хочется смотреть и целовать его прекрасные глаза, услышать как ласкает мои уши речь этого омеги, узнать, какие у него тёплые руки и сладкие губы… Крутой поворот и снова грунт, пыль за мной, а впереди пустота. …Почувствовать под своими ладонями кожу истинного омеги, целовать его снова и снова, слышать любовный стон отдающегося мне… Внезапно я ощущаю как уходит из-под рук мой мотрад и понимаю, что ничего я уже не могу сделать, поэтому отпускаю гризли уноситься в кучу покрышек, сгруппировавшись, отлетаю почти туда же… Вот, чёрт! .. Как больно! .. — Бляяять, — хватаюсь за бок. Возможно ребро… Гонки продолжались и я смотрел вслед удалявшейся команды, каждый знал своё дело. Я видел, как друзья волнуются, поворачивая головы в своих шлемах в мою сторону, но победа важней. Отряхнувшись я поковылял к своему железному другу. — Что же ты, ревнивец, уже и подумать о другом нельзя, как ты меня сбрасываешь. — Брайен, Брайен… живой? — ко мне подъехали тренер и врач. - Да живой, только мотрад опять пострадал, — поднимаю помятый мотоцикл, держась за бок, больно ведь, черт. — Брайен, что с рёбрами? — волнуется медик. — Не сломано вроде, скорее ушиб да и только, — своё тело я знал наизусть. Все свои переломы и травмы. Я знаю, как хрустят кости. — Всё равно надо проверить, пошли, — тренер увел меня в раздевалку. — Я вызову тебе скорую и давай, надо снимок сделать, в понедельник гонка областная, мне точно надо знать, что у тебя никаких серьёзных травм нет. Понял, Брайен? — Да, понял я, понял. Не надо скорую, Маргарите позвоню. Набирая номер сестры, я приготовился выслушать очередную мораль, но как на удивление прошло всё гладко. — Что, опять?! Брайен, откуда тебя забрать? Еду, жди, — Марго отключила сотовый. Придерживая одной рукой бок, я смотрел сквозь заходящее солнце на возвращающуюся с гонки команду. Удивительно то, что Марго не стала истерить по новым моим синякам. Может потому, что сегодня ещё не пятница? Снимок показал сильный ушиб, ну я же говорил, я знаю себя. Но на ночь всё равно пришлось остаться в больнице. Когда меня утром отпустили, я приехал домой на такси, мой гризли остался в мастерской, починят. В доме тишина, только еле слышны дедушкины часы. Молчаливая тишина. Тугая повязка и обезболивающая мазь сделали своё дело, и теперь я уже прямо стоял напротив холодильника, где действительно талантливый омега нарисовал ещё одно произведение искусства. У него был свой стиль, это чувствовалось в автопортрете Алёши. Красивый, я провёл указательным пальцем по милому лицу. Семнадцать? Подпись под картиной гласила что ему семнадцать, а мне? Мне двадцать четыре. Конечно ему не продадут пиво, ну и хорошо, пусть так и будет. Опять телефон звонит? Кто ещё? Дружбан. — Да, Брайен слушает. — Здорово, как самочувствие? — Нормально, перелома нет, трещин тоже, к понедельнику всё нормально будет, тренеру передашь? — я забыл позвонить. — Да-да, передам. Ты это, слушай, Брайен. Тут мне Сёмка напел, что к твоей омежке, ну помнишь ты говорил о том, кто у тебя поселился, и ты сказал Сёмке за ним смотреть. Так вот, у него тут проблемы назревают, помнишь парочку альф, которым мы челюсти свернули? — Где он сейчас? — Кто, прости, не понял тебя? — Мотоцикл, я спрашиваю, где мой мотрад, его починили? — Да-да, конечно всё сделали, я могу приехать с парнями и привезу, сейчас? Мне не приходилось заботиться о ком-то, это было для меня новым этапом в жизни. Сейчас я понимал, что омега предназначенный судьбой может иметь проблемы, как и другие люди. Его надо защищать, и именно мне, а не кому-то другому. Кровь закипала у меня в венах, я помню этих козлов, насиловавших девственных омег. Сквозь зубы, я ответил другу по телефону. — Да, сейчас. Детский парк находился недалеко от дома, но я не хотел идти пешком, хочу слышать под собой оживший гризли. Школа действительно была на экскурсии, как мне сообщила Марго, когда отправившись на встречу с «этими», предварительно я позвонил сестре. Я видел его. Я слышал его. Я его чувствовал каждой своей клеточкой. Лёша сидел за мольбертом, а рядом был Сёмка. Спросив у знакомого препода своих «дружков» я отъехал подальше. Сидя на своём мотоцикле, среди множества других бет, омег и альф, я замечал лишь Лёшку, выглядывающего из-за мольберта, с краской на носу. Мой омега. Мой… — Ну, что, парни, — говорю я подошедшим альфам, которые выглядели испуганно, да и есть от чего. — У вас, как я понял, лишние деньги завелись для вставки зубов? — А чё мы сделали-то? Что-то ещё шавкают, пародия представителей альф. — Вон смотрите, сидит парень с косичкой, рядом с ним Сёмка. Тронете хоть кого-то пальцем, раскрошу обоим челюсть снова, усекли? И своим козлам скажите, только уважение и вежливость приветствуется в отношение моего омеги, поняли? Парни удивились, конечно, сказанному, как впрочем и я сам, кивая головой молча ушли. Даже несмотря на этих отморозков, у меня было хорошее настроение, и вечером оно у меня будет такое же, потому что я тебя, милый зайчик, поймаю. Хорош играть в кошки — мышки. Доктор прописал мне три дня постельного режима, вот мы и будем соблюдать его вместе с тобой, Алёшенька! Зная, какой пугливый мой омега, я решил его немного обмануть. Уже давно вычислив, что вылезает этот заяц после шести, я позвонил другу, попросив его заехать за книжками, которые я купил их сыну и забыл прошлый раз подарить, но именно в шесть часов. Когда Лёшка плескался в ванне, а я с ума сходил от исходившего запаха течного омеги по всему дому, приехал друг. Отдав подарок и поговорив о предстоящих соревнованиях, я зашёл домой, развалившись в прихожей на кресле. Часы тикали. Билось и моё сердце в унисон. Я нервничал, это будет наша первая нормальная встреча. А беспокоился я потому, что всё последние дни я думал о себе, а не о нас. Я ведь совсем не знаю, что чувствует ко мне Алексей. Я знал, что он мой, так значит я для него тоже должен быть истинным. Тогда почему он меня боится? Вот в чём загадка. По всем приметам он сам должен был подойти, зову природы тяжело противиться, сегодня я уже это испытал. Ну иди, иди ко мне, мой цветочек, слышу как шаркают его ноги по полу, выходит из ванны… … Боится, он боится меня. Он даже не мигая смотрит на меня, почему? Нет, всё не так! Зажав свои ключи от мотоцикла в руке, я только увидел закрывающуюся дверь у себя перед носом… Не понял? Это что было? Вскакиваю за Лёшей, а парень удирает, сверкая пятками, в магазин напротив. Я что такой страшный? — Нееет, мой хороший, от меня… ой, блять, бок болит, не убежишь, — придерживая рукой повязку я бежал за омегой в супермаркет. Мальчишка. Мне ещё только за омегами бегать! В жизни ни разу не приходилось, ну, подожди! — Ой, сука, оу-оу, синяк болит, ммм! Ладно, спокойно, тут все меня знают и не как хорошего порядочного альфу, так что, не смотрите на меня люди, а я буду ловить сегодня свою добычу, ибо на ужин я хочу именно его, и мне всё равно, что вы подумаете обо мне в очередной раз, — бормочу себе под нос, не отрывая взгляда от омежки. Догоняя его быстрым шагом в продуктовом разделе, еле отдышавшись, успокоиться мне конечно невозможно, здесь мой омега, который источает запах — «возьми меня». И возьму! — Лёшенька, нам с тобой бы домой надо, — прошу его, наблюдая, как омега набирает продукты в тележку, совершенно не смотрит, что он берёт. Блять, как же меня это бесит, я что один только здесь с ума схожу, а он ничего не чувствует, что ли?! Нет, я тебя не отпущу, хочешь ты или нет, а ты будешь моим… — П-продуктов купить надо… Что? Что я слышу? Продуктов? Да у меня из-за тебя сейчас штаны лопнут, а ты продуктов? Тааак, продуктов значит! Лаадно, десять минут погоды не испортят, хочешь что-то купить? — Хорошо, пойдём, — хватаю за руку Лёшку, везу тележку, тащу упирающегося омежку. Я даже не всматривался в цветные этикетки, просто беру, что люблю, но почувствовав ускользающего снова Лёшу, сильнее сжал его запястье. — Куда, мой сладенький, только рядом, а то больно будет, —, а теперь я боялся. Боялся повернуться к омеге и встретиться с ним глазами, я не хотел в них увидеть то, что я ошибаюсь, что моё открывшееся резко обоняние альфы обманчиво, что всё это сон. От этого я сильнее сжал руку Лёше. — Отпусти, мне же больно… Крик, возмущающегося омежки, проникал в мой затуманенный запахом течного омеги мозг альфы. — Не убежишь, отпущу, — слышу свой неузнаваемый голос. Лёша смотрел на меня изучающее. Его сапфировые глаза беспокойно оглядывались в поисках чего-то. — В раздел напитки. Не понял я опять. Омега командует мной, альфой? Да в жизни такого не бывало. Я в ступоре. Мелкий Лёшка поворачивается и в своих тапках… Это что у него на ногах? Это — зайцы?! Беспокойство, злость, похоть, всё сменилось временным умилением над шлёпающим омегой в домашней одежде и в белых тапках — зайцах. Как ржачно, и уже прикрывая рот от тихого хохота, я шёл за ним, подумают, блять, что Брайен с ума сошёл, точно! Лёшка выбирал себе напитки для омег, это было написано сверху, а я припас себе лёгкого пива, люблю после горячего душа попить… — В конфетно — буфетный. Что, опять управление? Напротив меня стоял омега в синей длинной футболке, явно опережающей его рост. Влажность от волос Алёшы щекотала и так мои взбесившиеся рецепторы обоняния, но что делать, если зайчик хочет конфетку. Я улыбнулся, иди, я потерплю ещё немного, но потом, я припомню тебе это в постели. Кивнув ему в нужном направлении, поворачиваю отяжелевшую тележку и иду за ним. Алёша прошёл в тупиковый отдел, я остановился и стал рассматривать хаотичные движения омеги от прилавков ко мне. У меня член стоит между ног и выйти к нему я просто не могу, а то завалю его там, блять, среди этого ужасного конфетного запаха. Буду ждать пока этот омега, пока этот… омега, пока… — Мальчик, а тебя диатез не хватит? — улыбаюсь серьёзному Лёше, пытающемуся запихнуть хоть какой-нибудь ещё маленький пакетик кондитерских изделий в нашу тележку. — Лучше диатез, чем цирроз печени, — отвечает Лёша. Что я слышу? Нахальный, упрямый омежка, заставляющий меня в таком состоянии, я посмотрел на то место, где у меня всё уже давно пульсировало от возбуждения… Притянув к себе поближе Лёшу за руку, я ему тихо сказал, своим неузнаваемым хриплым голосом, — ДО-МОЙ, — надеюсь ему понятен мой тон альфы. Расплатившись на кассе, мы вышли в осенний вечер. — Что? Что-что, капец тебе, Лёшенька, мой или не мой ты, мне уже всё равно, я тебя трахну и глазом не моргну. — Бери, бери свои пакеты и неси, а я понесу своё вредное пиво. Пиво, точно! От такой омегатрёпки надо промочить горло, срочно. Пью и замечаю, как Алёшка допивает… свою колу. Я чуть не поперхнулся от последних капель пива, когда меня вновь окатило новой волной нектара течного омеги. Я уже ничего не смог сказать, только подтолкнув Лёшку, шёл за ним следом. Какая же, блять, длинная дорога от магазина до моего дома, все яйца сотру около члена, стоявшего в боевом расположении духа. — Брось, — да брось ты уже эти чёртовы пакеты, хриплю голосом медведя в прихожей. — Что? — Брось пакеты, «Золушка» и топай ко мне в спальню, — сейчас сам поймёшь почему. Прислонившись всем своим телом к спине омеги, я почувствовал мелкую дрожь Лёши. — ПОДНИМАЙСЯ, сказал, — надеюсь, ему стало понятно. Господи, ну я человек или медведь, что ж я так рычу-то, только лишь от того, что из-под футболки этого мелкого омежки торчит мокрое пятно на штанах от течки. Он ещё умудрился споткнуться на последней ступеньке и встать раком… ммм, я сейчас себе язык откушу. — Ещё рано, дойди до кровати, а там и встанешь именно так, — последнее, ещё разумное мне самому, что могу я сказать. Течный омега. Альфа теряющий голову. Я понимаю и наступаю на отступающего ко мне в комнату Алёшу, который идёт спиной назад. Подойдя ближе, я в первые стал страстно шептать омеге. — Даа, вкушай мой запах, тебе же он нравится, твоё тело без ума от моего запаха, правда, Милашка? — впиваюсь в нежную сочность губ омеги. — Алексей, какой же ты сладенький, — страстно облизываю маленькое ушко, амброзия этого места отключает все мои оставшиеся мозги. Мои руки прижали хрупкое тело к себе и, услышав стоны возбуждённого омеги, я стал страстно целовать Алёшу, захватывая его рот в плен, терзая его языком, покусывая его маленькие губки. Резко развернув его, я снял с него ненужную, мокрую тряпку и прислонившись к течной заднице своим напряжённым членом зарычал голосом гризли — самца. — Ааа, что это? Я слышу тебя омега и знаю, что ты сейчас в моей власти. — Палец, глупый, стой спокойно, а то больно будет, — пытаюсь собраться с мыслями, шепчу ему в ухо, прикусывая его, от чего Лёша только пошло стонет. Ещё немного, ещё чуть-чуть, мой сладенький Лёшик и нам обоим будет хорошо. Вытаскивая пальцы из влажной попки омеги, я осторожно вошёл в него… — ААА, А ЭТО… ЧТО? — А это, Лёшка, мой член, — войдя до конца в омегу, я зарычал и начал трахать. Я брал его жёстко, с напором, его течка смазывала все мои резкие толчки в его заднице. Крепко прижав его к себе, рукой придерживая нагнувшуюся спину, я вторгался в юное тело омеги, улыбаясь от его громких стонов, именно похотливых, сексуальных. Ему нравилось, я ощущал это по еле заметным движениям навстречу моему терзавшему члену. Сумасшедшая, бешеная гонка, это потом я буду думать об этом, а сейчас только трах, звериный трах и больше ничего. Через несколько минут омегу затрясло, значит и мне пора, сделав несколько завершающих толчков в уже падающего на кровать вместе со мной Лёшу, я кончил, громко рыча и изливаясь потоком спермы. Ощущая через несколько секунд у себя набухающий узел, я лёг на бок, привлекая к себе Лёшку. Первый раз ощущаю такую сильную сцепку, это истинное соединение альфы и омеги, теперь я это знаю точно. Тело альфы подсказывает, что лучше принять удобную позу для этого, никто не знает, сколько это продлится. Омега ещё подрагивает от многочисленных мелких оргазмов находящегося моего активного семени в нём. Ммм — ночная фиалка. Действительно, я чувствовал дивный аромат нежного цветка. Мой член всё ещё находился в теле омеги, а я гладил его рукой по плечу и туда же целовал, целовал и прикусывал, прикусывал и слизывал капельки сладкой крови… — Брайен, мне больно… Что я делаю… Всё Алёшино плечо было алым от моих мелких укусов, опомнившись, я всё зализал до остановки кровотечения и прикрыв одеялом наши тела ниже поясницы, понял наконец, что я оставил метку на теле Алёши, вернее — метки. — Прости, прости, я не хотел, просто так получилось и я тебя немного, — дую на ранки, чтобы подсыхали, — покусал. — З-зачем, укусы? — Ты мой и я тебя пометил, — вдумываюсь в сказанные мною слова. — Я твой истинный? — Да, Лёша. Ты моя пара. Единственный омега, чей запах я почувствовал как альфа за долгое время. Алёша молчал. Его рука лежала в моей, мелко подрагивая от моих поцелуев его маленьких пальчиков. Лёжа рядом с ним и находясь всё ещё в нём, я думал о том, что слышит он, какие позывы посылает его тело омеги. Осмелившись, боясь одного и того же ответа, я спросил: — Что ты чувствуешь, находясь со мной? — … Бернард сказал, что ты пахнешь бамбуком, но я не знаю такого растения, ты пахнешь… Я затаил дыхание, от того, что я сейчас услышу, будет зависеть моё, наше будущее. — Ты пахнешь моим… лесом, место где я жил. Ты пахнешь свежестью леса после «грибного» дождя. Я не знаю, как тебе это сказать, но… — Ничего больше и не говори, Лёша, — я закрыл свои глаза и выдохнул. Наконец-то. Наконец-то случилось это. Я услышал то, что я всегда хотел услышать от омег, но каждый раз они говорили, что я пахну свежескошенной травой. Лес, моя душа всегда рвалась в лес, я даже сны всегда видел одни и те же. Мой, мой, мой омеженька. Моему члену наскучило бездействовать и, почувствовав долгожданную свободу, он начал потихоньку работать снова, приятно для нас покачиваясь влево… и в право, как будто чувствуя, можно ли двигаться побыстрее, оказалось что можно. Перевернув омегу под себя, не выходя из него я снова любил его, прижимаясь губами к сладким устам Алёши. На этот раз я двигался осторожно и медленно, ему не убежать из-под меня и я ощущал всю свою власть истинного альфы. Прерывистое дыхание… звуки секса… запах течки… стон омеги… крышу сносит. — Лёша… Лёша… — Брайеен… Как же ласкает мой слух голос омеги, хватаю Лёшку за руки и на себя. — Брайен, что ты… — Тише, тише, видишь, ты просто сидишь на мне, нет! Не закрывай глаза! Я хочу видеть твои изумительные глаза, хочу видеть как хорошо тебе, я хочу слышать твои стоны, смотри на меня, смотри! Алексей смотрел. В притемнённой комнате его глаза действительно блестели как звёзды. Я начал двигаться членом в нём, а он смотрел и доверял мне. Из его глаз покатились две маленькие слезинки. Остановившись, я просто слизал солёные капельки любви. — Всё хорошо, всё хорошо, не бойся, — возобновив движения бёдрами, я уже не видел как Лёша закрыл глаза, обхватывая меня за шею и прикрывая облаком каштановых волос. Как и в гонках на финишной прямой надо ускоряться, так и в сексе, движения голых тел приводят к тому, к чему стремятся наши души, облегчиться и насладиться нарастающим удовольствием. Крепко держа, но нежно обнимая, резко вставляя, но сладко вынимая, вкусно целуя, но горько от того, что скоро это закончится… вот оно… соединение пары истинных в сексе. Я целовал маленькие и сладкие губы Лёши, а он неумело пытался мне ответить, что возбуждало меня ещё больше. Закрыв глаза, как и омега, я снова кончил в него, чувствуя истекающую, тёплую влажность омеги у себя на животе. Член ещё пульсировал в омеге, и я наслаждался шумным дыханием хрупкого партнёра у себя на коленях. Осторожно выскользнув из него, я положил Лёшу на спину рядом с собой. — Всё… хорошо? — единственное, что могу спросить. Алёша улыбается смотря мне в глаза, рукой проводит по моей короткой стрижке головы и опускает руку. Его грудь поднималась и опускалась в ритме после секса. — Всё хорошо, — говорю я уже утвердительно себе, ложась рядом. Ночью я брал омегу ещё несколько раз. Лёша произносил временами только моё имя, его рот был постоянно закрыт моими губами, я просто не мог не целовать его. Утренний рассвет показал во всей красоте тело моего омеги. Спутанные волосы, припухшие маленькие губы стали цвета розовой вишни, проснувшись первым, я снова поцеловал его. У него не было сил, я понимаю, но не могу сдержать медвежье стремление обладать им, моим зайчиком. Унося его на руках в душ, я снова хотел его. Горячая вода смывала выделения наших тел, но только не его запах… Боже, я давно заметил, что при любой влажности, ночная фиалка благоухает так, что я забываю всё на свете, и лишь только он, только его цветочный запах заставляет меня взять его снова. Алёша не сопротивлялся, опираясь руками о стенку душевой кабинки, он только постанывал от удовольствия, я снова был сама нежность и поглаживал его напряжённый член рукой. Мягко, вкусно, сладко, Боже, это так приятно: обладать истинным омегой, немного вязкой жидкости в моей руке и я тоже снова оставляю семя в Алексее. Придерживая одной рукой затраханного от свежей любви Лёшку, я улыбался и ополаскивал его красивое тело. Завернув его в большое полотенце и унеся снова в свою комнату, я уложил на кровать, предварительно сменив простыни. — Отдыхай, мой любимый, я буду здесь с тобой, — убирая влажные волосы Лёши с лица, я просто поцеловал его последним, как оказалось потом, поцелуем. Лёша тревожно засопел, а я ругал себя, что не смог сдерживаться и долбил юного омежку своим… тьфу ты. Но ведь всё хорошо кончилось? Нет, не кончилось, это только начало… … Лес, после дождя, мелкого такого, и снова светит сквозь деревья солнце. Алёша с большим животом, я очень радуюсь и подхожу к нему. Нет на мне спортивной формы, только деловой костюм и я не слышу. Я не слышу… я не чувствую, я не слышу цветочный запах омеги, я НИЧЕГО не… Проснувшись от боя часов, боялся дышать, и когда это стало невозможным, то я заплакал молчаливыми слезами… не слышу, я не СЛЫШУ! Я ничего опять не чувствую. Рядом мирно спал Алексей, но я ничего не чувствовал, никакого цветочного запаха, ещё вчера так сводившего меня с ума… не было. Да что же это такое! Вскочив и отбросив своё одеяло, я тихо подошёл к Лёше и опустился на колени пред его головой… ничего. Так полюбившееся мне лицо, меня ещё очень тянуло к нему, но я не ощущал запаха сладкого омеги, не было ни-че-го… Мой мотрад уносил меня в ночь, не зная куда. Шлем закрывал мои мужские редкие капли слёз, плотно застёгнутая куртка мотоциклиста защищала от осеннего холодного ветра ноющее сердце, руки в перчатках сжимали руль моей гоночной машины, еще ощущая тело юного омеги. Я ошибся. Я так и написал ему на перевёрнутом плакате в кухне. Я не приезжал два дня домой, а когда заехал перед гонками за своим телефоном, меня встретила только пустота молчаливого дома. Открыв дверь в его комнату, я увидел все его вещи, лишь только самого Лёши не было. Прости. Как бы я хотел, чтобы всё это было правдой. Мне нужно на гонки, прости. Только подъехав к старту, тренер принёс мне мобилу, которую я сдал на хранение пятнадцать минут тому назад. — Брайен, родные. Звонил Бернард. Не могу. Я не могу сейчас разговаривать с братом. — Брайен, поговори, может, это важно, может, он хочет подбодрить тебя перед стартом, это всё же твой брат, — говорит мне тренер, ожидая телефон назад. — Алло? Что ты хотел? — Брайен, где Лёша, я не могу дозвониться до него. — Я откуда могу знать, он уехал, — так и знал, что будет спрашивать о нём. — Как уехал? Куда уехал? — Мы с ним переспали и он исчез через два дня, — резко отвечаю я, отчего даже тренер снял свои очки и удивлённо посмотрел на меня. — Вы что? Переспали? — У тебя всё Бернард, у меня гонки сейчас начнутся, — я не хочу говорить, нет у меня настроения всё ему именно сейчас объяснять. И тут моего брата попёрло, я вообще не понял о чём он быстро говорил, обозвал меня дураком, пустым бамбуком, тупоголовым медведем, это что же он там курит? Но потом я стал прислушиваться к тому, что говорил мой братец-доктор. Вера и надежда возвращались ко мне в одночасье. — Брайен, у нас старт через семь минут. Голос тренера возвращает меня на землю. — Тренер, я не могу… — Что не можешь, Брайен? — Я не могу участвовать в гонке сегодня, — убираю телефон в карман моих спортивных брюк. — Брайен, очнись, у тебя старт через пять минут, о чём ты говоришь? Что случилось, я не понимаю?! — У меня случилось самое лучшее в жизни, всё о чём я только мог мечтать, и я… и мне… надо исправлять ошибки, пока ещё не поздно. Команда выиграет и без меня, — уже кричу в надетый шлем и съезжаю с трассы в направлении школы искусств. Марго поможет, она добрая, хоть и вредная. — Брайеен! Я тебя повешу, задушу, закопаю, похороню! — Марго, Марго. Успокойся, прошу, — держу крепко в руках запястья с кулаками сестры. — Ты похотливая такая сволочь, всё-таки наложил на моего омежку свои лапы! — Марго, это мой омега, понимаешь? Это мой истинный омега, моя пара, ты… понимаешь меня, — опускаю её расслабленные руки. — Да знаю я, мне Бернард позвонил. Маргарита, взяв себя в руки, грациозно прошла к себе на рабочее место и села в кресло. — И что ты от меня хочешь, младший братец? Всегда не упустит своего. Ладно. Пусть. — Адрес, фамилия, я даже не знаю, где он жил раньше, — ставлю руки на её стол и смотрю в её серые колючие глаза. — Да нет у него адреса, сорок первый километр какого-то Матиольского переезда, который даже в интернете я найти не смогла. Никакой информации, ты понимаешь Брайен? Ничего! Марго тоже стояла напротив меня, держась за другой край стола. Это было плохо. Внимание моё привлекли рисунки, расставленные на столе для рассмотрения произведений искусства. — Это… его? — спрашиваю я. — Его. Вот только рисунки и остались. Теперь ты понимаешь, что я потеряла? Кого я потеряла из-за тебя, Брайен?… Брайен, что ты делаешь? Я раскладывал на полу рисунки Алёши, на которых фрагментами виднелся клочок древесины, и когда пазлы сложились, Марго вскрикнула. — Брайен! Ну что я тебе говорила! Талантище этот твой омежка, а ты… — Дай мне фотоаппарат. — Зачем? — Марго, дай мне фотоаппарат, СРОЧНО! Сестра принесла мне фотик, а я встал на стул и сфотографировал сверху получившееся из всех рисунков изображение. Потом мы ввели фотографию в интернет и ждали… — Лишу всех студентов стипендии, зависающих на переменах в школьном интернете… — Не ворчи, Марго, смотри, вот он, изображённый на картинах Алексея, — действительно, гугл нашёл лишь только одну картинку, полностью совпадающей с оригиналом. На фото был маленький домик, утопающий в цветах и кустах сирени. — Читай. — Матиольский переезд демонтирован два дня назад. Запущена автоматическая стрелка. Всё. — Карту, карту ищи, — тороплю сестру. — Так, вот… Слушай, Брайен, это два дня пути на поезде, а на машине, наверное, сутки? — Как и на мотоцикле, — не дослушав, что мне говорила Марго, я взял свой шлем и перчатки и вышел из кабинета. Тёплая погода сменилась холодным проливным дождём, уезжая вдаль, я видел, как садилась в свою машину Марго… с Бернардом. Семья. Они всё-таки моя семья, беспокоившаяся обо мне. А я так и не научился им доверять.***
У меня совсем кончился бензин, но сила неизведанного вела меня к дому, который виднелся вдали. Я бросил свой мотоцикл и стал двигаться на своих двоих, крепко сжимая мотоциклетный шлем в руке. Кого я увижу там? Что я почувствую? Заглядывая в окно старой рамы, я немигающее смотрел в глубь пустой комнаты… Моё сердце забилось очень сильно… так неужели… это — правда? В трещины стекла струился ко мне звонкий аромат цветущей маттиолы. Я стоял на месте и смотрел на сидевшего посередине комнаты, на коленках у старого мольберта… Алексея. Я нашёл тебя. Я наконец нашёл тебя… Заходя тихо в здание, я услышал знакомую мне мелодию. Слова этой песни сейчас бередили моё глупое сердце. «Любовь — это чувство, которое ты никогда не забудешь. Я признаюсь себе: ты — всё, что мне нужно». «Send me a sign» звучала раз за разом, повторяясь на стареньком магнитофоне, а я просто смотрел на фигуру человека, который был предназначен мне судьбой, а я… обидел его. Я так страшно обидел его. Я буду просить прощения, я на коленях буду вымаливать прощения у него… у них, за то, что бросил, не разобравшись ни в чём. Лёша рисовал углём… мой портрет. Проглотив горькую правду, я опустился на колени рядом с ним, опуская тихо на пол мотоциклетный шлем. Я стоял, звучала громко музыка, Лёша рисовал, но рука его дрожала и мне не видно было, как тонкими струйками побежали его слёзы по лихорадившим от течки щекам. Я закрыл глаза… запоминая минуты в райском цветущем саду. Действительно сказка. Эти мгновения воссоединения мне не забыть никогда, я вкушал запах ночной фиалки, ощущая, как он проникает во все клеточки моего тела. Хрупкую фигуру омеги освещали лучи всходящего солнца. Его волосы, собранные в косичку… его тонкая талия… его руки, сложенные на коленях. Его дрожь от холодного утра передалась и мне. Сколько же он тут сидел? Песня повторялась снова и снова, а я прижимал к своей груди моего омегу… моего… моего… единственного. Как же я долго тебя ждал… — Я тебе… нужен? Слышу ещё одну мелодию, ласкающую мои слуховые галлюцинации, — голос моего омеги. Тепло, тепло расцветает между нами, стоящими на коленях в остывшем от осени доме. Разум частями возвращается ко мне и, укрывая Лёшу от холода своей курткой, я пытаюсь сказать то, что никому и никогда не говорил. — Я… ЛЮБЛЮ тебя, я люблю тебя, люблю, я очень тебя люблю… Прости, прости, Алёша. Лёша, Лёша, Лёшенька… Стучание сердец и усилившийся аромат поворачивающегося ко мне омеги побуждает меня просто взять и отдать долгожданный поцелуй. Длительный поцелуй, скрепляющий любовь истинной пары: омеги и альфы, третьего, его ещё маленького, но уже тоже нашего, родного малыша. — Ты мне нужен, я люблю тебя больше жизни, мой, ты только мой, — крепко прижимаю к сердцу продрогшего омегу. — И ты, Брайен, мне нужен только ты, — шепчет мне в грудь Алексей. Шум подъехавшей машины заставил меня улыбнуться, а Лёшу испугаться. — Свои, не бойся, — набросив на омегу куртку и взяв его за руку, я увёл Алёшу навсегда из этого ветхого строения. Марго и Бернард стояли возле машины, а мы рядом. — Брайен, давай сюда ключи, - протягивает руку брат, и я смело передаю их ему, ведь всё-таки в этот гоночный спорт он меня привёл, и моего гризли он доставит домой без единой царапинки. Марго уселась за руль, а мы с Лёшей без слов сели на заднее сиденье иномарки. В машине было тепло, и мой омега скоро уснул, засыпал и я от ночной скоростной езды. Но только теперь я знал, что всё будет у нас хорошо.