Крылья

      Ты с детства любил птиц: грациозных, легких, играющих с ветром. Но особой любовью пользовались голуби, птицы мира. Птицы свободы.       Наверное, это связано еще с твоим детством. Отец видел в тебе в будущем успешного бизнесмена, видел себя. А ты хотел стать музыкантом. Над тобой смеялись, и ты терпел. А по вечерам забирался на крышу, к голубятне, и зависал там до самой темноты, пока тебя не хватятся дома. Так шли годы, а ты лишь больше любил этих пернатых.       Сбегая из дома, ты взял с собой лишь две вещи: чехол с гитарой и клетку с голубем. Два самых родных тебе предмета. Играл ты еще с детства, и довольно-таки неплохо. По крайней мере, так говорили все знакомые. И ты почему-то верил. Они были честными с тобой. Всегда. И когда говорили о твоем нездоровом обожании птиц – тоже. Нет, ты не обижался. Просто снисходительно смотрел на непросвещенных. Они не понимали, что говорят.       Когда ты жил на улице, тот самый голубь тоже был с тобой. Единственная ниточка, которая связывала тебя с прошлым. Ты понимал, что рано или поздно этот голубь улетит или просто-напросто умрет, и от подобных мыслей становилось как-то холодно и зябко (или это все осенние дожди, которые в последнее время не прекращались изо дня в день?). Но, вопреки природе, он тебя не бросал. Ты видел в нем больше, чем просто птицу. Ты видел в нем человека.       Кое-как насобирав на съемную квартиру, ты начал давать концерты. На тот момент у тебя уже была аудитория, и ты больше не страдал такой острой нехваткой денег, как раньше. И все оставшиеся деньги ты тратил на то, чтобы обустроить голубятню, такую же, как в детстве. На крыше дома. Твой персональный мирок, в который ты теперь мог уходить с головой. Никто больше не поднимется наверх, чтобы сказать, что уже полночь и пора спать. Кажется, ты этому рад?       Ты любил собирать голубей разных видов, потому что они такие разные, но все в чем-то похожи. Твои друзья говорили, что это странно, а ты отвечал, что и не отрицаешь. Каптор, как опытный пчеловод, понимающе кивал, а Нитрам, фанат животных в любом их виде, восхищенно таращился на птиц, а потом на тебя, кормящего дивных существ с рук. Ты был в своей тарелке здесь, на высоте птичьего полета, а они нет. Вы были не похожи друг на друга, но все равно сходились. Прямо как твои любимые пернатые.       Тав заходил все чаще, оставался все дольше. Однажды даже заночевал у тебя. Он тогда еще в любви признался, и ты ответил, что все ок, мол, это взаимно. До сих пор не понимаешь, врал тогда или нет. Ты в тот вечер напился, когда Тавбро заснул, и всю ночь засирал личные сообщения Вантаса, ведь тот всегда поддерживал тебя, даже в самых трудных ситуациях. Он кое-как разбирал твой пьяный бред и даже отвечал, а ты в ответ строчил целые поэмы, и с каждым сообщением находить в них смысл становилось всё труднее. Утром могло бы быть стыдно, но тебе, в общем-то, плевать, ты и в трезвом-то состоянии делаешь много глупостей, и самую большую из них можно было исправить лишь ценой дружбы (или как это вообще надо называть??? Ты не особо задумываешься об этом, на самом деле) с Тавросом, а тебе как-то не хотелось это делать.       Ты учил Нитрама общаться с птицами, учил его правильно держать их, учил не причинять им боль, как это делают остальные. Он был способным учеником, и, наверное, ваши отношения только упрощали все эти псевдоуроки. Ты начал писать более романтичные, что ли, тексты, потерял часть слушателей. Но и на это тебе пофиг, когда рядом есть голуби и Тав, две незаменимые в твоей жизни вещи. Музыка отошла куда-то на второй план, и ты даже вяло удивился этому. Будто смотрел кино, кино о своей жизни, не в силах поменять сценарий. Бессмыслица.       Какое-то время все было хорошо, и ты даже успел расслабиться, как вдруг твой бро попал в аварию, которую подстроила сука-Вриска. Ты никогда не испытывал иллюзий насчет ее характера и возможностей, но чтобы так подло… Ты был готов убить ее, но Тавбро помешал. Кажется, он не хотел, чтобы ты причинял этой стерве боль? Иногда он казался тебе странным. Прогибался под остальных даже в ущерб себе. Ты бы так не смог. Теперь он не мог приходить к тебе на крышу, и ты приносил голубей к нему в палату. Потом тебя, конечно же, выгоняли вместе с твоими «грёбаными крылатыми крысами», но ты снова и снова возвращался, пролезая через окно, так как к парадному входу тебя даже не подпускали. А потом его выписали, и на тебя свалилась ещё и забота о бедном (как же он не любил, когда его называли бедным) инвалиде. Куда вообще смотрят его родственники? Ты начинал потихоньку ломаться.       Дни пролетали один за другим, и ты даже не мог различить, что было вчера, а что сегодня – слишком уж похожи они были друг на друга. Таврос хотел переехать к тебе, но хозяйка квартиры была против этого, и ты тогда был готов уехать, но вовремя вспомнил о ней. О твоей голубятне, которую ты так заботливо обустраивал по собственным воспоминаниям из детства. И ты тогда жутко разозлился, кажется, и не пришёл на собственный концерт, и выключил телефон, и целый день провёл на крыше. Холодный ветер дул тебе в лицо, голуби взволнованно курлыкали, а ты ощущал за спиной крылья. Может, Нитрам тоже это чувствовал? Ты не знаешь.       А потом вы с друзьями напились, и ты, насколько помнишь, переспал с Терези. Тав не верил, а КейКей рвал и метал, во всех социальных сетях внёс тебя в «Чёрный Список» и не отвечал ни на звонки, ни на СМС. Ты не понимал, что в этом такого, а остальные шептались у тебя за спиной. Это же был не ты, да? Не тот ты, которого все знают. Тебе вообще не стоит пить. В большинстве случаев это до добра не доводит. Но пока что обходилось. Это казалось тебе странным.       После этого что-то произошло. Ты не помнишь, но, зная тебя, это была либо ужасная трагедия, либо какой-то пустяк, не вызвавший бы у кого-то другого никаких эмоций вообще. Вроде, вы с Тавбро сидели на крыше, и тебя переклинило. Ты передушил их всех, всех чёртовых голубей. Кроме одного, твоего самого любимого. А когда пришёл в себя, истерично рыдал. Ты оборвал себе крылья, себе и Тавросу. И за последнее ты не мог себя простить. Он пытался тебя успокоить, но всё напрасно. Ты тогда ещё отпустил единственную выжившую птицу, потому что боялся, что это может повториться.       Тебя зовут Гамзи Макара, и ты, похоже, сломался. Нет, не так. Ты сломал себя самого.