С завязанными глазами

Прохладное утро, в воздухе висят мелкие капли воды. От этой влаги сильно мерзнут руки, и постоянно есть неприятное ощущение холодной вуали тумана на лице. Этот туман попадает в грудь, в легкие сквозь нос и рот, вонзает свои острые когти в глотку и ноздри, а затем вместе с паром бежит обратно наружу. Вдалеке слышно журчание фонтана, его вот-вот выключат, когда в воде будут плавать сухие опавшие листья. Вместо пения утренних птиц слышится вой собак совсем рядом. Еще слышны скрип и шорох гравия внизу, под колесами инвалидными коляски, громкое дыхание идущего позади человека. Коляску немного трясет, я цепляюсь замерзшими пальцами за холодные и немного влажные подлокотники. Остановились. Человек поправляет перчатки, растирает затекшие руки, а затем снова продолжает толкать коляску. Слышится звон церковного колокола в деревне неподалеку. Девять утра. Солнце, наверное, уже отогнало синий дым ночи, но само не спешит показаться из-за деревьев. Я поправляю на глазах черную повязку. Черная ли она? Не знаю, теперь все кажется черным. Пару раз приходится менять позу и поправлять на коленях плед. Делается это скорее от скуки, потому что путь в темноте кажется неумолимо долгим. Мы подъехали к фонтану. Рядом стоит деревянная арка, летом она вся оплетена виноградом. Сейчас побеги засохли и их, скорее всего, сняли, но в теплые дни мне нравилось приезжать сюда и крутить в руках маленькие зеленые ягодки. Играть с ними было весело, но на вкус незрелый виноград хуже уксуса. Я протянула руку чтобы коснуться решетки, мокрой после ночного дождя, но мой спутник только ускорил шаг, не изъявив желания остановиться. Ему хотелось поскорее вернуться домой и съесть свой сендвич с горячим чаем. Что ж, его модно понять; возиться с калекой – сомнительное удовольствие, быть родственником калеки – приговор, действующий до смерти одной из сторон. Неловко и даже стыдно за то, что я смею называть стоящего за моей спиной человека «брат». Ему это неприятно, он начинает громко дышать и сжимает челюсти, клацая зубами. Снова остановка. Брат наклоняет коляску назад, делает пару шагов, затем опускает. Тряска сильнее, но нет шороха гравия. Съехали на траву. Приходится изо всех сил цепляться за подлокотники, голова от тряски мотается из стороны в сторону, будто позвоночника нет и в помине. Легкий ветер и сильный запах мокрой травы. Ветер дует в лицо, чувствуется запах хвои – впереди лес. Сначала спуск, потом подъем, брат вкладывает все силы, чтобы втолкнуть коляску на маленький холм. Помочь ему я не могу, а бездействие угнетает. Остановка, короткое «приехали» растворяется в шелесте листвы под ногами брата. Слышится щелканье веток большого клена, растущего на холме, шелест еще не опавших с его ветвей листьев. Отсюда можно было увидеть весь парк, маленькие фонтаны и пруд, большой дом. «Давай быстрее»,- торопит брат, хотя он сам предложил эту утреннюю прогулку, и нервно закуривает сигарету. Такие хранились в столе отца, он курил их, когда заканчивались сигары. Можно ли сожалеть о том, чего не видел? Мне не пришлось увидеть ни моря, ни гор. Мир вокруг меня ограничивался каменным забором вокруг родительского дома. В этом мире жила прекрасная женщина с усталыми глазами и опущенными руками, моя мать, занятый мужчина с неровно стриженной жесткой бородой, навсегда серой от пепла, мой отец, и высокий юноша со взглядом затравленной собаки, мой брат. Были еще люди, существа из другого мира, приезжавшие к нам в гости. Они рассказывали о балах, о Лувре, о зиме в Провансе и о кораблях в Саутгемптоне. Был миллион кусочков, из которых я пыталась собрать мозаику мира: книги, разговоры, лица моих родителей, счастливые и улыбчивые возле других и полные разочарования рядом со мной. Почему? Я понимала, поэтому, сколько я ни пыталась, семейный портрет никак не складывался перед внутренним взором. «Ты скоро?»- повторил брат. В этот момент ветер сменил направление, место запаха леса занял запах гари. Какой сейчас мой дом? Что сделал с ним огонь, накинувший черное покрывало на мои глаза? Я вздохнула и протянула руки вперед. Передо мной были мои родители, пальцы коснулись их могильных плит. - Прощайте… - Пора,- сказал брат и резко развернул коляску. Он сделал пару быстрых шагов и отпустил. Коляска понеслась вниз, скрипя и подскакивая, плед остался позади. Кочка, визг плохо смазанной оси, скрежет и запах мокрой земли. Лицу становится тепло – из-за деревьев вышло солнце. Интересно, можно скучать по жизни, которой не видел?