Я ждал тебя

      Тень, по очертаниям похожая на человека, скользнула в мое купе и оставила на столике стакан с чаем. Серебристый подстаканник тускло поблескивал в свете пролетающих за окном фонариков, а ложка тихо постукивала по краю стакана. Все-таки, поезда уютны.       Я откинулся на стену рядом со своей полкой и посмотрел в окно. Вчера, когда я только попал в этот поезд, было лето. За окном светило солнце так, что мне пришлось задернуть шторку. Я не любил щуриться от слишком яркого света.       Сегодня, когда я проснулся – пейзаж за окном радовал золотистыми переливами, да изредка удавалось разглядеть деревья рябины, облаченные в ярко-красные цвета. Мне представились веточки со множеством листьев, ярких, насыщенных – таких, как мне всегда нравились. Жаль, нет сейчас возможности выйти и сорвать рябиновую веточку.       Поезд остановился, и я разглядел перрон, сплошь усыпанный ковром из листьев. Хмыкнув, отодвинул чай подальше от края столика и вышел из купе. Несколько теней скользнули по коридору вагона мимо меня, спускаясь на станцию. Многие хотели чуть-чуть размяться.       Спрыгнув на перрон, я вдохнул полной грудью. Воздух был немного морозным. Наверное, скоро начнется зима. Он всегда любил зиму. Кажется, мы познакомились зимой. Как же давно это было.       - Кай, я тебе сколько раз про шапку говорил?       Я лишь фыркаю и натягиваю шарф, которым обмотал шею, на уши. Правда, помогает лишь наполовину – но это уже лучше, чем ничего. Зато прическа цела. Если я натяну на голову шапку, то потом буду похож на прилизанного школьника, которого собирала утром мама, предварительно зачесав волосы, как ботанику.       - Джей, ты в курсе моей ненависти к уродским причесочкам, а шапка – самый легкий способ получить такую.       - Я тебя буду любить в любом виде, уж поверь.       Смеюсь, скосив глаза на своего парня. На его лице отражается борьба между здравым смыслом и желанием уступить мне, понимая, что я буду отстаивать свое право ходить без шапки до последнего.       Зато из-за таких мыслей он отвлекся от главного. Мы идем рассказывать обо всем моим родителям. Ночью, до отъезда в пригород, в котором жила моя семья, не спали оба, раз пять поругались, сломали три табуретки из IKEA в процессе, но потом, конечно же, помирились и отпаивали друг друга ромашковым чаем на кухне. С примесью валерианки, правда, но это детали.       Джей у меня детдомовский, а вот я нет. И он разозлился дико, когда я в запале сказанул, что было бы проще, если бы и у меня не было родителей. Вот я на сто процентов уверен, что нас не поймут. И то, что мы вместе пятый год, – ничего не решает. Так же, как ничего не изменит то, что Джей уже работает, содержит нас почти на все сто, пока я доучиваюсь и мыкаюсь по подработкам. Сразу же найдется тысяча причин, по которым мы случайно протянули вместе все это время, сто доводов о том, что наши отношения ошибка и мы все сами себе надумали.       Как объяснить людям, что мы действительно хотим быть вместе? За все эти годы я устал кому-то что-то доказывать и объяснять. Мне осточертело видеть полные шока глаза, когда кто-то узнает о том, что мы планируем купить в рассрочку квартиру и залезть в долги вместе. Все эти слова о том «как же вы будете все делить, когда расстанетесь?» поперек горла. Не будем мы ничего делить. Потому что не расстанемся.       - Эй, Кай, не переживай. Все нормально будет, - дернув меня за рукав пальто, Джей подмигнул мне, а затем приобнял за плечи, ободряя, но тут же разрывая контакт.       Да, все правильно, мы же на улице. Незачем лишние взгляды, и так тошно.       - Ага, - хмыкаю, останавливаясь перед подъездом и нашаривая одной рукой в сумке ключи от родительской квартиры. Они ждут и хотят познакомиться с моим другом.       Ага, «другом».       -Ты же понимаешь, что так надо. Ты и так врешь им пять лет, - Джей говорит таким тоном, при котором с ним бесполезно спорить. Хотя, я понимаю, что и не собирался.       Нужно рассказать. Это вранье обрастает слоями, словно капуста листами, и я уже путаюсь в собственных словах. Да и как потом объяснять покупку квартиры с другом, отсутствие девушки?       Нужно рассказать.       Я прикладываю круглый ключик от домофона к панельке на двери, и с тихим писком подъездная дверь открывается, пропуская нас в дом.       Поезд гудит, и я вздрагиваю. Осмотревшись по сторонам, вижу, как к перрону отовсюду подтягивается множество теней, которые одна за одной погружаются в этот поезд. Мимо меня проходит тень ребенка, и становится немного не по себе. Сжав губы и взъерошив волосы, тоже захожу в вагон, возвращаясь в свое купе.       Я по-прежнему еду один и ко мне никого не подселили. Оно и к лучшему, пожалуй.       Поезд трогается с места, проезжая мимо уже пустого перрона, покрытого желтыми и красными листьями. Красивая осень остается позади, и через какое-то время я вижу первые снежинки, промелькнувшие за окном.       Беру в руки уже остывший чай и делаю первый глоток. Горько. Жаль, тут нет кофе, хотя мне бы очень хотелось. Но пить хочется сильнее, и я делаю еще пару глотков, морщась от вкуса, но все же утоляя жажду.       Ставлю на стол локти и смотрю в окно. Поезд набрал скорость, и пейзаж мелькает быстрее. Теперь уже видно, что некоторые деревья покрыты снегом. Скоро зима.       Глаза начинают слипаться, и я дремлю, уложив голову на согнутые в локтях руки.       - Я же знал, что так будет… - наверное, уже час сижу в нашей квартире на диване, не разобрав даже сумку, которая кулем валяется в коридоре. Хорошо, что от того пригородного поселка, в котором живут мои родители, до нашего города не так уж и долго ехать. Плюс мы на машине, и я смог вдоволь наистерить, пока Джей сидел за рулем.       Меня крепко обнимают, и я устраиваюсь на коленях Джея, утыкаясь носом ему в шею.       - Они остынут, Кай. Позвонят тебе, приедут, - теплые ладони гладят меня по спине, и я расслабляюсь. Тело, до этого натянутое, как струна, оседает, и я почти сваливаюсь с колен Джея, но он успевает меня подхватить и усадить к себе спиной между своих ног. Я как кукла, которую можно крутить и вертеть, а она молчит.       - Они не остынут, и ты это знаешь так же, как и я, - хмыкаю, от чего разбитая отцом губа снова лопается и начинает кровить, - я же мерзкий педик.       Джей вздыхает и легко касается губами моего уха, затем устраивая голову подбородком на моем плече. Он молчит, да и что тут скажешь?       - Так странно, - начинаю говорить, слизнув с губы соленую красную каплю, - они думают, что мы, наверное, наряжаемся в женские шмотки и трахаем друг друга всем, что в нас можно впихнуть. А еще устраиваем оргии по выходным.       - И красимся, - хмыкнул Джей, поглаживая меня руками по животу.       - Это обязательно, – откидываюсь на грудь своего парня и прикрываю глаза.       Чувствую, как он поднимает руку и проводит пальцем по моей разбитой губе.       - Самому-то сильно больно? – не открывая глаз, спрашиваю у Джея, который имел неосторожность заступиться за меня перед отцом и хорошенько получил в глаз.       - Нормально, я ведь жил в приюте. Синяков на мне бывало и побольше.       - Ты мой пират, - улыбаюсь и поворачиваю голову к Джею.       - Тогда мне нужен попугай, который будет сидеть на плече и нести всякую чушь, - улыбается он и ласково проводит рукой по моей щеке.       Тихо смеюсь и легко целую его в губы.       - Давай лучше заведем кота. Только рыжего.       - Рыжего, так рыжего, - соглашается Джей.       Просыпаюсь и со стоном разминаю затекшую шею. Все же, спать сидя было плохой идеей. Смотрю в окно, за которым уже вовсю правит зима. Белое поле, мимо которого мы проезжаем, укрыто пушистыми сугробами. Снег такой ровный и блестящий, что кажется ненастоящим.       Поезд снова останавливается, и я вскакиваю. Это последняя станция перед конечной, хочется покурить.       Спрыгиваю на перрон, в который раз поражаясь тем, кто придумал такие высокие ступеньки. Пока по ним сползешь с тяжелыми сумками – можно свернуть себе шею. Благо, у меня сейчас нет кучи вещей.       Достаю из кармана пачку с последней сигаретой и подношу ее к губам, нашаривая там же зажигалку и прикуривая. На кончике сигареты появился огонек, и я затянулся, вдыхая такой вредный, но такой привычно-горький дым.       - Сколько можно курить, Кай? - Джей выглядывает на балкон, неодобрительно хмурясь. Рыжий и отожравшийся за последние годы Персик заходит следом, начиная тереться о мои ноги. Опять жрать просит. Улыбаюсь, тушу сигарету и кидаю бычок в почти полную пепельницу. Беру Персика на руки, и он чихает, потому что не переносит запах табака.       - Видишь, эта морда со мной согласна, – Джей смеется и закрывает окно на балконе.       - Да уж.       Заходим в комнату, и кот снова чихает, смешно топорща усы. Кто же знал, что маленький котенок, на удивление оказавшийся рыжим, которого Джей нашел у помойки, когда первого января пошел выносить мусор, превратится в толстого монстра, который будит нас по утрам путем наступания на лицо. Преимущественно, в рот.       Персик повел своим обрубком хвоста, и я опустил его на пол. Кот потрусил в коридор, а оттуда в кухню, где начал деловито грести лапой около мисок. Жалко было хвост Персика, но он его тогда отморозил, потому что Джею пришлось практически отдирать примерзшего и полумертвого котенка от металлической крышки бака, на которой он, судя по всему, провел всю ночь. Но ничего, лучше без хвоста, чем вообще мертвому, рассудили мы и отвезли тогда еще мелкого рыжика к ветеринару.       - Кай, все хорошо будет, нам дадут чертово разрешение, - Джей гладит меня по спине, пока я разминаю вилкой в тарелке рыбку Персику, - и мы заберем того пацана домой.       Закусываю губу, сдерживая слезы. Мы долбаных четыре года оббиваем пороги почти у каждой государственной службы, потому что решили усыновить парня. И мальчишка ждет нас четыре года, каждый раз с надеждой смотря нам в глаза, когда мы заходим в приют. Как это терпит Джей, я вообще не представляю. Он слишком хорошо знает все, что происходит там, внутри. Как-то раз они разговаривали с Джоном без меня. Парнишка с кем-то подрался и наотрез отказался идти гулять, общаться с нами и со мной в частности. Я переживал, психовал, Джон ревел, растирал по лицу кровь и сопли, пока не зашел Джей и не распихал нас в разные стороны. Меня – подписывать очередные бумажки, Джона – в туалет умываться.       После того случая мы еще яростнее взялись за документы. Нас таскали даже по психологам, потому что больше половины всех этих идиотов была уверена в том, что мы усыновляем ребенка, чтобы сделать его третьим в групповушке. Меня тогда аж передернуло от этого и я с трудом сдержал себя, чтобы не сломать с ноги идиоту, предположившему такое, челюсть.       Страшно было слушать, когда все эти «воспитатели» хором говорили о том, что лучше отдать ребенка в семью, где будут немного пьющие родители, чем два педика. Конечно – там же гетеросексуальная пара. А то, что у меня одного доход в месяц больше, чем у тех двоих вместе взятых, никого не волновал. Мы с Джеем могли позволить себе отправить сына хоть в Гарвард, но вся эта гребаная комиссия сидела и выбирала между нами и какой-то одинокой мамашкой в пригороде, у которой был участок в десять соток и не было мужика.       И я, и Джей не спали ночами, превратились в двух похожих на зомби существ, заплатили кучу взяток. Этих денег хватило бы на ремонт чертового приюта, из которого через долгих пять лет мы все же забрали Джона.       Персик тогда был уже старым ленивым котом, и когда Джон робко зашел в комнату, которую мы ему выделили, кот тут же придавил своей тяжестью колени парнишки.       И когда уже наш сын поднял глаза и сказал «спасибо», мы оба поняли, что готовы пройти весь этот ад заново, все пять ужасных лет, лишь бы снова забрать из приюта этого пацана.       Я выкинул бычок в сторону и посмотрел, как он тухнет, намокая от снега. После него осталась ямка, и я сыпанул сверху снега, «хороня» бычок на перроне. Осмотрелся по сторонам и заметил, что почти все тени погрузились в поезд. Нужно было торопиться. Я зашел в вагон и поежился. Странно, конечно, что я не мерз, но все равно немного было зябко.       Поезд тронулся, и снег начал таять. Весна.       Осталось совсем немного. Я увидел, что мимо купе ходит проводница, или то, что тут называется этим словом, разнося чай. Скользнув в свое так и оставшееся пустым купе, я вынес стакан и жестом попросил еще. Нужно было отогреться хотя бы немного.       Попивая быстро принесенный мне горячий чай, я рассматривал витой подстаканник и думал, как много таких я успел увидеть за свою жизнь. Работа была связана с частыми командировками, и в каждом поезде, даже почти не важно, в какой стране, всегда находилась парочка таких вот подстаканников. Словно пережиток прошлого всегда скользил внутри поездов, давая понять, сколько людей прошло через каждое купе, куда-то уезжая, или же наоборот, возвращаясь домой.       До полной остановки поезда я успел выпить чай, прогуляться по пустому коридору вдоль закрытых дверей купе и вдоволь насмотреться в окно.       Сердце застучало чаще, когда поезд остановился у перрона, на котором кляксами расплывались лужи из растаявшего снега.       В середине всей этой мокрой весны стоял Джей и махал мне рукой. Такой же жгучий брюнет, как и тогда, когда мы познакомились, он был в легком пальто, с небрежно накинутым на шею ярким шарфом.       Я улыбался, спускаясь с дурацких высоких ступенек и выдохнул, когда почувствовал, как на талии наконец-то сомкнулись руки, по которым я просто невыносимо скучал.       - Привет, - Джей поцеловал меня в нос и заправил за ухо мою длинную челку, - я ждал тебя.       - Привет, - я обнял его за плечи и вдохнул такой родной запах, от которого успел отвыкнуть, - пять лет, - почти простонал я, - было так тяжело.       - Но ты же не мог бросить Джона. Кстати, он женился? – Джей взял меня за руку и повел куда-то вглубь перрона.       - Да! Представляешь, эта девчонка рыжая! – я засмеялся, - у вас фиксация на рыжих. И кот у них есть, и тоже рыжий!       - Ну, хотя бы сын-то наш не рыжий, - рассмеялся Джей, шагая рядом.       - Персик умер, через год, кстати. Вот я всегда говорил, что это именно твой кот, - воспоминания о мягком и ласковом коте заставили загрустить.       - Я в курсе, он со мной теперь. Скоро увидитесь, - Джей улыбнулся, - я рад, что Джон теперь в надежных руках.       - Да, у него будет прекрасная семья, - ответил я.       Поезд загудел и отправился в обратную сторону, оставляя быстро пустеющий весенний перрон позади. ***       - Вот, как ты и просил, вы теперь рядом, - красивый, спокойный юноша стоял у двух могил. Одна из них была свежей, а вторая уже поросла травой. Впрочем, было видно, что за всеми «зарослями» тщательно ухаживали.       - Памятник через год закажем, - к парню подошла девушка и обняла его руками за талию, прижимаясь грудью к спине и заглядывая в лицо из-за плеча парня.       - Да, - кивнув, юноша улыбнулся и взял жену за руку. На пальцах блеснули ободки обручальных колец, - пошли домой.       - Пошли, - кивнула девушка, и пара направилась прочь с кладбища, на которое постепенно опускались лучи закатного солнца.       Парковка была неподалеку, и они быстро сели в машину. Обратная дорога пролегала мимо этих же могилок, а из окна машины было видно часть оградки и можно было разглядеть один, уже несколько лет стоящий памятник. Через год они закажут новый, общий для тех двоих, лежащих там.       - Ой, Джон, а кто это? – девушка взволнованно позвала мужа, отвлекая от дороги, когда увидела, как на могилах, от которых они отошли, сидит кто-то, издалека похожий на сгорбленного старика.       Парень быстро глянул в окно, и тут же вернул внимание к дороге.       - Это, - он усмехнулся, - дедушка. Что-то типа того.       Девушка глянула в зеркало заднего вида и снова посмотрела на мужа.       - И часто он тут?       Джон молчал.       Машина ехала быстро, и вот уже могилы с человеком возле скрылись из вида. Она знала прекрасно всю историю семьи своего мужа, и потому спросила лишь одно:       - Он простил?       Джон дернул уголком губ и, протянув руку, включил их любимую радио-волну. Заиграла тихая музыка.       - Не знаю, он ведь так ни разу и не пришел за все время. Только вот, сейчас… папа простил. Так что пусть сидит.       Девушка вздрогнула, и тихо ответила:       - Пусть.       Конец. ©