Pretty boy

Лухан не любит людей, общество в целом, но должен знакомиться с ним в последний год старшей школы. Он появляется в дверях кабинета с яркой улыбкой на губах, вежливо здоровается и проходит к единственному свободному месту – последней парте соседнего ряда. Лухан смотрит на него боковым зрением и настораживается напускной, как ему кажется, дружелюбности и полной открытости, готовности общаться. От таких людей всегда становится не по себе, Лухан хмурится и съеживается – ему физически некомфортно рядом с солнечным и общительным одноклассником. Новичка зовут Ким Минсок, он выглядит милым, любит футбол, музыку и танцы. Его окружают со всех сторон и расспрашивают обо всем, что только взбредет в голову, полный первый учебный день. А Лухан не понимает, зачем им нужно слушать столько бесполезной информации, чтобы в итоге похоронить ее в уголке своей памяти навсегда, и продолжать бессмысленный треп до того, как не прозвенит последний на сегодня звонок. Или это называется вежливость? Коллектив? Лухан не любит людей, но Ким Минсок первым пытается идти на контакт. Сначала он смотрит – это очень неприятно – из-под своей рыжей челки, крутит в пальцах разноцветный карандаш и улыбается уголками губ. Не слушает учителя вопреки идеальному образу круглого отличника и не смотрит в раскрытую перед глазами книжку. Лухану хочется залезть под парту или выпрыгнуть из окна, потому что Ким Минсок делает это на протяжении всей недели. А потом он толкает его локтем, чтобы привлечь внимание, указывает глазами на конспект и просит повторить последнее прозвучавшее предложение. Лухан долго смотрит на свои руки, сжимающие тетрадку, а голос Минсока звучит в мыслях будто на повторе. Почему от него все замирает, напрягается и звенит – Лухан не знает, протягивает тетрадь, избегая соприкосновения пальцев, и молча отворачивается. Уши режет тихий смешок, а Лухану не нужно смотреть в сторону Минсока. Он знает, что новенький по-прежнему светится, как новогодняя елка, и улыбается столь зажатому поведению без особых на то причин. Но причины есть. Последний год в школе Лухан планировал провести спокойно и без лишних проблем. Но появляется одна большая, включающая в себя еще множество вытекающих последствий, и зовут ее – Ким Минсок. У нее крашеные в рыжий волосы, большие глаза, в которых отражается весь чертов мир, и широкая улыбка. Эта проблема симпатична, похожа на девчонку и прикрывает рот рукой, когда хихикает. Носит сумку через плечо, которая шлепается о бедро при беге, и слишком узкие шорты на физкультуре. Лухан не понимает, зачем Минсок всячески пытается оказаться рядом то на перемене, то во время обеда, то на поле. Его любят все без исключения, но Минсок предпочитает разыгрывать смущение и оставаться в стороне от слишком больших компаний. Он появляется в футбольной команде, машет Лухану рукой и что-то говорит. Тренер снисходительно кивает Лухану – принимай нового товарища, – но Лухан безразлично пожимает плечами и начинает разминку перед тренировкой. Сбежать от надоедливого одноклассника, жаждущего хоть капли внимания от самой тихой личности из двадцати пяти человек, не получается даже после окончания уроков. К концу второй недели Ким Минсок дает Лухану списать. Листик маленький и больше напоминает огрызок. Лухан щурится, пытается разобрать написанные корявым почерком слова и забывает поблагодарить одноклассника за помощь. Впрочем, Минсок не нуждается в этом – он подпирает щеку рукой, наблюдает, как Лухан сосредоточенно пишет с его листика, и тихо отстукивает ногой ритм играющей в голове мелодии. Часы тикают слишком громко, кто-то шепчет соседу правильные ответы, а кто-то шуршит передаваемыми бумажками. Лухан не глупый, нет, он предпочитает уделять внимание лишь действительно важным вещам. Зачем ему знать чертовы синусы и косинусы? Они не помогут проговорить одними губами «спасибо», они не помогут забить гол в чужие ворота, они не помогут не опоздать на первый урок из-за желания поваляться в постели подольше. Они не помогут добросовестно пойти на следующее занятие вместо прогулки по ближайшим закоулкам. И, наконец, не помогут не краснеть перед отчитывающим за прогулы классным руководителем. Ким Минсок плетется за ним. Говорит учителю, что ему плохо, отпрашивается к медсестре и торопливо мчится за покидающим территорию школы Луханом. Догоняет он уже по ту сторону ворот, кидает в лохматую макушку скомканную бумажку и сует руки в карманы. На улице заметно холоднеет, ветер становится сильнее, а небо над головой – мрачнее и тяжелее. -Прогуляемся? Лухан нехотя останавливается и оборачивается к однокласснику. В его планах – дом, тишина и серфинг интернета в одиночестве, никак не прогулка по дерьмовой погоде, Минсок и его чертова улыбочка. От нее сводит кишки, подгибаются коленки и пересыхает в горле из-за желания то ли ударить, то ли еще чего-то. -Блять, - это первое слово, которое произносит Лухан Минсоку. Точнее – рядом с ним за все то время, что они учатся вместе. Злосчастный камень под ногами летит в сторону зеленой травы, Лухан смахивает грязь с носка кед и недовольно цокает появившейся на белой поверхности царапине. -Лухан, - Минсок произносит это слишком. Слишком дружелюбно, слишком мягко, слишком тепло. Лухан отводит взгляд в сторону – сил нет смотреть на это довольное и светящееся радостью лицо – и идет в сторону своей остановки. За прогул влетит, но это завтра. Сегодня – долгожданное спокойствие и отдых. Или… – Лухан! Минсок оказывается рядом, хватает за запястье, отрезая все пути к бегству, и смотрит большими обиженными глазами. В них переворачивается целый гребаный мир. Лухан открывает рот, чтобы съязвить «что ты от меня хочешь?», но не получается – ком в горле мешает. У Минсока воротник расстегнутой на первые пуговицы рубашки ослаблен, а на шее виднеются черные линии, игриво уходящие под тонкую белую ткань. Лухан моргает, но перед глазами стоит все то же начало замысловатого узора. Чужие пальцы соскальзывают с запястья, Минсок поправляет воротник рубашки и впервые тушуется, неловко передергивая плечами. -Убери, - Лухан настолько заинтересован и удивлен, что не думает о словах и действиях: ладонь сама тянется к бледной шее и отводит в сторону воротник. Минсок опускает руки вдоль тела, терпеливо ожидает и даже наклоняет голову в сторону, чтобы Лухан мог рассмотреть начало его татуировки. Они стоят на людной улице, ничего друг о друге не знают, но Лухан бездумно опускает ткань все ниже, чтобы через несколько секунд томительных сомнений решительно шагнуть вперед и жадно заглянуть под рубашку. Шея Минсока на вид такая нежная, что Лухан не может устоять и проводит пальцем от челюсти до черных элементов татуировки, повторяет их по контуру и совершенно не помышляет ни о чем таком. Пока Минсок не вздрагивает и не втягивает шею в плечи. Пока не облизывает губы и не поднимает на Лухана взгляд, как обычно, из-под рыжей челки – в нем ни капли возмущения или удивления. Скорее – ожидание. Минсок, что же ты делаешь, Минсок?! Лухан одергивает руку, словно ошпарившись, и неловко прочищает горло. Минсок ведет пальцами по пиджаку школьной формы, ловко застегивает все пуговицы, прячет не только татуировку, но и свою выступающую ключицу. Это становится для Лухана ночным кошмаром, наваждением и – неправильно, так не должно быть – тайным желанием распахнуть тонкую рубашку, срывая маленькие пуговички, и открыть взгляду худое юношеское тело одноклассника с татуировкой на шее. Лухан чувствует себя сумасшедшим, когда на уроке случайно заглядывается на Ким Минсока, встречается с его взглядом и лишь тогда заставляет себя уткнуться носом в книжку. Кто-то замечает это, хихикает и рассказывает другим. Но Минсок не обращает внимания, улыбается и садится вполоборота, зарывается пальцами в волосы и внимательно смотрит на Лухана, приподняв одну бровь. Тогда учитель впервые делает ему замечание и просит быть внимательнее к своему предмету. -Извините. В этих извинениях никакого раскаяния. Лухан знает, Лухан уверен. Потому что Ким Минсок не идеальный и порядочный отличник, каким его уже привыкли считать одноклассники и преподаватели. Лухан убеждается в этом, когда Минсок в очередной раз не дает ему уйти домой, тащит на поле после уроков и заставляет гонять мяч. Закатанные рукава рубашки, раскрасневшиеся щеки, приоткрытые губы и будто намеренно бросающаяся в глаза татуировка – это все мешает сосредоточиться на мячике под ногами. Лухан мужественно признает свои постыдные слабости, лежа на траве – локти и поясница ноют противной болью, мячик катится рядом, а Минсок смеется и упирается ладонями в свои коленки. И наклоняется. И Лухан видит эти неправильные ключицы, задерживает дыхание, зажмуривается и считает до десяти. Раз – и перед глазами становится темно. Два – и неприятные ощущения отходят на второй план. Три – и Лухан почти расслабляется. Что-то идет не так на семи: лица касаются подушечки пальцев, оглаживают линию челюсти и перемещаются по подбородку к нижней губе. Минсок сидит рядом, опирается рукой в траву по другую сторону от головы Лухана и наклоняется так, чтобы окончательно свести с ума своими ключицами, кадыком, татуировкой. Добить остатки жалкого здравомыслия и общепринятых норм. Лухана влечет к однокласснику до такой степени, что уроки физкультуры становятся самыми невыносимыми. Все становится невыносимым. Зрительный контакт длится недолго. Но Лухан успевает утонуть в этих глазах, умереть, захлебнуться разнообразием собственных чувств. Боль давно не беспокоит его так, как беспокоит близкое присутствие все еще красного после бега Минсока. И его губы. Эти губы Лухан рассматривает впервые на таком расстоянии и приподнимается на локтях – они почти соприкасаются носами, дышать становится нечем. -Лухан, - опять дразнится Минсок игривой интонацией и медленно моргает своими большими глазами. Тысяча мыслей, как пчелиный улей, сливаются в один гул, жужжат в черепной коробке. Лухан отказывается понимать происходящее и Ким Минсока, делает глубокий вдох и чувствует мягкое прикосновение к губам. Сердце сжимается и рвется на кусочки. Лухан хочет оттолкнуть, но руки не двигаются, желания не слушаются, губы сами раскрываются навстречу мокрому языку. Все нервы взрываются яркими фейерверками и обрубают жалкие сопротивления на корню. Ким Минсок классно целуется. Его вздохи легкой щекоткой проходятся по влажной коже покрасневших губ. Лухан ловит их в поцелуй и притягивает Минсока за затылок ближе, дергает за волосы и сам возобновляет глубокий поцелуй до момента, пока легкие не начнет сводить от недостатка кислорода. Плевать, что они на территории школы, что они парни, что они одноклассники и ничего не представляют друг о друге. Плевать на все, что не касается мягких губ, теплого рта и юркого языка, который так приятно посасывать и кусать за самый кончик. Сухие волосы Минсока путаются в пальцах Лухана, торчат в разные стороны и блестят на выглянувшем солнце. Они, видимо, оба чокнутые, раз валяются на траве посреди школьного стадиона и целуются просто так. Потому что это хорошо, потому что хочется и уже нет смысла отказывать. Потому что Минсок наваливается сильнее, заставляет вжиматься затылком в холодную землю и задыхаться от непрекращающейся ласки. Лухан ощущает себя в вакууме: уши закладывает, сердце ощутимо бьется о ребра. Нет возможности встать, ударить за ущемленную гордость и убежать. -Чего ты от меня хочешь? – не выдерживает первым Лухан, озвучивает не дающий покоя вопрос и сжимает волосы одноклассника в кулак, тяжело сглатывая. Все его тело горит и плавится под Минсоком. Это неожиданно и очень… Очень. -Лухан, ты мне нравишься, - выдыхает Минсок тихо-тихо, так, что Лухан сомневается – а не послышалось ли ему. Нет, не послышалось, потому что Минсок облизывается и повторяет, а в его глазах вновь отражается целый мир: – Ты мне нравишься. Правда. Лухан… Лухан не любит людей, но Ким Минсок очень. Его номер в телефонной книжке записан как «Идиот, который постоянно улыбается». Они вместе обедают на большой перемене, а спину прожигают удивленные взгляды одноклассников. -Ты постоянно один, - Минсок говорит за двоих и дует на дымящийся в руках кофе. Коленки под столом соприкасаются и, если бы не ткань форменных штанов, Лухан бы удавился. Он знает Ким Минсока всего третью неделю, а руки сводит от желания прикоснуться к нему, обнять и прижать к себе, закрыть ото всех. Оставить лишь для себя. Минсок не отводит ногу – то ли специально, то ли не обращает на это внимания – и наклоняется над небольшим столом, сокращая между ними расстояние. Хрустящий пластиковый стаканчик мешает разглядеть мягкую улыбку на зацелованных губах. – Тебе не надоело одиночество? -Нет, - Лухан готов охранять свое одиночество двадцать четыре на семь. Но с появлением Минсока все катится к черту, ломается и обрушивается под ноги. – Мне комфортно. -А со мной? -С тобой… - Лухан замолкает, обхватывает все еще горячий стаканчик поверх пальцев Минсока, забирает себе и делает маленький глоток. Галдеж в помещении нисколько не мешает ему погрузиться с головой в мир, где они лишь вдвоем. И лишь друг для друга. Минсок ставит подбородок на кулаки, ведет носками вперед и обхватывает коленку Лухана обеими ногами. Под столом не видно, а Лухан чуть не роняет стаканчик из ладони и напрягается, как струнка. Подобные действия смущают и порождают не совсем приличные фантазии. – С тобой тоже. Минсок ожидаемо улыбается – и внутри у Лухана происходит целый атомный взрыв. Грудную клетку согревает ненавязчивое тепло. -Значит, ты не одинок со мной, Лухан? Приходится кивнуть в ответ. Больше не одинок. Они сидят на уроке математики, учитель объясняет тему и что-то пишет маркером на доске. Это третья с половиной неделя нудной учебы. Минсок окрашивает будни своим обязательным присутствием, улыбками, взглядами и поцелуями. Они вместе играют в футбол, вместе гуляют после уроков, вместе ходят смотреть новые фильмы и вместе развлекаются до позднего вечера. Вместе прогуливаются по магазинам и выбирают теплые вещи, задергивают шторку и долго целуются в примерочной кабинке. Вместе идут в школу, встречаясь на остановке, вместе посещают библиотеку. Минсок у Лухана не только в мыслях, но, кажется, уже отпечатывается на коже приятными прикосновениями и на губах – частыми поцелуями. Попадает внутрь и бежит вместе с кровью по всему организму. -Ты наконец заинтересовался учебой? Так вовремя, - ехидничает преподаватель и кладет на стол листик с идеально решенными заданиями. Лухан чувствует на себе множество пристальных взглядов, но один из них – особенный. И желанный. – Или общество Ким Минсока так на тебя повлияло? Это самое общество нагло хмыкает и прикусывает кончик карандаша, дразнится взглядом и острыми зубами, выглядывающими в приоткрытых бледных губах. Лухан собирается съязвить в ответ, даже открывает рот, но телефон в кармане школьных штанов вибрирует, отвлекает. Преподаватель уходит к первым партам, забывая о дальней части класса. «Я бы съел что-нибудь из китайской кухни» – гласит первое короткое сообщение. И следом: «А потом провел с тобой весь оставшийся вечер. И даже ночь». Лухан мысленно соглашается со всеми идеями и предложениями Минсока, усмехается и набирает ответ, прячась за спиной впереди сидящего одноклассника. Хоть на Марс полетим, хоть на рыбалку поедем – что угодно, только вдвоем. Об этом Лухан молчит и украдкой смотрит на невозмутимое лицо сидящего по правую руку Минсока. Ладонь протяни – и коснешься его рыжей макушки, худого запястья или предположительно того места, где на коже темнеет татуировка. Воображение рисует на чувствительной шее пышные черно-белые бутоны роз, спускающиеся под ворот рубашки на ключицу. Лухан сжимает в пальцах телефон и прячет глаза от Минсока, потому что его взгляды всегда слишком откровенны и красноречивы. Их может прочесть любой заметивший – это смущает и пугает одновременно. «Лухан, посмотри на меня». Лухан перечитывает сообщение, вздыхает и поворачивается к Минсоку, прикусив нижнюю губу. «И даже ночь», – многообещающе звучит в сознании приятным голосом. Лухан уже не находит сил отрицать очевидные желания, а впереди их ждут почти целая суббота и воскресенье. Драгоценное время можно потратить на еще множество приятных поцелуев, а не решение идиотских тригонометрических примеров. «Я хочу тебя». Дома у Минсока уютно, тепло и хочется остаться навсегда. Его комната небольшая, но Лухану нравится сидеть плечом к плечу и с чужим нагревающимся ноутбуком на коленях. На его плече – голова Минсока. В его руках – руки Минсока. Фильм, наверное, интересный – Лухан не подозревает об этом и совершенно не вникает в суть сюжета, утыкается носом в рыжую макушку, вдыхает запах волос и прижимает Минсока ближе. Внутри все скручивается и напрягается от осознания, что они предоставлены самим себе. И могут позволить себе нечто больше ставших привычными поцелуев. Ноутбук закрывается и уже лежит на столе. Лухан довольно жмурится, когда Минсок садится ему на бедра, обнимает обеими руками и смотрит откровенно, приподняв уголок губ. Они тянут совсем недолго, прежде чем встретиться губами. Этого достаточно, чтобы Лухан начал поглаживать прогибающуюся под ладонями спину, оттягивать рыжие прядки и хвататься за скрытые тканью бока. Пуговички рубашки маленькие и выскальзывают из непослушных пальцев. Лухан разрывает поцелуй, напоследок прикусив нижнюю губу раскрасневшегося и смущенно улыбающегося Минсока, прежде чем уткнуться носом в шею на месте татуировки, наполняя легкие разнообразным смешением запахов. -Я тоже тебя хочу, - запоздало шепчет Лухан в ответ на недавнее сообщение и жадно ведет носом по шее к подбородку, оставляет на бледной коже сухие поцелуи-укусы и мнет руками белую рубашку. Им движут элементарные инстинкты и мимолетные порывы то схватить за бедра, щипая через брюки, то поцеловать еще раз, пока не заболят губы. Минсок не сопротивляется и податливо открывается навстречу прикосновениям, сжимает коленками бедра и льнет так близко, что становится нечем дышать. Лухан не возражает, когда каркас кровати болезненно упирается в спину, и распахивает рубашку на неровно вздымающейся груди, чтобы оглядеть худое тело. Тонкая ткань скользит по острым плечам вниз, соблазнительно собираясь на локтях, и Лухан почти умирает. – Минсок, ты… -Тише, - свистящий шепот в губы мешает договорить. Лухан почти рвет несчастную рубашку, поднимается пальцами к предплечью, на котором еще одна татуировка, гладит сплетающиеся темные линии и чувствует, как все пульсирует и жмет в штанах. И, кажется, его трясет от нереального возбуждения, потому что Минсок в его руках такой хрупкий, такой красивый с этими татуировками… Лухан не соображает, когда ведет языком по предплечью, безжалостно кусает, добавляя к татуировке следы своих зубов, потом поднимается по плечу к шее и рассматривает на ней рисунок полностью. Голос не слушается и хрипит, горло дерет. Пальцы оглаживают обнаженную спину и выступающие позвонки, ногти царапают поясницу и у пояса брюк. Лухан оставляет большие засосы везде, куда дотягиваются губы, вслушивается в тяжелое дыхание сверху и удовлетворенно выдыхает на влажную от собственной слюны кожу, когда Минсок вздрагивает или дергает его за волосы слишком сильно. Лухан не может решить, что сделать первым: раздеть Минсока до конца, чтобы окончательно попрощаться с рассудком, или продолжить незамысловатую прелюдию, состоящую из поцелуев, щипков и укусов. Впрочем, Минсок помогает определиться, сексуально раскрывает рот для поцелуя и избавляет Лухана от одежды, чтобы прижаться кожей к коже. Одежда мешает и сковывает нервные движения. Лухан трется о голую грудь своей, крепко стискивает Минсока в своих объятиях почти до боли и жадно целует. Перед глазами стоят жаркие взгляды и красивые татуировки на худом привлекательном теле. Лухана ведет так, что он опрокидывает Минсока на пол с глухим стуком – и не важно, что кровать находится за его спиной – Минсок выглядит слишком красиво под ним трогательно обнаженным по пояс и с блестящими полуприкрытыми глазами, раскрасневшимся лицом и судорожно вздымающейся грудью. Взгляд скользит ниже, еще немного – и оставит на коже видимые следы, цепляется за ширинку. Лухан невольно облизывается, наваливается на Минсока почти всем телом и вынуждает смотреть на себя, пока дразнит припухшие губы короткими прикосновениями языка. Минсок тянется к нему, обхватывает руками и ногами, выгибается дугой – и, о боже, Лухан почти кончает в этот момент – начинает тереться бедрами. Вверх и вниз. Через два слоя ткани. Лухан теряется в своих хочу – их чересчур много. Все происходящее больше напоминает сюрреалистичный сон, такой неправильный, но желанный. Минсок под Луханом вполне реальный, его тяжелое дыхание и расфокусированный взгляд – тоже. Лухан ежится от мазнувшей спину прохлады, вжимается в Минсока и ловит губами очередной судорожный выдох, когда их бедра соприкасаются ощутимее. Всего лишь сухое трение, а Лухан уже не может терпеть, нетерпеливо двигает бедрами в весьма примитивной манере. Со стороны выглядит глупо, но им плевать, потому что внутри все разрывается от переизбытка эмоций и чувств. Лухан стирает кожу на локтях, пока поддается навстречу извивающемуся на полу Минсоку, ведет сухими губами по красным скулам и щекам до такого же алого уха, где блестит сережка. И скользнувших по ягодицам ладоней достаточно, чтобы позорно запачкать белье и придавить Минсока к полу своим вздрогнувшим и вытянувшимся телом. Сердце едва ли не останавливается. Лухан приподнимается на руках спустя несколько бесконечно долгих секунд и еще раз ведет бедрами – тогда Минсок поджимает губы, чтобы не издать ни звука, и ударяется затылком о пол. Его ноги сжимаются вокруг Лухана, как настоящий капкан, это больно и приятно одновременно. Сильно проступающие ребра Лухан оглаживает кончиками пальцев, ямочки ключиц касается губами и любуется лицом Минсока, который прикрывает глаза и втягивает голову в плечи. -Лу… Хань, - голос Минсока ломается и прерывается, Лухан переводит дыхание и ощущает, как кожа покрывается мурашками. Минсок зарывается в волосы на его затылке, тянет к себе и коротко целует. Все, что они сделали сейчас, надолго отпечатывается в памяти, не отпускает одинокими вечерами и мешает не только учиться с Минсоком в одном классе, но и существовать вообще. Лухан оступается на ровном месте: перед глазами маячит Минсок в коротких и узких шортах, его футболка греховно задирается до впалого живота. Ладонь тянется к упругим ягодицам, когда Минсок нагибается за мячом, но Лухан вовремя себя одергивает и торопливо убегает в другой конец поля. Подальше от Минсока, его неправильного тела и игривых взглядов. Возможно, кто-то замечает эти безмолвные и непозволительно долгие переглядывания. Тогда Минсока провоцируют на глупую драку, в итоге которой все получают выговор от руководства школы, наказание и совет обязательно посетить медпункт. Лухан раздраженно дует на сбитые костяшки пальцев – он отделался еще легко, не успел помочь Минсоку, губы которого разбиты и наливаются уродливым темным цветом в углу. Кровь на коленках успевает засохнуть твердой коркой, а на ребрах проступает еще один синяк. Лухан представляет во всех подробностях, как безмозглые идиоты, решившие позадирать Минсока, страдают и мучаются всю оставшуюся жизнь. Потому что они не имеют права даже дышать в сторону Минсока, трогать его и издеваться физически – тем более. -Это я виноват, - бормочет Минсок после уроков, когда их оставляют убирать класс. Лухан отбрасывает тряпку в сторону, запирает дверь и подходит к Минсоку, поднимая лицо за подбородок. Злость заметна в каждом его резком движении. -Не говори ерунду. Я знаю, кто виноват. Прости, что не… -Лухан, ты не обязан. Лухан хочет возразить, но Минсок возвращается к уборке и чуть прихрамывает. Тогда Лухан впервые за свою недолгую жизнь помышляет о жестоком убийстве сразу нескольких человек. «Зайдешь?». «У меня есть пиво». «Я соскучился». Лухан улыбается против воли, прячет телефон в карман и резко разворачивается – идет в противоположную сторону на нужную остановку. Рюкзак болтается за спиной, пока Лухан поспешно догоняет автобус, собиравшийся уехать прямо перед его носом. «Я тоже соскучился. Минсок, как же я…» – мысль обрывается на середине, Лухан недовольно смотрит на толкающуюся женщину и едва успевает ухватиться за поручень, чтобы не улететь в конец автобуса. Впрочем, настроение не портит даже это: они не виделись с Минсоком все выходные из-за внезапной поездки к ближайшим родственникам. Лухан не успевает зайти домой, как телефон звенит в кармане, и решительно отправляется по знакомому маршруту к дому Минсока. Его родителей часто нет дома – в эти моменты Лухан не знает, что может с ними произойти. И может ли что-нибудь вообще. Мастурбация в душе становится привычным явлением, но с каждым разом прикосновений к груди, животу и спине становится мало. Лухан понимает, что рано или поздно они не смогут остановиться. И это… очень волнующе. Внутри расцветает нежный бутон предвкушения и томительного ожидания. Взгляд Минсока, распахнувшего входную дверь своей квартиры, до смешного очевиден и в некотором смысле заразителен. Лухан улыбается в поцелуй, крепко обнимает Минсока и пытается скинуть кеды без помощи рук – они заняты более важным и приятным. -Ты у меня такой красивый, - вдруг шепчет на ухо Минсок, когда они неловко вваливаются вглубь квартиры, не разрывая тесных объятий. За проведенные в разлуке часы Лухан испытал настоящую ломку – и нет, он не наркоман. Но зависим от Минсока, его нежных губ и коротких вздохов в голодные поцелуи. Зависим от своего яркого и общительного одноклассника, рядом с которым в первые дни учебы под ребрами завязывается тугой узел, чтобы в один из подходящих моментов дать слабину и за долю секунды перевернуть привычные будни с ног на голову. Эта ломка требует немедленной дозы в еще большем количестве. Они выпивают две баночки пива, и тогда у Лухана под черепом взрываются миллионы вопросов и едких сомнений – в гулко бьющемся сердце. -Почему я? -Потому что ты, - Минсок небрежно ставит на пол пустую банку и тянется к Лухану всем телом. Свободная кофта с длинными рукавами открывает те греховные ключицы, что хочется облизать и клеймить постыдными засосами со следами зубов, Лухан искренне не понимает, как продержался эти мучительные полчаса, пока они разговаривали о ерунде и вливали в себя на редкость невкусное пиво. Пальцы привычно оглаживают татуировку на шее – Минсок, как кот, вытягивает голову и обнимает Лухана руками и ногами. -Вау. Охуительно понятно, - Лухан нисколько не злится, скорее эта недоговоренность между ними лишь распаляет, выворачивает наизнанку и вынуждает действовать. Наконец сделать своим, отдаться самому и потом – будь что будет. Ты мой, я твой скользит во взгляде Минсока из-под полуприкрытых век, его крепких объятиях и неторопливых поцелуях. -Обещай, что не уйдешь, - Лухан собирается добавить: «Это все, что мне нужно». Но разве можно выглядеть в глазах Минсока еще более жалким и ущербным? Лухан забирается ладонями под гребаную кофту, стискивает пальцами бока до красных пятен на чувствительной коже и целует отчаянно, больно кусая за губы. Сдерживать собственнические порывы присвоить себе невозможно, Лухан задыхается от переизбытка противоречивых эмоций и не помнит, как они оказываются на заправленной мягкой кровати в окружении подушек. Минсок сидит на его бедрах и снимает кофту через голову, выгибаясь красивой дугой, к которой автоматически тянутся пальцы – повторить изгиб каждой мышцы, погладить и царапнуть. Лухан не спешит раздевать Минсока полностью, наслаждается мгновением и растирает твердеющие соски, с интересом наблюдая за незамедлительной реакцией. Минсок покусывает нижнюю губу и подставляется под щекотную и несколько болезненную ласку, посылающую мощные разряды по позвоночнику и вниз живота – туда, где все напрягается, вспыхивает сильным пожаром и требует немедленного повторения смешанных приятных ощущений. Щеки Минсока мило краснеют, взгляд темнеет и становится совсем шальным, когда Лухан сжимает сосок, резко поднимается, удерживая его на своих бедрах, и накрывает губами. Язык скользит по твердой вершинке, пробует, дразнит. Минсок вздыхает и путается пальцами в волосах Лухана, прижимает за голову к своей выгнувшейся груди и безмолвно требует сделать это еще раз. И еще раз. И еще, пока раздраженная влажная кожа не покраснеет и не начнет реагировать даже на прикосновения прохладного комнатного воздуха. Все происходящее кажется до безобразия правильным, будто Лухан и должен по законам существования покрывать бледную кожу поцелуями, от которой все еще пахнет гелем для душа, вылизывать и покусывать каждый ее миллиметр, чтобы резко переметнуться к повторению узора татуировок своим языком. Пальцы соскальзывают ниже, пробно сжимают ягодицы, скрытые тканью домашних штанов, сминают и раздвигают их в стороны. Средний проходится точно по тонкому шву и чуть нажимает через два слоя ткани. -Лухан, - вырывается из горла вместе с хриплым и соблазнительным выдохом. Минсока прошивает, скручивает и выгибает под немыслимыми углами, пока Лухан мучает второй сосок, безжалостно кусает и засасывает припухлую кожу рядом, а пальцами массирует напрягающиеся ягодицы. Незачем спешить, выпрыгивать из штанов навстречу животной страсти. Минсока хочется заласкать до боли скрутившего возбуждения в паху, до спертого дыхания и пылающего лица. – Лу… -Скажи «Хань», - Лухан напоследок облизывает сосок, поднимает голову и внимательно смотрит Минсоку в глаза – дают о себе знать бабочки-цветочки-солнечная-весна в душе. А за окном – противная серая осень, с каждым днем приближающаяся зима и бесконечный в своей навязчивости холод. Минсок касается своих пересохших губ кончиком языка, отводит волосы Лухана к затылку и сжимает в кулаке, выдыхая: -Хань? -Да, - Лухан не узнает свой голос. Не узнает и Минсока, который соблазнительно ведет бедрами, поднимает уголок губ и повторяет «Хань» до тех пор, пока Лухан не поднимается к его раскрасневшемуся лицу за глубоким поцелуем. Одежда мешает прижиматься к голой груди с наливающимися на ней засосами, Лухан дергает свою толстовку и нехотя отстраняется. -Хань, - пальцы Минсока накрывают его пальцы, помогают стянуть кофту. – Хань, послушай. -М? – Лухан не может мыслить, строить логические цепочки и вообще представлять что-то кроме возбужденного и чересчур красивого Минсока в своих объятиях. Короткие ноготки проходятся по плечам, поднимаются по шее до волос и замирают. -Я не играю с тобой, Хань. Лухану все равно, на самом деле, потому что он давно попал и пропал в своем безумстве по имени Ким Минсок. -Я знаю. Еще одно тихое «знаю» растворяется на покрасневших губах Минсока. Рядом с бедром шуршит маленькая пачка презерватива и светится бутылочка смазки. Лухан прижимает Минсока к себе, будто хочет срастись с кожей, попасть внутрь, и старается не поддаваться гадкому чувству ревности и собственничества – почему же он у Минсока не первый? Минсок первый у него, а он у него – нет. И это нечестно. Лухан оставляет на пояснице следы своих ногтей, наклоняет Минсока вперед и заставляет опуститься спиной на кровать, чтобы сразу навалиться сверху и вжать в мягкий матрац. -Хань, сними, - голос Минсока не сразу достигает сознания. Лухан оттягивает татуированную кожу, дует на нее в садистской манере и с нажимом ведет ладонями по груди. Минсок выгибается вслед за этими прикосновениями, опять смотрит слишком и разводит бедра в стороны для него. Для Лухана. Чтобы Лухан мог устроиться между ними, коротко поцеловать во вздрогнувший живот и нерешительно схватиться за резинку штанов. – Хань. Глаза щиплет, но Лухан упрямо держит их открытыми и следит, как темная ткань медленно скользит вниз по бедрам. Сначала она открывает дорожку коротких волос, потом – светлеющую кожу напряженного паха и резинку белья. Ее Лухан цепляет на ходу, облизывается и выдыхает, когда два слоя ткани податливо обнажают самое чувствительное и нежное. Минсок шевелит ногами, путается в штанинах и гладит худые плечи Лухана – и оказывается под ним совсем голым, открытым и возбужденным. Лухан в который раз отдается власти своих диких желаний, наклоняется к вожделенному телу и вдыхает его запах. Минсок чистый, по-прежнему самый красивый и, кажется, любимый с корней волос до кончиков пальцев на гладких ногах. Такой, что остановиться уже нереально, даже если мир начнет рушиться. Если темное и набухшее дождем небо упадет на голову. «Сучка», – думает Лухан, пока ведет губами по коленке, кусает складочку в изгибе и раздвигает ноги с каждым продвигающимся по внутренней стороне бедра влажным поцелуем. Минсок дергает волосы на растрепанной макушке, улыбается и дышит через раз. Осень в этой комнате вдруг превращается в душное лето. – «Сучка ты, Ким Минсок, а не паинька». На соблазнительном бедре виднеется еще одна небольшая татуировка. Ее Лухан разглядывает долго, натирает пальцами и привычно обводит языком, нисколько не стесняясь порывов вылизать и зацеловать Минсока везде-везде. Совсем везде. Чтобы на Минсоке не осталось ни одного места, которое бы не пометил собой Лухан – глупо, возможно, но необходимо им обоим. Лухан не хочет воспринимать и представлять, как этого извивающегося под ним тела касались чужие руки и губы. Уж лучше потерять память, отрубить себе пальцы, выдавить глаза и отрезать уши. Минсок теперь принадлежит ему. -Ха-а-а-нь… -Скажи, - начинает шептать Лухан прямо во влажную от своей слюны кожу, просовывает ладони под прогибающуюся поясницу и ведет кончиком носа от бедра к горячему паху, где постыдно краснеет уже влажная головка стоящего члена. Минсок плавится из-за ощутимого физически взгляда, который едва ли не оседает липкой паутиной на его пульсирующем всеми нервными окончаниями теле, заводится сильнее и закидывает ногу Лухану на плечо, открывая всего себя. Без стеснений и сомнений. – Скажи, как тебя касались? Тебе было приятно? Лухан не любит людей и бессмысленный треп, но Минсок сумел пробраться своими пальцами глубоко внутрь, разрывая грудную клетку, и вытащить наружу всех бесов. И сейчас вынужден мириться с ними. Лухан вжимает пальцы в поясницу, прогибает больше, и пробно лижет головку члена. Все не так плохо, как могло казаться ранее, и Лухан с нескрываемым удовольствием дарит вздрогнувшему Минсоку откровенную ласку своими губами. Воздух трещит, о ребра скребется растущее желание, горло царапают судорожные вздохи. Минсок нажимает на затылок, хрустит пальцами на ногах и толкается бедрами вверх – во взгляде ничем неприкрытая просьба. Вязкое желание окутывает их плотным коконом, закрывает от всего мира, людей и никчемных проблем. -Так? – Лухан не сопротивляется, обхватывает головку губами и обводит языком во рту – как получается, как еще не умеет. А Минсоку хорошо и так – он вытягивается на кровати и совсем тихо стонет, царапает кожу головы и сжимает волосы в кулаке. Его грудь и живот судорожно опускаются и поднимаются, ребра обозначаются четче – и извивающееся от приятных ощущений тело видится совсем хрупким и чувствительным. Лухан выпускает головку члена из своего рта, собирает смазку губами и резко спускается ладонями на ягодицы, царапает и раздвигает до приятной боли в растянувшихся мышцах. Дергает задыхающегося Минсока на себя, жарко дышит на напряженный член и едва сдерживается от желания легко опробовать нежную кожу зубами. – Или так? -Хань… Иди сюда. Лухан сам сгорает и поджимает живот, когда ложится на Минсока сверху – все еще наполовину одетый – и мнет бедро там, где третья татуировка. Они целуются медленно, как-то неловко и мокро. Слюна оказывается на подбородке Минсока – и Лухан, как собака, забирает ее своим языком, оглушает неровным дыханием и трется бедрами. В обнаженную кожу больно врезается холодная пряжка на джинсах, Минсок сжимается и дергает за черный ремень: -Быстрее. Лухан беспрекословно подчиняется команде «быстрее», расстегивает штаны подрагивающими пальцами, спускает вниз белье, на котором виднеется темное влажное пятно, и нерешительно замирает над терпеливо ожидающим Минсоком. Еще секунда – и оба вздрагивают, как от удара током, когда прижимаются друг к другу абсолютно обнаженными. Косточки чужого тела давят на кожу, где-то неудобно и больно – но так надо. Это нормально, когда хочешь кого-то настолько сильно, что готов стерпеть любые ощущения – лишь бы получить желаемое. И Лухан собирается сделать это: покрывает лицо Минсока поцелуями, трется бедрами и жадно оглаживает горячее тело ладонями. Вверх и вниз, вправо и влево, ощутимо и совсем легко. Ради этого стоило ждать до последнего года старшей школы, закрывшись ото всех в своем холодном одиночестве. Лухана согревает Минсок – обнимает, целует и призывно разводит ноги. Согревает не только своим телом, но и полным доверия взглядом. Лухан смотрит на свои длинные пальцы, оглаживающие пах Минсока внизу, и впервые боится облажаться перед кем-то настолько сильно. Но бежать поздно – Минсок сам выдавливает смазку ему в ладонь, приподнимает бедра и говорит, как это нужно делать. Лухан непроизвольно задерживает дыхание, любуется изломанными линиями бровей, складочкой между ними и длинными подрагивающими ресницами, пока палец растягивает плотные мышцы. Лухан впервые у кого-то внутри – это невероятно. Минсок позволяет раздразнить свое желание несколькими движениями внутрь и обратно, прежде чем шуршит упаковкой презерватива, ловко надевает его на член Лухана и переворачивается. -Хань, я хочу тебя, - перед глазами – упругие ягодицы, прогибающаяся спина и блестящий взгляд через худое плечо с засосами на нем. Лухан прощается с собой прежним, с адекватностью и прочими ненужными элементами существования, раздвигает напряженные ягодицы, мажет скользким пальцем по колечку мышц и под глухие тяжелые удары сердца толкается членом внутрь. Растягивает Минсока под себя, как-то нетерпеливо и резко проникает все глубже и глубже, а потом извиняется севшим голосом, покрывает поцелуями спину, кусает затылок и массирует ягодицы. – Дурак, Хань, какой же ты дурак. Лухан впитывает в себя этот возбужденный шепот, кивает – да, дурак, кто угодно – и медленно отстраняется, почти полностью выскальзывает из сжавшихся мышц. Минсок не хочет его отпускать, подается следом и вжимается ягодицами в пах, приподнимается на руках и вновь оборачивается, ведет бедрами по кругу, соблазнительно прикусив нижнюю губу. Это все похоже на качественный порно-фильм, главный герой которого – совсем не школьник-отличник с тайными татуировками на худом теле, а опытный и наученный жизнью актер с дежурными стонами и растянутой дыркой меж ног. Нет, его Минсок не такой. Его Минсок лучший, самый красивый, самый желанный. Лухан упивается этой одержимостью, сжимает в руках извивающиеся бедра и резко толкается вперед – глухой шлепок эхом отскакивает от стен прямо в голову Лухана. Это сумасшествие, точно сумасшествие. Разве так бывает? Минсок плавится и течет от долгожданного ощущения наполненности и сопровождающих первые движения капли неприятных ощущений – острая смесь подогревается внутри, бурлит и готовится взорваться. Лухан не помнит о прочитанном, не хочет помнить и думать. Его руки поглаживают изогнутое тело, удерживают на месте под напором пробных толчков. Хочется забраться внутрь Минсока и остаться там навсегда – чтобы никогда не расставаться и не склеивать по кусочкам разбитое сердце. Но думать об этом еще рано, да? Потому что Минсок шире раздвигает ноги и постанывает, сжимает пальцами покрывало кровати с обозначившимися на нем пятнами от непредусмотрительно вытекшей лишней смазки. Лухан заставляет себя держать глаза открытыми, переводит дыхание и опускает голову, чтобы увидеть, как его член медленно погружается внутрь между упругих ягодиц. И, черт возьми, этого чересчур много. Много сжимающегося Минсока, много его томных взглядов и стонов, его сильно проступающих острых лопаток и подрагивающего под пальцами живота. Много его длинных ресниц, красных щек и губ. Много неприличных звуков, которые происходят при примитивных движениях двух возбужденных тел навстречу друг другу. Лухан прикусывает щеку с внутренней стороны, двигает бедрами пару раз слишком глубоко и ощутимо, удерживая Минсока одной рукой под животом и другой – за бедро с татуировкой. И, видимо, наконец задевает нужные струны внутри Минсока – хриплые звуки, вырывающиеся из губ Минсока, можно вечность слушать на повторе. -Х-хань… Еще, Хань. Хань-Хань-Хань вторит быстрым ударам сердца о ребра. Лухан переворачивает Минсока на спину, вжимает в матрац и трется выскользнувшим членом между ягодиц. Видеть лицо Минсока сейчас – жизненно необходимо. Зря, наверное. Потому что это невыносимо – и Лухан кончает быстрее, снимает презерватив и кидает на пол. Минсоку хватает пары движений кулака вверх и вниз, чтобы выгнуться дугой и вжаться в Лухана всем подрагивающим телом. Физическое напряжение не отпускает даже после этого, Лухан жадно вдыхает окруживший их запах и ведет языком по соленой от пота шее, кусает татуированную кожу. Минсок идеально помещается в его объятиях, его коленка идеально протискивается между ног, а пальцы идеально ложатся на лопатки. -Хань, мало. Лухан бездумно выводит на тетрадном листе корявые линии и изредка поглядывает в сторону сидящего рядом Минсока. Коснуться его хочется так же сильно, как и окликнуть, привлечь все внимание лишь себе и ревностно не оставив ни капли к тригонометрическим формулам. Но они сидят на контрольной по алгебре, а перед глазами – лист со сложными заданиями, которые они когда-то пытались решать вместе. Пытались, потому что невозможно сдержаться рядом и наедине и не поцеловать хоть раз. Не прикоснуться к бедру и ягодицам хоть раз. И уже не расстегнуть не одну пуговицу на рубашке. На парту приземляется маленький скомканный клочок бумажки. Лухан не поворачивается – знает, от кого это – и с улыбкой разворачивает своеобразное послание. Это даже не подачка со стороны отличника, нет. Лухан перечитывает несколько раз, переворачивает и пишет ответ. Учитель идет между партами их ряда, контролируя дисциплину, но Лухану плевать. Он бросает бумажку Минсоку и получает первое замечание. А потом второе, потому что Минсок вновь возвращает ее. И там написано «я сильнее». -Ким Минсок, мне придется поставить тебе неудовлетворительно, если сейчас же не прекратишь помогать ему, - ворчит учитель и качает головой. Минсок улыбается, не сводя взгляда с Лухана, и игриво произносит шепотом, чтобы слышали только они: -Давай чаще упражняться в тригонометрии у меня в комнате? Лухан не любит людей, но любит Минсока – это очевидно и правильно.