Summertime Of Our Lives

— … И на этом наше занятие подходит к концу, — объявляет Джером Маркус, хлопнув в ладоши, и по классу едва слышно проносится вздох облегчения, но что-то хищное во взгляде профессора предвещает очередную выходку и не позволяет расслабиться. Мне не терпелось вновь попасть на урок к нашему прошлогоднему преподавателю, потому что он научил нас таким заклинаниям, которые мне и не снились, и изменения в составе меня не порадовали, особенно когда я увидела Маркуса: он довольно молод, совершенно некрасив и до начала занятия не производил впечатления талантливого мага. Сегодня я убедилась в обратном, но пожалела о его назначении еще больше — едва он вошел в кабинет, наши парты превратились в диких зверей. Крики, наверное, были слышны на другом конце острова, но когда в класс ворвались преподаватели, то они увидели лишь перепуганных до смерти студентов, посмеивающегося профессора и никакой угрозы: новенькие парты выстроились в ряды, как будто не они только что скакали по помещению в виде тигров, жирафов, барсов и — почему-то — одного фламинго. Пока Маркус заверял коллег, что все здесь в полном порядке, я зачем-то анализировала поведение «своей» антилопы и пыталась понять, в какой степени трансфигурированным животным передаются повадки их настоящих видов. Впрочем, озвучить свою мысль я не решилась, хотя Маркус и предложил задать интересующие вопросы после того, как сказал, что-то, что он продемонстрировал, — минимальный уровень волшебства для настоящих мастеров трансфигурации. Другие атланты тоже молчали, нервно переглядываясь, и остаток урока мы выполняли задания, которые должны были дать профессору представление о наших способностях.  — Мы встретимся с вами послезавтра, — продолжает он. — До свидания. И, вместо того, чтобы направиться к двери, он подходит к окну, открывает его и… улетает, обернувшись ястребом. Справившись с секундным оцепенением, ребята тут же подскакивают со своих мест и сбегаются к окну, перекрикивая друг друга. Остаемся только мы, хогвартские, которых профессор Макгонагалл, как и всех первокурсников, на первом занятии встретила в облике кошки, хотя и нас такая развязка повергла в шок.  — Цирк какой-то, — произношу я, ни к кому в особенности не обращаясь, и Маргарет с Хаффлпаффа отвечает согласным кивком. Наконец раздается звонок, объявляющий об окончании первого учебного дня. Все с трудом отрываются от окна, оживленно обсуждают урок и странного профессора, сбиваются в группки, чтобы пойти на обед. Я окидываю атлантов взглядом, но Ал после Чар ушел на Боевую магию, новеньких я еще не знаю, несколько ребят с прошлой смены приветственно кивают мне и проходят мимо, Хогвартс тоже весь разделился на разные компании, ни к одной из которых я не подхожу… Мне становится ужасно тоскливо. Я выхожу из кабинета и напротив соседнего (кажется, это класс истории) вижу Лили. Она выглядит слишком притихшей — стоит неподвижно, прислонившись к подоконнику, смотрит куда-то в стену и рассеянно теребит цепочку на шее. Что-то с ней определенно не так. Кузину я в принципе видела в таком состоянии раз или два в жизни, ну, а в первый день учебы в Атлантиде она уж точно не должна такой быть. Я пересиливаю себя и делаю шаг к ней — хоть у нас почему-то и не ладятся отношения, я все равно волнуюсь за Лили — но ее уже окружают девочки из их с Доминик компании. На лице кузины тут же расцветает восторженная улыбка, и от задумчивого выражения не остается и следа. Болтая и смеясь, они вливаются в толпу спешащих на обед атлантов. Я иду следом, в который раз пытаясь понять, что же со мной не так. Почему я не могу быть такой, как они? Почему не могу веселиться или с той же легкостью заводить знакомства? Почему я вообще ждала чего-то от этой поездки, если было очевидно, что все пройдет абсолютно так же, как в прошлом году? У дверей в класс Боевой магии я останавливаюсь, пропуская поток задержавшихся на уроке — среди них Ал с Малфоем и Нотт — заглядываю в него и легонько стучу пальцами по косяку. Тедди отвлекается от каких-то бумаг на столе и поворачивается. Настроение подскакивает вверх — из всех оказавшихся здесь родственников (Тедди не совсем родственник, конечно, но все равно близкий член семьи) я по-настоящему рада видеть только его, а вчера нам удалось перекинуться только парой слов.  — Роза, привет, — он широко улыбается и жестом приглашает меня войти. — Я как раз тебя ждал, ты последняя. Я опускаюсь на центральную парту.  — В каком смысле?  — Ал пристал ко мне с расспросами прямо на уроке, как только мы перешли к практике, Лили с Доминик забежали перед занятиями, а Джеймс еще вчера на меня накинулся, — Люпин дергает уголком губ. — Сказал, что если бы я его предупредил, мы вместе могли устроить еще более грандиозное появление.  — Да он просто расстроился, что не один оказался в центре внимания, — я усмехаюсь, вспомнив с каким самодовольным видом Джим приземлился на сцену.  — Поверь, у меня и в мыслях не было так рушить его планы, — Тедди качает головой, и я не могу понять, правду он говорит или нет. — Все решилось очень неожиданно и буквально неделю назад.  — Да, вообще-то, я знала об этом, — признаюсь я. Он удивленно поднимает брови:  — Гермиона?  — Ага. О назначении Тедди мама и правда сообщила мне заранее — она была с дядей Гарри как раз в тот момент, когда в Министерстве появился сам месье Матье. Оказалось, что предполагаемый учитель Боевой магии в последнюю минуту слег с драконьей оспой, и директору лагеря срочно нужна была замена. Не знаю, на что Матье надеялся, но дядя Гарри, разумеется, отказался, зато порекомендовал Тедди. Выбора у директора не было, к тому же Люпин был в лагере три смены подряд и демонстрировал очень высокий уровень владения Боевой магией — конечно, как же иначе, когда ты крестник Гарри Поттера с генами Римуса Люпина и Нимфадоры Тонкс.  — Я никому не сказала, — добавляю я, как будто оправдываясь. — Не хотела портить сюрприз. Да и возможности в любом случае не было, я же ни с кем не общаюсь. Судя по его взгляду, Тедди подумал о том же самом. Он очень проницательный, и если это помогает ему ужиться с Виктуар, то я это его качество очень не люблю. Сколько бы я ни улыбалась, он всегда угадывает, когда мне плохо, и каким-то ненавязчивым способом выводит на разговор. А поскольку постоянно держать все в себе невозможно, а обсуждать это мне больше не с кем, еще с моего детства (а конкретно — с того момента, как он нашел меня плачущей на лестнице, потому что никто не хотел играть с «зубрилой-Рози») так получилось, что Тедди стал играть роль моего личного психолога. Вообще у него со всеми детьми Уизли сложились доверительные отношения, но я знаю, что ко мне он относится с особенным участием, в какой-то степени даже большим, чем к Поттерам, хотя они — дети его крестного и практически родные братья и сестра. Раньше мне казалось, что это исключительно из жалости, но нам на самом деле интересно проводить время вместе. Мы можем подолгу разговаривать о книгах, о Хогвартсе, о нашей семье — в частности, о Виктуар. Нас даже можно назвать близкими друзьями. Хотя довольно странно, что мой единственный друг — женатый на моей кузине школьный учитель, который старше меня на восемь лет. Помню, папу когда-то очень напрягало наше общение. Но со сверстниками я как-то не ладила — слишком рано выросла, да и действительно слишком много выскакивала, демонстрируя свои знания. Ну, а что еще я могла делать, когда все только и твердили о том, что моя мама — самая умная колдунья столетия? Я должна была соответствовать.  — Как начало учебы? — спрашивает Тедди, и я вижу, что это не то, о чем он на самом деле хочет узнать. — Кстати, что у вас там за крики были? Меня передергивает, как только я вспоминаю нашего нового профессора.  — Да этот Маркус-сумасшедший превратил кабинет в зоопарк, — недовольно рассказываю я. — Трансфигурировал парты в животных. Это было ужасно.  — Да уж, — он хмурится, — мне он еще на собрании показался странным. Хотя… Наверное, это было забавно.  — Конечно, — я фыркаю, — я забыла, с кем говорю. Ты в курсе, что тебя в школе боггартом называют? Являешься каждый раз с новой внешностью…  — Я метаморф, грех этим не пользоваться, — смеется он.  — Здесь тоже будешь так делать?  — Да не знаю, — Тедди пожимает плечами. — Эта шутка уже приелась немного. Но было бы весело. Я качаю головой, усмехаясь.  — Так и представляю лицо своей соседки. Вчера вечером какие-то парни просто смеялись громко в холле, так она так на них посмотрела. Им, наверное, кошмары снились. В том году я жила с очень болтливой австралийкой, которая попала в лагерь каким-то чудом, потому что думать могла только о маникюре и мальчиках. Мне с ней было тяжеловато, но сейчас я по ней даже немного соскучилась: моя новая соседка с момента нашего знакомства не сказала мне ни слова.  — Она ко мне ходит? Откуда она? — интересуется Тедди.  — София Полански, Дурмстранг.  — Высокая блондинка, да? — уточняет он, и я киваю. — Я ее заметил, она очень способная. Но да, если кто-то говорил во время лекции, она молча поворачивалась к ним с видом глубочайшего презрения. Мне даже замечания делать не пришлось. Так значит, тебе твоя соседка не нравится? Вот он, собственно, и перешел к главной для себя теме.  — Нормально, — отмахиваюсь я. — Могло быть и хуже. А еще обед скоро кончится. Он усмехается, отметив резкую перемену темы.  — Пойдем вместе. Он поднимается с места, запирает списки и планы занятий в столе и направляется к двери, на ходу закатывая рукава светлой рубашки, с явным удовольствием снимая галстук (очень неуместный летом, но он же преподаватель, в конце концов) и превращаясь, наконец, из Эдварда Римуса Люпина в привычного и родного Тедди.  — Как у тебя вообще настроение? Я закатываю глаза.  — Даже не начинай, серьезно. Все хорошо, я очень рада вернуться. Это не совсем правда. То есть, я действительно рада, ведь часть меня все еще надеется на то, что в этот раз все будет именно так, как рассказывали Рокси, Джеймс и сам Тедди. Но если в прошлом году первые дни были полны восторга от Атлантиды и занятий, то сейчас новизна уже не отвлекает меня от мыслей о том, что даже в лучшем месте волшебного мира, куда мечтает попасть каждый ребенок, моя жизнь останется по-прежнему серой и лишенной каких-либо событий.  — Это замечательно, — улыбается Тедди, хоть и не верит мне. — Кстати, у вас ведь сегодня намечается бессонная ночка?  — Ты о чем? — искренне удивляюсь я.  — О посвящении, конечно.  — О пос… Точно! — восклицаю я. — Я и забыла… Традиция с «посвящением в атланты» появилась, наверное, уже во вторую смену МАЛа — она заключается в том, что «старички» устраивают своеобразную вечеринку тем, кто приехал в лагерь в первый раз. Во второй день для новеньких всегда проводится квест — все ищут клад, разгадывая загадки и выполняя задания, а на деле знакомятся с территорией «Атлантиды». Остальные же в это время придумывают план действий, готовятся, таскают еду с кухни и собирают привезенный контрабандой алкоголь. В прошлом году, когда мы возвращались с квеста, дверь в холл второго этажа «заклинило», и мы все просто толпились на лестнице, а когда все подтянулись, мы наконец смогли войти. Там было очень жутко: темно, «Люмос» не работал (я на сто процентов уверена, что это был «Перуанский порошок мгновенной тьмы» из УУУ), дверь снова не поддавалась, со всех сторон раздавались какие-то шорохи, шепотки и завывания. Кошмар. Когда вдруг резко зажегся свет и на нас посыпались блестки, все девчонки визжали как сумасшедшие. Ну, а потом вся ночь состояла из музыки, смеха и конкурсов с огневиски. Наверное, это должно было быть весело, но я чувствовала себя довольно неуютно, и, как только представилась возможность, незаметно сбежала к себе в комнату.  — А ты разве не собираешься нас сдать? — спрашиваю я, втайне надеясь, что он так и сделает. — Ты же теперь преподаватель.  — Сдать, Роза, серьезно? — возмущается он, открывая дверь учебного корпуса и выпуская меня на улицу. — Я не могу предавать традиции своего любимого лагеря!  — Но это же безответственно! — восклицаю я, пытаясь настоять на своем. — Там столько выпивки, а половина атлантов — несовершеннолетние.  — Это летний лагерь, Роза, весь его смысл заключается в выпивке, — смеется он, и тут же оглядывается по сторонам, видимо, опасаясь, как бы кто его не услышал.  — Похоже, я совсем ничего не понимаю в веселье, — мрачно заключаю я, и мы заходим в столовую. — Надо было попросить маму договориться о стажировке в Министерстве.  — Ну уж нет, — Тедди категорично мотает головой, — в Министерстве наработаться ты еще успеешь. А это — твой последний год в «Атлантиде». Расслабься, забудь обо всем и наслаждайся отдыхом. Но все-таки много не пей, — напоследок наставляет он, подмигивает и сворачивает к преподавательскому столу. Я вздыхаю. Это ведь только мне Тедди советует побольше веселиться. Остальных же он в школе отчитывает за прогулы, нарушения правил и долги — разумеется, ни слова не сообщая родителям. Джеймс в тот период, когда Люпин заменял профессора Эдкинса, вообще старался его избегать, потому что это был его последний год, и Тедди с разговорами и ЖАБА отвлекал его от квиддича и подружек. Столовая наполнена гомоном и смехом, несмотря на то, что обед начался давно и многие уже поели, свободных столов все равно нет. Мне машет Доминик, но присоединиться к ним, конечно, не зовет, один столик рассчитан на компанию куда меньше той, которую собрали вокруг себя мои кузины. Я наливаю себе сока, наполняю тарелку салатом с морепродуктами и опускаю поднос на хогвартский столик. Крейг пододвигает свой стул, чтобы освободить мне место, и продолжает разговор с нашими однокурсниками. Я стараюсь есть как можно быстрее, чувствуя себя неудобно в этой компании, хоть мы и проучились вместе несколько лет, а с Крейгом и Эмили еще и делим гостиную. До меня доносится голос Лили, которой не терпится уже пойти купаться. Мое желание идти на пляж тут же ослабевает, но, разумеется, не исчезает. После дождливой Великобритании от моря отказаться невозможно. Я возвращаюсь в комнату, чтобы переодеться. София что-то читает, но я не могу перевести название с польского. Она по-прежнему молчит, а я даже не представляю, как вообще люди налаживают друг с другом контакт. По крайней мере, я первых шагов никогда не делаю.  — Тебе понравились уроки? — неловко спрашиваю я.  — Скука, — она пожимает плечами. Скука? Серьезно? Она попала на уроки с лучшими преподавателями в волшебном лагере, и ей скучно? Вспомнив, что она была на Боевой магии, мне становится немного обидно за Тедди. Хотя, София же из Дурмстранга, может, она действительно не узнала ничего нового? Надо будет сказать Люпину.  — Это только вводные занятия, — заверяю ее я. — Потом будет гораздо интереснее. Я здесь уже была и знаю. Она кивает и возвращается к чтению. Да уж, замечательный вышел разговор. Я только не понимаю, это она совсем необщительная или просто мои попытки завязать беседу слишком жалкие, чтобы привлечь ее внимание? Я открываю ящик с бельем и начинаю искать купальник, и в эту секунду раздается нетерпеливый стук. Я открываю дверь и вижу Лили, уже переодевшуюся в пляжную тунику и убравшую волосы под соломенную шляпу.  — Тебе письмо пришло, — сообщает она, протягивая мне конверт. — Видимо, твои родители решили не напрягать лишний раз Афину и отправили вместе с нашими. Если будешь писать ответ, отдай его Алу, послезавтра снова прилетит Шепард.  — Спасибо большое, Лили, — улыбаюсь я, проклиная себя за прозвучавшую в голосе натянутую вежливость.  — Не за что, — она разворачивается и уходит в сторону лестницы. Я закрываю дверь, распечатывая письмо и различая мамин аккуратный почерк.  — Это твоя сестра? — спрашивает София, снова отрываясь от книги.  — Кузина, — поправляю я, лихорадочно соображая, как продолжить этот разговор, раз уж она сама решила проявить интерес. — Ее зовут Лили. Несколько секунд полька задумчиво смотрит на закрытую дверь и кривится.  — Ну и стерва. Вообще я хорошо отношусь к Лили и мне должно быть неприятно слышать о ней такой отзыв, но почему-то этот комментарий меня только радует, и я не сдерживаю смешка.  — Кроме нее здесь еще одна моя кузина и два кузена, — говорю я.  — Кошмар. Если бы здесь оказались мои родственники, — она передергивает плечами, выражая свое отношение, и не заканчивает фразу. — И все они — такие, как эта Лили?  — Джеймса ты точно видела, — я улыбаюсь. — Тот самый тренер, который прилетел на метле во время приветственной речи месье Матье. Она поднимает брови.  — И как только ты осталась адекватной в такой семейке? — София качает головой. Что ж, а она не так уж и плоха. Пусть она мрачная и всем недовольная, но она хотя бы не боготворит мою кузину. Я правда рада за Лили, она заслужила эту поездку, но мне было бы легче, если бы ее здесь не было. Она яркая, красивая, умная — все ее любят. Уже в первый день она собрала вокруг себя компанию, включающую и Доминик — единственную из моих кузин, с которой я неплохо общалась, и то, наверное, потому что она решила пойти по стопам тети Флер и уехала в Шармбаттон и со мной виделась редко. Рядом с Лили я чувствую себя еще более одинокой, к тому же, наши круги общения никак не могут пересекаться, а значит — чем больше друзей у нее, тем меньше потенциальных друзей у меня. Разумеется, она не запрещает им общаться со мной, но даже слепой увидит, что она меня не любит, а я не настолько интересна, чтобы ради меня ставить под угрозу отношения с Лили. Я не знаю, чем заслужила такую неприязнь с ее стороны, наверное, я действительно была слишком заносчивой на младших курсах. В любом случае, мне не хочется совсем все портить, так что я не должна посягать на то внимание, которое получает она. А в эту смену мне еще и «посчастливилось» вытащить ее фотографию в Тайной Фее. Я надеваю купальник, наношу на кожу толстый слой защитного крема, потому что всегда быстро сгораю на солнце, и выхожу из комнаты. София отклонила мое предложение пойти вместе, объяснив это тем, что будет слишком много народа, и она оказалась права. Наверное, она единственная, кто предпочел в такой день остаться в здании. Девчонки загорают, переворачиваясь по минутам, и поднимаются для того, чтобы искупаться или дойти до расположенного тут же бара с холодными напитками, а также чтобы продемонстрировать свои стройные фигурки и красивые купальники. Парни с разбегу влетают в воду, поднимая фонтаны брызг, наперегонки доплывают до невидимого барьера или развлекаются, поливая девочек водой, после чего те визжат, картинно возмущаются и бегают за ними по всему пляжу, пока их не поднимают на руки и не бросают в воду (чего они, собственно, и добиваются, хоть и делают вид, что жутко обижены). Организаторы веселятся не хуже самих атлантов, при этом не забывая следить за купающимися, преподаватели расположились в стороне на шезлонгах. Я скидываю платье и сандалии, прохожу по белому раскаленному песку туда, где меньше людей и с удовольствием погружаюсь в прохладную соленую воду. Плавать я, к своему стыду, не умею, так что обратно на берег выхожу довольно быстро. Вернувшись к своей одежде, я только начинаю расстилать покрывало, как меня окликают. Обернувшись, я вижу Антонио — «главного красавчика» прошлой смены. Он заговорщически подмигивает мне, и кивком указывает на сидящую поодаль группу из примерно двадцати атлантов. Стоит мне заметить там Ала, как я понимаю, что это секретное совещание «старичков». Я подхватываю свои вещи, следую за бразильцем и опускаюсь на песок рядом с кузеном.  — Привет, Роза, — улыбается мне Оливия Хамильтон. — Ждем еще двоих и начинаем.  — А нас не услышат? — спрашиваю я, оглядываясь на проходящую рядом смеющуюся парочку.  — Нет, конечно, — американка самодовольно улыбается, — если даже кто-то будет прислушиваться, они услышат, как мы делимся воспоминаниями. Тут все продумано. Наконец подходят оставшиеся студенты из Махоутокоро, и все тут же вступают в бурное обсуждение, выкрикивая свои мысли. Кажется, я одна не испытываю всеобщего нетерпения и энтузиазма. Я предпочла бы спокойно выспаться перед занятиями, вместо того, чтобы напиваться и потешаться над новичками. Но, конечно, я не подаю вида. — … поднять всех в полночь — отличная идея, кто за? — важно спрашивает Оливия, подсчитывая голоса, и я поднимаю руку, просто чтобы выглядеть заинтересованной. — Роза, что думаешь?  — Что? — я осматриваюсь и понимаю, что до меня дошла очередь. — Мм… Устроить страшное представление? — наугад предлагаю я, чтобы уже поскорее перешли к следующему в кругу.  — Гениально!  — Пусть, это будет лагерный призрак, в каждом маггловском лагере есть своя страшилка о призраке!  — Это мальчик, атлант, который умер во время смены…  — Утонул!  — Его загрыз кто-нибудь из зверинца!  — Нет, вы что, над ним все издевались, и он покончил с собой, а теперь преследует атлантов, желая мести…  — Да, точно! Нам нужен доброволец и светящаяся краска… Моя случайная мысль почему-то вызывает у всех ажиотаж, и предложения сыплются со всех сторон. Я быстро теряю нить разговора, отключаюсь, предоставляя остальным планировать вечеринку, и на землю меня возвращает громкий голос Оливии.  — Так, значит, решили. После ужина всем быть в жилом корпусе. Ох, новенькие свое посвящение никогда не забудут! Я наклоняюсь к Алу:  — Тебя не беспокоит, что Лили будет во всем этом участвовать? — вполголоса спрашиваю я.  — Я за ней прослежу, — уверенно отвечает он. После окончания «заседания» все расходятся по разным концам пляжа, как ни в чем не бывало. Во время ужина Джоанна Робертс раздает карты лагеря приехавшим в первый раз и объясняет правила, а нам советует отдохнуть и повторить пройденный материал, причем делает это таким голосом, что у меня не остается сомнений, что она прекрасно осведомлена о наших планах. Убедившись, что все новички ушли на квест, «старички» начинают основательно готовиться. Холл расширяют магией, на этаж накладывают всевозможные защитные заклинания (здесь же все — одаренные студенты), стены украшают, столики с подготовленной для конкурсов выпивкой левитируют вглубь обоих коридоров, так как в холле будет проводиться представление. На роль мальчика-призрака выбирают японца Макото, и девочки, делая пробный грим, красят его лицо так старательно, как будто ему предстоит выступать на сцене Королевского театра. Разумеется, раньше времени никто ни о чем догадаться не должен, поэтому никакие приготовления не видны благодаря маскирующим заклинаниям. Я делаю то, о чем меня просят, но инициативы не проявляю. Все это тщательно продумано, гениально, интересно, необычно — и совершенно меня не захватывает. Не знаю почему. Я усиленно изображаю восторг и предвкушение, надеясь, что сама поверю в это. Но я чувствую себя абсолютно чужой. Наверное, я действительно не создана для веселья. Как только дежурящий у окна Джастин говорит, что ребята начинают возвращаться, мы разбегаемся по своим комнатам. София приходит уставшей и недовольной, с порога сообщив, что «победила моя чокнутая сестрица», и сразу же идет в душ. Я раздумываю над тем, стоит ли ее предупредить. Этого делать, конечно, нельзя, но я знаю, что моя соседка не обрадуется, когда ее поднимут среди ночи и поведут пить, а портить только установившиеся отношения мне не хочется. В итоге, когда она выходит из ванной комнаты, завернувшись в большое банное полотенце, я выкладываю ей весь план. Чем больше я рассказываю, тем выше поднимаются ее брови и сильнее искривляются губы.  — И это так развлекаются самые одаренные студенты магического мира? Что за тупость? — морщится она, поднимая палочку и произнося заглушающее заклинание. — Я в этом участвовать не буду. В десять вечера она выключает свет и ложится спать, демонстративно отворачиваясь к стене. Я листаю учебник по Заклинаниям, чтобы как-то скоротать время. Полдвенадцатого я тихонько выскальзываю из комнаты, и выхожу в холл, где все уже собрались. Ровно в полночь раздается бой часов, и мальчики пробегают по коридорам, стуча во все комнаты и крича во все горло:  — Подъем! Вставайте! Все на выход, живо! Я слышу, как распахиваются двери, ударяясь о стену, как испуганно переговариваются новички, как безуспешно выкрикивают «Люмос», как, всхлипывая, вскрикивая и наступая друг другу на ноги, идут в холл, откуда им виден неясный свет. Все они толпятся, не зная, что делать дальше — и дружно орут, когда перед ними вдруг возникает покрытый светящейся краской Макото (сбросив мантию-невидимку краткого действия). Честно, даже у меня бегут мурашки по коже.  — Это случилось десять лет назад, — замогильным голосом начинает японец, и рядом со мной раздается еле слышный смешок Ала. — Я приехал в лагерь… Для поставленного любителями на скорую руку представление выглядит просто потрясающе. Мальчик-призрак рассказывает свою жуткую историю, ребята отвечающие за звук и свет мастерски выполняют свою работу, передавая леденящую кровь атмосферу. Остальные персонажи — в основном, это дети, которые издевались над мальчиком, — выглядят просто как тени, и их видно только рядом с излучающим голубоватое сияние «привидением».  — И знайте, я отомщу за все! Никто из вас не доживет до конца смены! — угрожающе восклицает Макото, и из толпы доносится чей-то судорожный писк. — Я буду убивать по одному каждую ночь и начну прямо сейчас! На него снова набрасывают мантию-невидимку, и вдруг раздается пронзительный визг Оливии. Новички подхватывают его, поддавшись панике, кто-то ломится в дверь — и тут Ал возвращает свет.  — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АТЛАНТИДУ! — хором выкрикивают «старички», и помещение наполняется смехом и вздохами облегчения. Макото кланяется под бурные аплодисменты новеньких, немного помятых и одетых в пижамы. Оливия произносит небольшую речь от нас всех о том, что мы, ветераны, приветствуем их в лагере, поздравляем их с тем, что они оказались избранными, а затем предупреждает, что для того, чтобы стать одними из нас, им предстоит пройти определенные испытания. Столики с бутылками и стаканами тут же распределяются равномерно по всему этажу, и толпа разражается одобрительными выкриками и смехом. Я вижу, как Ал, не сдерживая хохота, подходит к Малфою и хлопает его по плечу, как тот закатывает глаза и жестом требует его рубашку, которую накидывает на недовольную Нотт, стоящую рядом в полупрозрачном пеньюаре. Лили, в коротких пижамных шортах и футболке Джеймса, проталкивается к шармбаттонкам, и они вслух восторгаются представлением. Тут же откуда-то возникает Крейг, который, видимо, успел сбегать в комнату, и начинает щелкать камерой, стремясь запечатлеть на пленке всех полуодетых и растрепанных однокурсников. Неужели они уже успели забыть, что их только что напугали до смерти? Мне было бы очень не по себе. Кто-то на полную громкость включает «Ведуний», атланты разбирают стаканы с огневиски и разбредаются по этажу. Я прохаживаюсь по коридорам туда-сюда, наблюдая за веселящимися, буянящими и пьющими ребятами, и сама не чувствую ничего, кроме разочарования. Ну почему я не могу развлекаться вместе со всеми, как нормальный подросток? Я не люблю вкус алкоголя, но сейчас я бы с удовольствием выпила, если бы была уверена, что от этого я смогу расслабиться. Но никто не предлагает мне присоединиться, а сама я не могу подойти ни к одной компании. Меня с детства мучает страх, что меня прогонят. Среди всех этих людей я чувствую себя абсолютно лишней. Совсем как мальчик-призрак из новой лагерной страшилки. Я вижу, как Лили опустошает подряд три шота и победно смеется, ставя последнюю стопку на стол раньше остальных. Ищу взглядом Ала, который клятвенно обещал не спускать с сестры глаз, и нахожу его с группой американцев, которые, скандируя «Сам-мер, Сам-мер», подбадривают черноволосую девушку в свободной рубашке и полосатых носочках. Она пьет ром прямо из горлышка, затем отрывает бутылку ото рта и демонстрирует зажатое в зубах колечко, которое ей, очевидно, требовалось достать. Я прислоняюсь к стене, понимая, что нельзя оставить Лили без присмотра, хотя мне уже не терпится вернуться в комнату.  — Эй, почему ты ни в чем не участвуешь? Я отрываю взгляд от кузины и вижу перед собой высокого темноволосого парня, в котором узнаю, наверное, самого знаменитого в этом году атланта — Александра Крама, победителя Турнира Трех Волшебников.  — Вообще-то, я из «ветеранов», — отвечаю я.  — Серьезно? — он искренне удивляется. — Почему ты тогда упускаешь шанс поиздеваться над новичками? Не похоже, что ты веселишься. Просто замечательно. Даже другие уже замечают, насколько я скучна и занудна. Чудесно.  — Нет настроения, — огрызаюсь я и решительным шагом направляюсь к американцам.  — Если ты не забыл, у тебя здесь младшая сестра, следить за которой — твоя, а не моя обязанность, — почти шиплю я, оттащив Ала в сторону за руку. — Лично я иду спать. К своей комнате я почти бегу. Только я закрываю дверь, воцаряется тишина. В темноте я различаю приподнявшийся в постели силуэт Софии.  — Что, все уже закончилось?  — Нет еще, — я прохожу к своей кровати и начинаю раздеваться.  — И?  — Ничего особенного, — отрезаю я, надеясь, что она не слышала, как дрогнул мой голос. Я забираюсь под одеяло и закрываю глаза. Заклинание заглушает шум вечеринки, но я все равно не могу думать ни о чем, кроме продолжающегося снаружи веселья.