Как дым

      С наступлением золотого времени года я понял, что начал превращаться в интроверта – меланхолика. Мне не хотелось выходить из дома, не хотелось покидать родную теплую постель, которая принимала меня в любом виде и состоянии. На улице шел дождь, капли с грохотом бились о подоконник и разлетались на миллионы «клонов», ветер играл кронами деревьев, устраивая шикарный листопад, от которого было глаз не оторвать. Мокрая дорога, грязь на обочине и мрачно-серое небо придавали сегодняшнему дню особую печаль, тоску и скуку. Еще никогда любимое время года не вызывало у меня настолько сильное отвращение. Улицы пустовали, лишь несколько невзрачных людей быстрыми шагами передвигались в стороны своих норок, чтобы снять надоевший колючий свитер с горлом, заварить чашечку чая с шиповником и расслабиться в любимом кресле напротив камина, в котором мирно потрескивают поленья под натиском языков пламени ярко-рыжего огня. Я сидел на диване в гостиной и перечитывал со скуки очередной номер местной газеты. «Энтони Стивенсон раскрывает секрет успешной службы в полиции!» - именно такой заголовок занимал титульный лист газеты. «И что журналисты нашли в этом Стивенсоне? Уборщик полицейского туалета и только», - промелькнуло в моей голове. Эта мысль заставила меня улыбнуться и вспомнить противную ехидную физиономию Энтони. «Самоуверенный хорек», - проговорил я вслух и отложил газету в сторону. Время близилось к вечеру.       Ближе к пяти часам после полудня мне пришла телеграмма от Терстона: «Почему вы не зашли?». Эти слова меня как обрадовали, так и насторожили. Зачем мне было идти к Максу? Что он затеял на этот раз? Снова какая-то игра, или он хочет сообщить о чем-то по-настоящему важном? Спустя три четверти часа, я оказался возле двери в квартиру единственного близкого друга, который вечно издевается надо мной. Рука не решалась постучать, по телу пробежала легкая ребяческая дрожь, я робел как мальчишка перед до боли знакомой деревянной, некогда окрашенной в зеленый цвет дверью. Вдруг она распахнулась, и прямо передо мной оказался Терстон в «неглиже» - строгий костюм, блестяще вычищенные туфли, умело завязанный галстук, а на голове красовался новый черный цилиндр. - Вы застали меня врасплох, мистер Хэйвуд, - он жестом пригласил меня внутрь. Не успел я войти, как этот наглец повернулся ко мне спиной и ушел на кухню, - не желаете чаю? - Нет, - грубо отозвался я. - Быть может, кофе? – все так же глухо звучало со стороны кухни. - Нет, благодарю, - вновь ответил я через силу.       Макс быстро вернулся в комнату со стаканом ягодного горячего чая и чашкой дешевого старого печенья, которое я покупал ему месяца три назад, но то, с каким звериным аппетитом он кусал печенье, меня поразило. - Можно нескромный вопрос? – спросил я. - Конечно, друг мой, - задорно ответил Макс и отпил немного чая из стакана, - вы точно не желаете разделить со мной чувство наслаждения чашкой горячего напитка? - Точно. Скажите, Терстон, для кого вы нарядились? - Для вас, дорогой Рори, - в этот момент я захлебнулся собственной слюной и закашлялся. Неужели он серьезно? - Вы не шутите? - А по мне видно, что я вас разыгрываю? – он посмотрел мне в глаза взглядом хищника. На долю секунды мне показалось, что Терстон прожег спинку дивана. - Не видно. - Очень жаль, - он расхохотался. - Значит, вы в очередной раз подшутили надо мной? – выдохнув, уточнил я. - Не все так просто, мистер Хэйвуд, - Макс поставил стакан с чаем на стол с такой силой, что половина жидкости пролилась на белую скатерть и оставила пренеприятнейшее желто-коричневое пятно. Я вздрогнул. Его левая рука упала мне на плечо, правой рукой Терстон оперся о стену, а его лицо оказалось в сантиметре от моего. Его горячее дыхание достигало моих носа и щек, я не мог более повиноваться своему телу и, дабы не заварить лишней каши, зажмурился. - Если вы хотите что-то сделать, сделайте сейчас, - промямлил я.       Обжигающий поцелуй Терстона настиг все мое существо. Макс быстро освободился от рамок, задаваемых пиджаком, сел на меня, его руки скользили по моим волосам как фигуристки по льду – уверенно и умело, тело его горело и испепеляло мою грудь через отцовский вязаный белый свитер. По инерции я ладонью провел по белоснежной хлопковой рубахе и совсем сошел сума. Его мужская тонкая талия, ярко-выраженный пресс и плавный изгиб позвоночника могли сниться мне только в самом прекрасном сне. Я бы никогда не подумал, что мой друг, флегматичный доктор математических наук, настолько необузданный человек.       Эта ночь была как дым от дорогой кубинской сигары – разум находился в помутнении, голова кружилась, а внутри – умиротворенное состояние, которое еще не скоро меня покинет.