Вагон восьмой, полка верхняя.

Любит, любит кровушку Русская земля. А. Ахматова

Солнце весь день пряталось за тучами, поэтому наступление вечера осталось как-то незамеченным. Люди толпились около проводницы и по одному запрыгивали в вагон. - Восьмое купе, место тридцать, - сказала проводница, дама средних лет, с лицом, которое можно было бы назвать даже симпатичным, если бы на нем не отражалось желание увидеть, как этот поезд сходит с рельс, и все, кто не сдал полотенце в конце поездки, ломают себе шеи. Артур молча кивнул, закинул чемодан на верхнюю ступеньку стальной лестницы и взобрался сам. Оказавшись в тёмном тамбуре, он глубоко вздохнул и стал протискиваться по узкому вагонному коридорчику. В нос тут же ударил запах, представлявший собой смесь из многих ароматов, каждый из которых по отдельности вызывает желание повинно склонить главу к тазику; но вместе они образуют запах, встретить который можно лишь в русских плацкартах – запах дороги. Но поскольку Артур не являлся счастливым обладателем широкой и романтичной русской души, а таскал в своём бренном теле чопорную английскую, старательно описываемое автором благовоние не произвело на него должного впечатления. С оптимистичной мыслью, что ко всему привыкает человек, Артур наконец добрался до своего места и с облегчением присел на жёсткое сиденье. - Конечно, не Хогвартс-экспресс, но добро пожаловать. Артур сначала решил, что сошёл с ума, или всё же та жидкость из палатки на Белорусском вокзале была совсем не чаем. Подняв голову вверх, он неожиданно встретился взглядом с глазами неестественно ярко-аметистового цвета. Человек лениво, по-хозяйски, слез с полки и сел напротив Артура. Англичанин удивился, как он не сразу его заметил с таким-то ростом. Незнакомец был в белой футболке, воротничок которой немного пожелтел от частой носки, свободных светло-бежевых штанах, заправленных в чёрные берцы. Шея была замотана длинным и широким шарфом ручной вязки. Он сильно выцвел, потеряв былое своё величие, и от некогда розового цвета остался лишь хилый оттенок. - Вы говорите по-английски?! – искренне воскликнул Кёрклэнд, хотя тут же поймал себя на мысли, что это не самое вежливое начало беседы. Ну и ладно, зато от души сказал. - И не только, - глаза незнакомца весело блеснули. – Еще на французском, немецком, польском, итальянском, эсперанто, паскале и в совершенстве владею русским матерным. По коридору послышались грозные шаги. - Все провожающие на выход! На выход, провожающее! Пожалуйста, выметайтесь! – прокричала над самым ухом англичанина грозная проводница. Несколько человек виновато просеменили к выходу, последний раз дав обеты верности своим любимым и пообещав мамам кушать хорошо в их отсутствие. Минуту поезд еще постоял, собираясь со своими поездатыми мыслями, а потом зашипел и тронулся. В восьмое купе больше никто не пришёл. Англичанин на минуту забыл о своём соседе и зачарованным взглядом уставился в окно. Поезд быстро набирал скорость, и грозный стук колёс постепенно превращался в одну нить звуков, которая забирает из твоей головы все мысли, все идеи, и всё, что ты делаешь, это смотришь в окно, и смотреть способен так часами. И Артур тоже бы впал в забытье, если бы не снова тот голос. - Как вас зовут? - Артур, - парень нехотя отвёл взгляд от окна, словно его приворожили. – Я живу в Лондоне, был здесь по некоторым делам. Это, собственно, неважно, - Кёркленду совсем не хотелось выкладывать свою жизнь первому встречному. Незнакомец, по-детски склонив голову, бессовестно рассматривал лицо Артура, будто статую в галерее искусств, отчего парень начинал чувствовать себя больше, чем не уютно. Этот человек пугал его. - Пожалуй, я за ча… - Вот, - попутчик поставил на стол большой жестяной термос, открыл крышку и протянул англичанину небольшую кружку с плескавшейся в ней красной жидкостью. – Малиновый. Артур с опаской принял в свои руки кружку и вздрогнул, когда почувствовал, какие ледяные пальцы у его соседа. От кружки шёл пар, по купе пополз очаровательный аромат сладкой малины. Великодушный собеседник уже сделал несколько внушительных глотков. Кёркленд осторожно отпил и тут же почувствовал странный солоновато-железный привкус. Он аккуратно поставил чашку на столик, противное ощущение словно приклеилось к языку. - Спасибо, - коротко поблагодарил он спутника, думая как бы повежливее уйти из купе, чтобы ополоснуть рот. Вкус был невыносим. Впервые Англия задумался о том, что означает плохая готовка. Мужчина повертел в руках термос. - Эх, Англия, скучно мне здесь. Артур вздрогнул. Его словно ударили огромной подушкой по голове и прижали ею к полу – настала оглушительная тишина. Чувство страха, испуга, удивления, заинтересованности, желание почистить зубы сменяли друг друга так быстро, что было невозможно понять, какое из них берет верх в данный момент. - Меня видеть – не самая счастливая примета в этом мире. Градус пафоса рос, а Артур все так же молча сидел, сложив руки на коленях, как послушный ученик на одном из школьных спектаклей, не моргая глядя в одну точку – на незнакомого странного мужчину. Он не сколько пугал его, сколько завораживал. - Вечно заварку не в ту емкость кладу, тут яд, - попутчик аккуратно потряс термосом около уха, будто проверяя, сколько там осталось жидкости, и скривил недовольную гримасу. – Сам когда-то по дурости выпил. И вот опять. Снова. Люблю я его. - Я думал, что ты умер, Иван. - Ну, я очень старался, - и собеседник повернул голову к окну. За ним проносилась бесконечная полоса леса, та скучная тёмно-зеленая масса, которую видно на этих дорогах, которая делает их одинаковыми, запутанными, бесконечными. Артур тоже повернул голову и уставился на нескончаемые ряды деревьев. *** Артур стоял на платформе с чемоданом, развернув в руках большую старомодную карту. Погода в этот день была несравненно лучше, но англичанин стоял прямо на солнце в теплом свитере и длинном замшевом пальто, намотав на себя серый клетчатый шарф. На карте большим шрифтом было напечатано "Центральная Сибирь". Иван, опираясь мощными руками на открытое вагонное окно, большими ярко-аметистовыми глазами смотрел то прямо солнце, то на садящихся пассажиров, то на Артура, застывшего статуей посреди платформы. Поезд издал пронзительный гудок и тронулся. - А говорили, что с того света гадить нельзя, - удовлетворенно потянулся Иван, когда колеса уже мерно стучали по блестящим рельсам. - Посмотрим, как делегация джентльменов будет чесать по медвежьему говну в поисках таинственной военной русской базы, - он открыл крышку термоса и вытряхнул на ладонь несколько железных монеток, а потом призрак просто растворился в воздухе.