Тишина

Я снова остался в одиночестве. Слишком тихо. Слишком режет сердце эта тишина. В ней остался ты. Твой образ. Твои слова. И наши воспоминания. Скажи, почему ты не забрал их с собой, когда уходил? Почему оставил их мне? Неужели я этого действительно заслужил? Хочется выделить как-то это злосчастное «действительно», но не могу, не выходит. Не знаю, в чем проблема. Наверное, во мне. Ну да, в общем-то, проблема всегда во мне. В Вашем «невыносимом Сальери», Моцарт. Вдох. Выдох. Сейчас лучше не стоит злиться. Ради себя самого. Бесшумно поднимаюсь и в который раз меряю шагами комнату. Тоже бесшумно. Потому что последнее время никак. Ты унес с собой весь шум. Помниться, я как-то жаловался, что с тобой никогда не бывает тишины. Ты слишком шумный, слишком суетливый, слишком… Слишком Моцарт. А сейчас я только и думаю о том, чтобы эта тишина прекратилась. И, пожалуй, даже не обязательно, чтобы ты возвращался. Просто я хочу, чтобы тишина чем-нибудь заполнилась. Разве многого я хочу? Не замечаю, что говорю последнюю мысль вслух, смеюсь. Как много теперь я не замечаю. Я не замечаю, что ем; не замечаю, что сплю; не замечаю, что выхожу на работу; не замечаю, что с кем-то общаюсь, шучу, улыбаюсь. Зато эту оглушающую тишину замечаю. Твое отсутствие замечаю. И твое присутствие тоже. Никогда бы не подумал, что можно действительно помнить все. Абсолютно все. Представь, я помню, где ты когда-либо стоял, сидел, лежал; что говорил, чем от тебя пахло, как ты улыбался и что на тебе было одето. Мне не нужно ни секунды, чтобы вспомнить, какая на ощупь твоя кожа и какие на вкус твои губы. Потому что я помню каждое мгновение. Помню всего тебя. И ты даже представить не можешь, как это разрушает. Почти как тишина. Но тишина все же сильнее. Я понимаю, что устал. Понимаю, что, должно быть, схожу с ума. Наверное, виной тому моя болезнь, уничтожающая во мне все живое, или, более вероятно, виной тому твой уход. Да, ты верно заметил, я всегда говорю: «Ты ушел» вместо «Ты бросил меня». Я не хочу говорить: «Ты бросил меня». Нет, ты не бросал. Ты все еще почти каждый день интересуешься, жив ли я. Искренне. Ты переживаешь за меня, я чувствую. Ты не хочешь, чтобы мне было плохо. И терять меня совсем не хочешь. Я знаю. И даже понимаю. Только, боюсь, я слишком устал. Слишком устал, чтобы «не потеряться». Слишком устал, чтобы продолжать бороться с болезнью и жить. Я уже ничего не замечаю, кроме тишины и твоего отсутствия. Живу по инерции. Воспоминаниями. И спрашиваю себя каждую секунду, а почему, собственно, ты забрал с собой шум жизни, а не воспоминания? Чем же я так провинился, что моя жизнь закончиться в этой уничтожающей тишине, без возможности избавиться от призраков прошлого? Вдох. Выдох. «Не стоит, Флоран», — мысленно говорю себе в очередной раз, сбиваясь со счета. — «Оно того не стоит». Это успокаивает, как и обычно. Снова бесшумно меряю шагами комнату. Ровно десять шагов до стереосистемы. Нажимаю на кнопку запуска, из колонок бьет музыка. Бах. Магнификат. Часть седьмая. Слушаю почти до середины, выключаю и иду на кухню. Бесшумно. Ни музыка, ни что-либо еще не заглушает отныне тишины. Отныне и навсегда. До самого моего конца.