Не оборачивайся

"А за окном шелестят тополя: Нет на земле твоего короля..." У Лионеля искусанные в кровь губы, он вздрагивает от громких звуков и часто оборачивается, будто почувствовав что-то у себя за спиной. Не заметить это может только слепой, и Сэц-Алан, решившись, осторожно спрашивает: - Все в порядке, мой маршал? Лионель вскидывает голову и смотрит с усмешкой, на мгновение становясь похожим на себя прежнего. - Все в порядке, Люсьен. Сэц-Алан, обиженно поджав губы, выходит в приемную, и навсегда зарекается спрашивать у маршала что-либо, но на следующей неделе Лионель кусает губу так сильно, что кровь пачкает воротник рубашки. И все начинается сначала. Эмиль разливает вино по бокалам, Лионель очень бережно берет свой, но пить и не пытается. Напиваться - плохая идея. Это не приносит облегчения, становится только хуже. - Вот увидишь, он вернется, - ободряюще улыбается брат. - Он ведь обещал не умирать. - Не вернется. Он мертв, Миль, я чувствую! - с горечью в голосе говорит Лионель и прижимает ладонь ко рту, словно только сейчас понимая значение своих слов. Спать - тоже плохая идея. Ведь стоит только закрыть глаза, и его образ словно вспыхивает в сознании. Тонкие кисти рук, мягкие на ощупь чёрные кудри, наклон головы, черты лица... "Ах, Рокэ, Рокэ, Росио, кэналлийский Ворон, соберано, почему ты оставил меня одного?" Лионель не может этого вынести, и поэтому всю ночь лежит, обхватив себя за плечи и уткнувшись лбом в стену. По ночам ему кажется, что его всё глубже затягивает в трясину. Лионель достает охотничий нож и проводит лезвием по запястью, прямо по белой полоске старого шрама. Он не хочет покончить с собой, нет - умереть сейчас было бы крайне эгоистично. Ему просто необходимо посмотреть, не превратилась ли его кровь в серую вязкую жижу. Нужно научиться жить заново, привыкая к мысли о его смерти, но разве можно привыкнуть к пустоте внутри? Тогда, после гибели отца, Лионелю действительно хотелось умереть. Он, сидя на полу, с бессильной яростью резал руки. - Граф Савиньяк? Нель вздрогнул от непривычного титула и обернулся. Рокэ стоял на пороге, скрестив руки на груди и презрительно скривившись. - Если хотите покончить с собой, то лучше режьте вдоль. И двери запирайте, - в мелодичном голосе звучали стальные нотки. Лионель, не в силах ничего ответить, завороженно смотрел на гостя, запрокинув голову. Несмотря на кажущуюся холодность, Рокэ все же перевязал его запястье своим шейным платком. А незадачливый самоубийца вдруг дотронулся кончиками пальцев до щеки герцога, пачкая её кровью. Когда все началось? Тогда или еще раньше? Степь горела, казалось, со всех сторон, и от запаха дыма слезились глаза и першило в горле. Рокэ гнал коня, низко пригнувшись к его гриве. Огня он не боялся. Пугало то, что гналось за ним, прячась в дыму - черные твари, от которых веяло прямо-таки неземным ужасом. Если они догонят - все кончено, а коня хватит еще минут на пять бешеной скачки. Спасение уже близко - небольшой изящный домик посреди всего этого безумия. Рокэ чувствовал, что туда твари не посмеют сунуться, но доскакав, он так сильно натянул поводья, что бедный конь поднялся на дыбы. У Рокэ вырвался вскрик, полный досады и бессилия. На крыльце, облокотившись об изящные перила, стоял Леворукий. Лионель проснулся в кресле в своем кабинете и повел затекшими плечами. В ушах почему-то стоял голос матери: "Если далеко идти по степи (не ехать, а именно идти, задыхаясь от пыли и стирая ноги в кровь), то рано или поздно придешь в Закат. Арлетта часто рассказывала эту историю близнецам, и маленький Нель думал, что это очередная притча, но история оказалась эсператистской легендой. Легенды ведь не возникают на пустом месте, правда? Иначе совсем не на что было бы надеяться. Всю ночь Лионель мерил шагами комнату, злился и клял себя за глупость, а утром уехал в Варасту. Нужно было идти, и он шёл, спотыкаясь и путаясь в высокой сухой траве. Солнце, казалось, уже целую вечность не двигалось с места. Оно стояло низко, почти над самым горизонтом, окрашивая небо в пронзительно-алый цвет. Степь одуряюще-горько пахла полынью, и все пространство, казалось, было пропитано необъяснимой смутной тревогой. Тем самым чувством, когда вот-вот случится что-то нехорошее, когда кто-то смотрит недобрым взглядом тебе в спину и ты неосознанно прибавляешь шаг. Лионель, не выдержав, проверил пистолеты и вдруг услышал смешок, раздавшийся над самым ухом. - Граф, какая приятная встреча, - насмешливо растягивая слова, произнес Леворукий. Зеленые глаза его, однако, были серьёзными и смотрели так пронизывающе, что Нель поёжился и подумал, как он, наверное, смешно выглядел, пытаясь быть похожим на него. - Однако, я думал, что мы с вами встретимся гораздо позже. Вы ведь еще живы. Лионель сделал над собой огромное усилие и произнес: - Я пришел просить вас... - голос оказался неожиданно хриплым. - Я умоляю вас, отпустите Рокэ Алву назад. Верните его к жизни. - Зачем? - Леворукий изогнул одну бровь. Потому что я люблю его. Потому что я не могу без него жить. - А впрочем, забирайте. Только с одним условием: не оборачивайтесь ни в коем случае, пока не выйдете из Заката. Обернётесь, и он покинет вас навсегда. Путь назад показался Лионелю нестерпимо долгим, но он шёл, сжимая в ладони холодные пальцы Рокэ. Неужели всё закончилось? Неужели чувство пустоты и обреченности перестанет терзать мою душу? А если Леворукий обманул? Если... Нель позволил себе обернуться только тогда, когда солнце село и на степь опустились сумерки. Он обернулся и увидел такое знакомое лицо. Рокэ улыбался благодарно и чуть насмешливо, так, что слова были не нужны. Я не волшебник и не умею превращать крыс в розы, но мне удалось прийти в Закат и вернуться вместе с ним.