Все мы такие обыкновенные

Я сижу на лавке близь какого-то торгового центра, в черном пальто, коих слишком много в этом городе, застёгнутом на одну пуговицу. Руки в карманах немного взопрели, начало осени - не так уж холодно, но вытаскивать их нет никакого желания. В ушах делятся личным ребята из Агаты Кристи. Не скажу, что просиживать время здесь было целью сегодняшнего дня. Но день с утра как-то не задался на продуктивный лад. И я забрела сюда, желая обрести хоть какие-то мысли или желание писать. Но на данный момент лишь лишилась нескольких рублей: проходящей женщине не хватало на дорогу. И меня более огорчила необходимость доставать руку из привычной духоты, нежели факт того, что сама я теперь добираюсь домой пешком. Даже на транспортной карте лежат бесполезные 3.75. Передо мной открывается крайне красочная картина Тюменской осени: слева-низкое, продолговатое серо-жёлтое здание, справа- строящаяся девятиэтажка. Как я определила в середине работы количество этажей? Рядом толпятся четыре таких же, уже законченных. Чуть впереди выглядывает угол того самого торгового центра. Но моим вниманием завладела кучка побитых и облупленных цветочных горшков цилиндрической формы диаметром в метр каждый. Довольно пушистые и вполне бодрые бархатцы всё ещё пестрят в них, соседствуя с жухлыми петуниями. Композицию завершает нечто серое и сухое, топорщащееся аккурат из центра выше всех. В тот момент, когда в одном из поникших бархатцев я разглядела прямой нос, узкие губы, зияющую чернотой левую глазницу и аккуратные веки правой, я почувствовала шевеление в волосах. Но это продлилось недолго. Шевеление сменилось явной болью отрывающихся волосков и ощущением полёта спиной вперёд. Тело в панике отреагировало по инерции: лёгкие втянули воздух, глаза расширились, уши отключились, ноги просто тряхнулись вверх, руки же резко бросились в противоположные стороны, ища опоры. Единственная пуговица не выдержала и по своей параболе полетела куда-то вдаль. А перед моими глазами теперь было лишь тёмное небо. Как оно успело затянуть в себя солнце я не поняла. И пока я пыталась таки вытолкнуть из себя накопленный воздух, но уже с криком, ведь к предыдущей боли добавилась новая – бухающая в пояснице, слева к моему лицу придвинулось тепло. И сея идея покинула меня так же неожиданно, как и оба наушника. Это тепло молчало, но попробовав повернуть к нему голову я почувствовала потерю очередной порции волосков и усилившуюся хватку. Замерев, попыталась по звукам определить, что за копошение происходит совсем рядом. Но долго мучиться догадками мне не позволили. Слева направо поплыл нож. Сначала показался его кончик, далее- расширяющееся металлическое тело, обрывающееся темной рукоятью, зажатой в большой руке. С зеркальной копией которой я уже познакомилась тактильно. Тепло было безмолвно, разве что дыхание стало тяжелее, когда край ножа примостился у моей шеи. Я и вовсе перестала дышать, боясь лишнего нажима на металл. Он тончайшей полосой холодит кожу справа над артерией. Момент, и холод превращается в распаляющийся жар. До меня доносится шорох моих расходящейся тканей. Видимо перешёптываются с неожиданным соседом, знакомятся. Дыхание в стороне превратилось в взбудораженных хрип, пока с подбородка, по щекам, стекала моя кровь, щекоча кожу под волосами. Руки так и остались потеть в карманах, только теперь раскинутые по поверхности лавки, обретая подобие раскрытых крыльев летучей мыши. Ноги безвольно свисают, их содрогания я не успеваю запомнить. Миг, и на улице снова слепит солнце, стрелки часов стремятся к четверке, а я всё так же пялюсь на понурое цветочное лицо. Встаю и по пути прикидываю в уме пеший и неблизкий путь домой.