***
Бывают люди-штили, бризы, пассаты, муссоны и сирокко. Но азиат был подобен вихрю. Он не колебался, когда нужно было принять решение. Всегда поступал так, как считал нужным, несмотря на то, что порой его происки были слишком опрометчивы. Они очаровывали и пугали. По вечерам, когда в воздухе все еще чувствовался запах недавно севшего солнца, Кай хулиганил, таская из магазинов милые безделушки для Дженни, излюбленный им лимонный пирог и чипсы. Затем, спрятавшись вместе в кустах, они лакомились этими гостинцами, тайком наблюдая за почти взрослыми парнями, что, собравшись возле старой библиотеки по соседству их домов, сигналили, подбивали друг друга, целовались с совсем юными девушками и разъезжались лишь после того, как небо устилало полупрозрачное покрывало зари. Только Дженни всегда засыпала сразу после часа ночи, примостив голову на коленях Кая.***
Кай и Дженни ходили в одну и ту же школу, но теперь одноклассники девочки с серебристыми волосами не смели даже косо смотреть на нее, ибо та дружила с хулиганом Каем, с которым шутки плохи. Азиат учился из рук вон плохо, спал на уроках литературы и иногда даже осмеливался дерзить учителям. Его родители были частыми гостями в кабинете директора. Чтобы хоть каким-то образом усмирить своего пятнадцатилетнего сына, родители обратились за помощью к психологу, чья фамильярность и кошачьи манеры просто бесили мальчика. В конце концов, он пообещал быть примерным, если его перестанут возить к этому мерзкому типу с чеширской улыбкой и сальными волосами. Психолог уверял родителей Кая, что это обычное поведение каждого подростка и со временем все пройдет. Не стоит сильно тревожиться по этому поводу. Бурю на время усмирили, но дерзкая натура и отчаянная любовь к свободе никуда не делись. Кай теперь часто сбегал по ночам из дома один, и только Дженни знала об этом, ибо тот всегда возвращался с уймой впечатлений о беспечной красоте ночи и необузданных приключениях. В скором времени у Кая появились новые друзья, почти взрослые, такие самостоятельные. Они, словно демоны, вырастали из темноты и уносили с собой ее друга вглубь ночи, где, по его словам, рождались радуги среди утонувшего во мраке макового поля. Дженни, подобно губке, с жадностью впитывала в себя все рассказы о ночных вылазках Кая, до мельчайших подробностей представляя каждую деталь. Она слепо верила, что в том маковом поле действительно рождаются радуги, ведь у каждой истории Кая был свой неповторимый яркий цвет. Иногда очень хотелось сбежать вместе с другом туда и увидеть все собственными глазами, но ей всегда не хватало отваги, а, быть может, причина была в ее осторожности, ведь Дженни любила идти по дороге не спеша, смакуя красоту каждого цвета по отдельности. Кай и Дженни были такие разные, две крайности, практически неразлучные, и люди поговаривали, что это к беде. Юг и Север должны быть на своих местах, вдали друг от друга, ведь даже самый сильный снегопад не сможет потушить пожар. И они оказались правы. Беда начала наступать с тех самых пор, когда радуга на маковом поле потеряла свои краски и стала мрачной. Кай все чаще пропускал занятия в школе и возвращался домой под утро, всегда бледный и помятый. На запреты и старания родителей уберечь его от неприятностей он не обращал внимания и всегда находил способ выпорхнуть из своей клетки. Кай был уже не тот, что прежде, и Дженни это осознавала, но отказывалась принимать. Парень всегда хохотал без причины, а если нет, то находился в скверном настроении и язвил всем подряд. Даже ей. Впервые за всю их многолетнюю дружбу они серьезно поссорились и перестали общаться почти на три недели, пока Дженни не увидела парня возле их дома. Он был с другой. Они целовались. Жадно, исступленно, развратно. Эта сцена напомнила ей другие, которые они наблюдали с Каем, притаившись в кустах. Но на сей раз ее друг оказался главным героем так хорошо знакомого спектакля. Она вышла через калитку и встала перед парой, что в порыве страсти уже лезли на капот машины той девушки. Дженни узнала в ней Лисси — знаменитую бунтарку, весьма популярную среди старшеклассников. Поговаривали, что та иногда купалась в реке нагишом с местными мальчишками. — Кай! Ты же обещал, что ты никогда не поцелуешь другую, — прохрипела светловолосая, проглотив ком в горле. Парень, вздрогнув, распахнул глаза и мигом освободился из цепких объятий длинноволосой брюнетки. — Дженни, что ты тут делаешь? Иди домой, — выдохнул парень, вытирая рот ладонью. — Пойдем вместе, — едва слышно произнесла девушка. — Дженни, мне сейчас некогда, ты иди, я потом зайду. — Нет, Кай, пошли со мной, пожалуйста! — подбежав к другу, она робко схватила его за руку и начала тянуть в сторону калитки. — Эй, одуванчик, а ну сдуйся, — влезла спутница Кая, отбрасывая ладонь Джен с азиата. — Не дотрагивайся до нее, — повернувшись, парень резко оттолкнул брюнетку, испепеляя взглядом. — Пошли, Джен. — Эй! Ты что, променяешь меня на эту овечку травоядную? — изумилась Лисси. Кай, не обращая на нее внимания, схватил подругу за руку, и они вошли во двор. — Что, правда? Ха! Нет, Кай, ты определенно сопляк. Ну и катись, сукин сын. И о чем я только думала, когда повелась за этой малолеткой? Сквозь крепкую брань послышался рев мотора и визг шин. — Пожалуйста, больше не уходи без меня никуда, — прошептала Джен, внезапно обняв Кая в дверях. — Ну что ты, Джен. Ты же знаешь, что просишь о невозможном, — ухмыльнулся парень. — Это теперь моя жизнь. Я не могу отказаться от нее. Иногда люди слепо верят тому, что сами придумали, и Кай сейчас был ярким примером. Шестнадцатилетний парнишка воображал себя взрослым искушенным человеком и смотрел свысока на других, думая, что видел и узнал о настоящей жизни больше, чем окружающие скучные людишки со штампованным менталитетом. Он изо всех сил пытался быть непохожим на них, выделиться, отличиться, перейти за линию и попасть в другую не сильно отличающуюся от первой толпу. — Тогда возьми меня с собой! — ее огромные темно-синие глаза доверчиво и наивно смотрели на него, в ожидании положительного ответа. — Нет, Дженни. Ты еще маленькая, тебе со мной нельзя, — с нежной улыбкой покачал головой парень, перебирая тонкими пальцами переливающиеся серебром волосы подруги. — И я не уверен, что такому человеку, как ты, там будет хорошо. — Мне будет хорошо в любом месте, лишь бы рядом с тобой, Кай. Мы же обещали, помнишь? — Нет. Знаешь, временами мне кажется, что ты и правда попала в наш мир случайно. Для тебя нет места ни здесь, ни там, где я. Ты слишком хороша, слишком непорочна и наивна для этой жизни, и я не знаю, как тебя уберечь. Моя маленькая инопланетянка. — Так ты все равно не возьмешь меня с собой? Вместо ответа был невесомый поцелуй, все еще хранивший в себе вишневый вкус помады другой девушки. — Потом.***
Одним промозглым утром, когда миссис Стенли готовила ежевичное варенье, к ним заглянула мама Кая. Вид у нее был такой, словно она всю ночь стояла на улице и готова была вот-вот потерять сознание. В руках держала шерстяной носок, из которого выудила пачку с какой-то вонючей травой и медикаментами. — Лиззи, что мне делать? Джеи уехал, я… Я не знаю, как мне поступить, — сокрушенно произнесла она, после того, как хозяйка дома пригласила ее сесть. В темных маленьких глазах женщины стояли слезы, они были наполнены отчаянием и страхом. — Дженни, иди к себе, — велела миссис Стенли, и они с соседкой долго еще обсуждали то, из-за чего Дженни отныне запретили общаться с Каем. Его родители решили отправить сына в интернат для трудных подростков, но не успели. Он сбежал. Поговаривают, что сбежал с той самой хулиганкой Лисси, что намного старше него. Кай исчез.***
В восемнадцатый день его рождения выпал первый снег. Дженни наблюдала через свое окно, как мать друга, несмотря на холод, до самого утра стояла возле изгороди между их садами и смотрела на высокий белый клен, словно надеясь разглядеть среди тянувшихся к небу ветвей силуэт своего сына.***
В тот месяц, когда Дженни победила в городской олимпиаде по математике, стояла такая же изнуряющая жара, как и в ту ночь, когда среди грядок капусты появились первые светлячки. Но, в отличие от того лета, это было засушливее. Края тонких, словно бумага, листьев белого клена засохли и сморщились, земля покрылась замысловатыми трещинами. Джен постоянно грызла фруктовый лед во время изнурительных подготовок к следующему соревнованию, категорически отказавшись от мороженного, из-за которого набрала целых четыре килограмма. На море уже который день стоял штиль, и всё население отчаянно мечтало о ветре. Кай появился с первым бризом. Дженни проснулась среди ночи от странного звука. Кто-то кидал камушки в ее открытое окно, и они, ударяясь о противоположную стену, с легким шорохом приземлялись на кровать девушки. Полная луна проникала в комнату своими бледными серебристыми, словно волосы Дженни, лучами, вытесняя мрак и замысловатые тени в углы. — Кай, — произнесла одними губами, когда распознала друга на их дереве. Казалось, их последняя встреча была сном, увиденный тысячу ночей назад. Спокойное сердце в груди вновь ожило и начало биться, как сумасшедшее. — Эй, трусишка, как ты? Я так скучал! — заулыбался парень, гипнотизируя подругу своим пристальным, немного изменившимся взглядом. Он помахал ей, слегка покачиваясь на ветвях клена, что был так же несказанно рад встрече с безответственным парнем. Кай так изменился. Даже во тьме, в скупом лунном свете было заметно, как он подтянулся, стал взрослее, черты лица — острее. Но в улыбке сохранилась вся та детская искренность, что отныне была доступна лишь для Дженни. Кай рассказал много нового своей подруге, когда они примостились в гостеприимных руках-ветвях древнего дерева. Их перешептывания смешивались с нежным шелестом выгоревшей под солнцем листвы. Мир, в котором потерялся парень, оказался настолько разнообразен и необъятен, что рассказчик частенько терялся на бесчисленных тропинках и, не завершив одну историю, начинал новую. Теперь он знал, что такое полная независимость, свобода, среди его окружения не было притворства и тщеславия. Их свидания на дереве продолжались вплоть до августа, когда в полях начали цвести маки-многолетки. Все уговоры Джен встретиться с родителями Кай отклонял. Он боялся, что его поймают и отправят в место, где он не сможет больше увидеть ее. Дженни так же не желала разлуки, но ее беспокоили бледность, худощавость парня, следы от иглы и синяки на руках. — Звездная принцесса, скажи, а тебе не хотелось бы прогуляться вместе со мной в поле, где цветут маки? Представляешь, сейчас сотня акров земли алеет под синим небосводом. Это невероятное зрелище, — шепот азиата затерялся в уханье совы, которая усевшись на соседнее деревце, то и дело вмешивалась в их беседу. Кай даже попытался отогнать несносную птицу кусочком лимонного пирога, что испекла для него Дженни. Но ничего не получилось. Птица продолжала сидеть на ветках и ухать именно в те моменты, когда заговаривал парень. Раньше он помнил бабушкины рассказы о том, что сова — знак смерти. Кай верил в те приметы, пока однажды не задумался над тем, что все они были почему-то зловещими и приносящими беды. Там, в его мире, горю нет места, так что все эти бредни вскоре забылись. — Разве мне уже можно идти с тобой? Неужели? — Ты стала такая красивая, Дженни. Любая девушка позавидует тебе, потому что ты такая особенная. Ты моя, уже немного большая, девушка. — Девушка? То есть… А как же Лисси? — изумилась светловолосая, все еще не веря, что услышала что-то наподобие столь желанного признания из уст Кая. — Мертва. Она никогда не была для меня живой. Так ты идешь? — Если только днем, чтобы мама не заметила… — неуверенно пролепетала Дженни. — Трусишка, и как ты вообще осмеливаешься из дома выходить? — Кай прервал очередной сладкий поцелуй и улыбнулся, ущипнув своими костлявыми тонкими пальцами ее румяные щечки. — Тогда давай на заре, в это воскресенье. Идет? — А где мне ждать тебя? — Возле бейсбольного клуба. Впившись на прощание в губы Дженни, Кай накрыл прохладной ладонью ее маленькие пальчики, едва дрогнувшие от прикосновения. То утро было теплым и безоблачным, хоть накануне лило, словно из ведра. В воздухе витал сладкий аромат дождя. Дженни надела белый сарафан-парашют, привезенный тетей из Франции специально для олимпиады, что должна была состояться через полторы недели. Девушка на всякий случай прихватила любимый старенький деревянный зонт в японском стиле. Она стояла возле остановки на условленном месте. Легкий ветерок развивал подол ее белоснежного платья, и Дженни приходилось одной рукой сдерживать его. — А вот и мы! — послышался знакомый голос из дряхлого «Линкольна» с откидным верхом, подъехавшим несколько секунд назад. — Садись, живее! — позвал Кай, помахав со своего места рядом с водителем, который оказался очень красивым молодым человеком. У него были серые смеющиеся глаза с зелеными крапинками, смуглая кожа и темные волосы. — Познакомься, Джен, это Грег — мой друг. Грег — это Дженни, моя девушка, — представил он их друг другу, то и дело поправляя ладонью лезущие из-за ветра в лицо волосы. — Симпатичная крошка, — улыбнулся он, жестом приглашая ее в машину. — Залезай. Дорога оказалась ухабистая, и они дважды останавливались подливать дистиллированную воду в тосол. Приблизительно через час, когда первые лучи солнца начали показываться на западе, они уже были на маковом поле. Дженни казалось, что она не бежит, а летит в багровом небе, не замечая под ногами затоптанные пушистые коконы цветов и влажный от росы подол платья. Вдоволь набегавшись, девушка направилась к машине, по пути собирая букет, хоть и знала, что это бессмысленно. Эти цветы почему-то сразу роняют лепестки, когда их срываешь. — Набегалась? — поинтересовался Грег, идущий ей навстречу. Он улыбался очень ярко и приветливо, как солнце, что безжалостно сожгло листья клена. — А где Кай? — спросила девушка, оглядываясь в поисках друга, которого нигде не оказалось. — Он улетел в страну, где нет печали, — ответил парень, продолжая приближаться к Дженни. — Хочешь и ты полетать, словно птица? Намного лучше, чем бег среди поля. Намного. Как он и обещал, там действительно было так безмятежно, светло. Дженни расправила крылья, чтобы взлететь высоко-высоко и была настолько счастлива, что не почувствовала ни чужие руки, блуждающие на ее теле, сминающие платье; ни боли, когда Грег вошел в нее; ни тяжесть его тела на своем, запах пота и дешевого парфюма. Дженни свободно взмахнула крыльями цвета первого снега, взлетев в неведомую высь, оставляя маленькую спящую девушку в белоснежном платье, слегка испачканном кровью, среди беспечно колыхающихся маков. Никто не услышал старенькую колыбельную, которую напевали огненно-красные цветы. И только Дженни мирно засыпала под нее вечным сном. Пробираясь до калитки Полем вдоль межи, Дженни вымокла до нитки Вечером во ржи. Очень холодно девчонке, Бьет девчонку дрожь: Замочила все юбчонки, Идя через рожь. Если кто-то звал кого-то Сквозь густую рожь И кого-то обнял кто-то что с него возьмешь? — Скажи ей, чтобы она встала, — сквозь слезы умолял Кай, продолжая трясти Дженни за плечи. — Скажи ей. Пусть просыпается. — Она не проснется. Ты что, не понимаешь, что мы с ней сделали? — вспыхнул он и побежал к своей машине. Азиат побежал за ним и из последних сил ударил по лицу. — Это ты! Это ты сделал! — кричал он как сумасшедший, трясясь всем телом. — Нет, Кай, не я один. Не перекладывай свою вину на других! Кинувшись обратно к Дженни, Кай завыл, обнимая бездыханное тело девушки. — Да, это я во всем виноват. Только я, — всхлипывал он, не слыша визг шин за спиной. Грег далеко не уехал. Спустя три недели его нашли в штате Мен и арестовали. Кай был отправлен в клинику имени св. Лаврентия. После выпуска он сменил имя и уехал из страны.***
Бескрайнее поле застелено снежным покрывалом. Вой бродячих псов тянется издалека, словно цепочка следов, оставленных одиноким парнем со старым зонтом, что хранит его от ночной темноты. На белом снегу буреют кровавые маки, вырастающие из капель крови, стекающих с руки. Каждый раз, приходя сюда, чтобы получить кару, Кай вновь просыпается в больнице. И вот, где-то вдалеке снова завывает сирена, а ведь ему так хочется остаться здесь, с той, чья жизнь прервалась из-за его роковой ошибки. Кто же не дает ему ответить за совершенные грехи? Почему за нарушенную им клятву расплатилась другая? К чему ведет этот рой зияющих дыр в груди? Смерть — единственный путь для того, чьи слезы иссякли давно.