Die When He Does

Было четыре часа утра, и я, как обычно, не спал. Как обычно, когда я не знал, чем заняться (ладно, обычно я всегда не знал, чем заняться), я взял в руки джойстик и уселся перед экраном телевизора, предварительно убавив звук, чтобы не мешать Мелло видеть свои сны. Он не обрадовался бы, если бы я разбудил его музыкой из видеоигр. Только я этого не понимал. Если бы можно было поставить эту музыку на звонок будильника, я был бы только рад просыпаться от ее звуков. Мелло нравился мне, но, несмотря на это, был для меня загадкой. В Вамми никогда не бывает тихо. Потому что это детский приют, и здесь всегда кто-нибудь плачет или хнычет из-за приснившегося кошмара. Я жил здесь уже очень давно, попав сюда совсем маленьким, и потому не испытывал тоску по каким-то мифическим родственникам. Я не помнил своих родителей, и поэтому скучать было особо не по кому. Хотя я слишком субъективно сужу: большинство из нас не помнило своих родителей. Многие из них хотели бы о них никогда не вспоминать. На словах всё кажется куда проще, но у некоторых ребят были кошмарные родители, а некоторые плакали из-за того, что те не хотят забрать их назад, домой. Я всегда бодрствовал, пока другие спали, и поэтому хорошо изучил ночные звуки. Я даже мог определить по плачу его владельца. Но сегодня было тихо. Я стал обращать внимание на все эти звуки около года назад, и это меня заинтересовало. Наверное, мне даже нравилось, когда тишину ночи нарушали какие-то звуки: в полной тишине мысли лезли в голову, но когда кто-то плакал за стеной, у тебя возникало ощущение, что ты не один. Не брошен на произвол судьбы. Я перевел взгляд на комок, в который свернулся Мелло под одеялом, - его силуэт выделялся в темноте, и в свете экрана телевизора я различал, как поднимается и опускается его грудь. Да, он дышал. У меня было богатое воображение (я же парень, играющий в игры), и я сразу представил, словно мы все находимся в газовой камере, и только я один был еще жив. Но я видел, как дышит во сне Мелло, и пока он дышал, мне было безразлично, кто там был мертв. Это была обычная тихая ночь, и я старался нажимать на кнопки джойстика осторожнее, чтобы не нарушать эту тишину. Но затем ее не стало. Я нажал на паузу и прислушался, нахмурив лоб. Я слышал тихий плач, и не сказать чтобы он меня как-то раздражал. Плакал кто-то из взрослых, и мой опыт в распознавании ночных звуков здесь не особенно пригодился - плач вскоре стал громче, но я не мог определить, кто это был и где находился. Нулевой пациент*, если хотите. Спасибо играм про зомби. Я решил проигнорировать плач и собрался вернуться к своей игре, однако не нажал на паузу во второй раз. Скорее всего, это был Самсон, ночью решивший побродить по коридорам. У него были необычные способности к музыке, и он любил пародировать разные звуки, поэтому вполне возможно, что сейчас он ходил и изображал плач взрослого мужчины. Может, он работал над каким-нибудь новым образом для подражания и погрузился в это дело с головой. Такое ведь случается с актерами, правда? Это был неубедительный для меня аргумент, к тому же меня раздражал факт того, что я не мог определить, чей это плач. Мне в принципе не нравилась идея, что я не знаю о чем-то, что происходит в моем мире - там, где я нахожусь один, пока все остальные спят, и я мог допустить только мысль о том, что у кого-то бессонница. Не очень довольный тем, что это меня беспокоит, я выключил игру, встал и отправился на поиски источника ночных звуков. Тихо выбравшись из комнаты, чтобы не разбудить Мелло и не навлечь тем самым на себя беду, я остановился и снова прислушался, пытаясь определить направление, откуда раздавался плач. Доски на полу были очень скрипучими (именно в том коридоре, куда мне нужно было идти), но я знал, на какие из них не стоит наступать. Всем в Вамми было известно, какие доски скрипят, а какие - нет. Одна из них щелкала так громко, словно кто-то стрелял из пистолета. Может, это кому-нибудь могло бы пригодиться в определенной ситуации, но такой треск очень раздражал. Например, когда я спал, и все тащились через этот коридор в столовую. Словно кто-то палит у тебя над ухом из автоматического пистолета каждые несколько секунд. Но так или иначе... Я подходил всё ближе к источнику шума и, к моему удивлению, всё еще не понял, кто плакал. Еще больше меня сбило с толку то, что я уходил от спален учеников всё дальше, а значит, звук шел из другого места. Я остановился на минуту, чтобы использовать логику, которую на протяжении многих лет старались развить во мне учителя. Ладно, соберем факты. Я слышал шум. Это определенно был плач, я был в этом уверен. Плач не был девчачьим, а был мужским. Я миновал этаж со спальнями и пошел в другую часть приюта. Потом задал себе вопросы, которым меня учили. Делал ли я что-то глупое? Не то чтобы глупое. Накричит ли на меня Роджер, если вдруг обнаружит шастающим ночью по приюту? Вполне возможно. Есть ли вероятность того, что меня схватят, изнасилуют, убьют или как-то покалечат? Нет, у нас была отличная система безопасности, и далеко не всякий грабитель смог бы сюда забраться. Это приободрило меня, и я, миновав кабинеты учителей, обнаружил, что звук стал отдаляться. Я прошел мимо него. Мне пришлось вернуться, и я оказался перед одной из дверей, замерев и уставившись на табличку, которая там висела, потому что теперь я не сомневался, что звук шел из кабинета Роджера. Это вообще не имело смысла. Злой старый Роджер, раздраженный и всегда одинокий, нуждающийся в подруге Роджер... плакал? Мой мозг отказывался принимать это. Должно быть, в его кабинете был кто-то еще, кто шумел. Может быть, какой-нибудь новый ученик. Но каким бы ни был ответ, я бы не простил себе, если бы сейчас развернулся и пошел обратно в спальню, не выяснив всё до конца. Я представить себе не мог, как объясню Мелло, что я отступил в самый последний момент. Так тихо, как это вообще было возможно, я повернул ручку, приоткрыл дверь и заглянул в кабинет. То, что я увидел, заставило меня раскрыть от удивления рот. Роджер стоял посреди комнаты и плакал, а у его ног валялся брошенный им сотовый телефон. Он закрыл лицо ладонями и автоматически делал шаги то в одну, то в другую сторону, то останавливаясь, словно он не мог решиться, сесть ли ему в кресло, пойти к двери или просто рухнуть на пол и зарыться лицом в ворсистый ковер. Я очень не любил его, однако Роджер всегда был справедлив по отношению ко мне и даже иногда закрывал глаза на мелкие шалости Мелло. Поэтому, с неохотой это осознавая, я понимал, что нельзя оставлять его в таком состоянии и нужно сообщить о своем присутствии. Тихо и осторожно я подошел к нему. Он не заметил меня, хотя я стоял прямо перед ним. Протянув руку, я положил ее ему на плечо. - Роджер? Он вскрикнул и убрал от лица ладони, тут же вцепившись в мое плечо своими костлявыми пальцами, отчего я почувствовал боль. Он тяжело дышал и всё еще всхлипывал, глядя на меня сквозь слезы, пока не узнал. Затем отпустил меня и перевел взгляд ниже, открывая рот, чтобы извиниться, но потом увидел свой мобильный телефон, и слезы снова потекли по его щекам. Он медленно встал на колени, упираясь на руки, и сел прямо на пол. У него даже не было сил на то, чтобы вытереть слезы, заливавшие его лицо. Я не мог поверить, что всё это происходит на самом деле. Роджер всегда был стойким и невозмутимым, не говоря уже о том, что он никогда не ползал по полу. Однажды я видел, как он предотвратил драку между A и B. A был сильным для своих лет, B был садистом, и в драку между ними я бы точно не стал встревать. Но Роджер даже не колебался. И сейчас в его поведении было что-то страшное и ужасно неправильное. Да, это было так очевидно. Я сел рядом с ним. - Что случилось? - спросил я тихо. Роджер указал рукой на телефон, лежащий на полу, и я догадался, что нужно его взять. Я дотянулся и прочитал сообщение на экране. L мертв. Информация обрушилась на меня словно хук в живот (о таком ударе я, всезнающий геймер, узнал чуть раньше). Это убьет Мелло. Черт возьми, как же я скажу ему об этом? Это было очень дерьмово, если на меня взвалят это дело, но я не хотел, чтобы о смерти L он узнал от меня. Тут мне пришло в голову, что я упускаю важную часть информации, потому что Роджер вряд ли бы стал так убиваться из-за L. Он, конечно, любил его, но относился не так уж трепетно. Это было похоже на какое-то опустошение. Ощутив мое замешательство (Роджер не был особо умен, но, возможно, что постоянно находясь среди гениев, он смог открыть в себе талант эмпатии), он посмотрел на меня покрасневшими от слез глазами, - его взгляд был несфокусированным, и я подумал, что сейчас кажусь ему размытым. - Единственная причина, по которой мне было бы послано такое сообщение, заключалась в том, что Куи... мистер Вамми тоже мертв, - пробормотал Роджер. Его глаза снова зажмурились, и тогда ситуация для меня прояснилась. Это многое объясняло. Причину, по которой Вамми доверил Роджеру приют на время своего отсутствия. Причину, по которой он не отказывался работать с такими трудными детьми (включая и меня). Причину, по которой он был таким довольным, если Ватари и L приезжали в приют. И причину, по которой - черт, почему я был таким слепым - его глаза светились радостью, когда он видел Вамми, и тускнели, когда тот уезжал. Это всё объясняло. Кивнув, я положил телефон обратно. - Я понял, - отозвался я. Он поднял его и снова прочел сообщение. Затем закрыл крышку телефона, через секунду открыл ее снова и посмотрел на текст еще раз. Сообщение никуда не делось. Как и факт того, о чем оно гласило. Откашлявшись, Роджер сказал ослабевшим голосом: - Мы выросли вместе. Он закрыл глаза, и слезы снова потекли по его щекам. Он сжимал телефон так, будто от этого зависело, будет ли Ватари жить или нет. - Мэтт, как бы ты жил дальше, если бы человек, которого ты любил, умер сейчас, когда тебе пятнадцать? Мне шестьдесят пять, и я... - сорвавшееся дыхание не дало ему договорить. Я не знал, что ему ответить. Всё, что я сейчас мог - просто смотреть на него, удивленный тем, что он мне всё это рассказывает, и наблюдать за его эмоциями и переживаниями, которые я сам никогда не испытывал. Он поднял на меня взгляд, с отчаянием всматриваясь в мое лицо и пытаясь уловить, понимаю ли я то, о чем он мне говорит. Поэтому я тихо ответил: - Я не могу себе это представить. Роджер кивнул, снова прикрывая веки. - Я надеюсь, что тебе никогда не придется этого делать. Молись о том, Мэтт, чтобы умереть вместе с Мелло. Я открыл рот, чтобы спросить, откуда он знает обо мне и Мелло, хотя это было так же очевидно, как и его любовь к Ватари, если бы я был чуточку внимательнее. И вместо того, чтобы задать этот вопрос, я попросил его: - Расскажи мне какую-нибудь историю о Ватари. Сейчас был подходящий момент для того, чтобы о таком рассказать. Роджер посмотрел на меня мокрыми от слез глазами, и я решил, что сказал что-то неправильное. Но потом понял, что он вспоминает. - Как вы познакомились с ним? Он слабо улыбнулся, издав подобие легкого смешка. - Я не помню. - Не помнишь, как произошла ваша встреча? - Нет, просто я очень давно знаю его. Я оказался в Медоубруксе - это сейчас там дом престарелых, а раньше был детский приют - совсем маленьким. Мои самые первые воспоминания это то, как я играю с Ватари на деревянном полу нашей с ним комнаты. - Ого. Я сидел рядом с Роджером, пытаясь представить, каково это - потерять человека, которого ты любил и знал так долго. Пытался представить эту потерю, что чувствуют супруги, прожившие более пятнадцати лет в браке, когда умирает один из них. И мне в голову пришла внезапная мысль, которая накрыла меня словно ледяная волна. Хотя при этом я понимал, что Мелло, скорее всего, переживет меня, если я не брошу курить и постоянно сидеть на одном месте, играя в приставки. Но в этом случае всё это придется почувствовать ему самому... - Он спас мне жизнь, когда мне было четырнадцать, - продолжал Роджер как ни в чем не бывало, отвлекая меня от моих мыслей. - Да? - Надо сказать что-то более осмысленное. Ведь я вроде как третий в Вамми по гениальности. - Да, это так. У нас были выходные, и все дети Медоубрукса поехали в центр города. Куилш и я планировали вместе улизнуть от них... Ты представляешь... Но он заболел, и мы остались в приюте. У него был ужасный жар, и кто-то должен был о нем заботиться, и я остался добровольно. В тот день в центре города была стрельба и большой пожар. Немногие из сирот вернулись обратно. - Ничего себе. - А ты знал, что я и Куилш были на войне? - Нет. - Нам пришлось солгать о нашем возрасте, никому из нас тогда не было восемнадцати. Но тогда возрастные стандарты не были такими жесткими, и нам удалось убедить призывную комиссию. И мы оказались в одной воинской части. Через две недели Куилша ранили в плечо, и командир собирался отослать его домой. Я, конечно, тоже попросился вместе с ним, но они мне не разрешили. - Роджер нахмурился на мгновение, но затем усмехнулся. - Я специально выстрелил себе в ногу из своего же оружия и попал в госпиталь. Куилш удивился, увидев меня в таком состоянии, но не смог обнять меня, потому что его левая рука практически не двигалась. Это было смешно. Хотя огнестрельные раны - не то, над чем можно смеяться. Я вежливо рассмеялся, но меня всё еще не отпускала жалость к человеку, с которым мы не так уж хорошо ладили. И теперь я знал, что они часто общались с Ватари. И что бы Роджер ни делал, о чем бы ни думал, все его мысли были связаны с Куилшем. - Знаешь, почему он решил построить приют Вамми? - спросил он. - Потому что когда-то хотел, чтобы Медоубрукс был таким же? - Да, - кивнул он. - Это было его мечтой, и он вырос с мыслями о том, что он построит приют, где бы к детям относились лучше, чем в Медоубруксе. И, представь себе, Куилш даже не подозревал в себе гения, пока я ему об этом не сказал, когда ему было десять. Он часто делал чертежи. Они были превосходными. И когда мне наконец-то удалось убедить его в его гениальности, он изобрел эту вентиляцию в комнатах, которая сейчас находится над моей головой. Он запатентовал ее, и теперь они есть в каждом доме. И когда все права на изобретение были переданы ему, он поцеловал меня. Он называл меня своим вдохновением. На полученные от патента деньги Куилш построил Вамми. Я был тем, кто предложил ему построить приют для одаренных детей, потому что понимал, что в мире есть такие люди, как Куилш. Ему понравилась эта идея, и поэтому ты здесь, Мэтт. - Но ты же ненавидишь детей, - заметил я. Роджер пожал плечами. Не дождавшись ответа, я спросил: - Тогда почему ты остался работать в детском приюте? Он посмотрел на меня так, словно я упустил из вида какую-то очевидную вещь. Настала моя очередь пожимать плечами, и тогда Роджер сказал: - Куилш попросил меня. Я любил его больше, чем ненавидел детей. Поначалу у меня были только административные обязанности, но когда он встретил L, то сказал, что я единственный, кому он может доверить воспитание таких детей. И я согласился. В течение всей моей жизни я готов был делать всё, о чем просил Куилш. И если бы он попросил умереть за него, я бы сделал это. Не задумываясь. Его губы дрогнули, но слез уже не было, и я подумал, что нужно оставить его одного. Я сделал всё, что от меня требовалось, и теперь по общепринятым понятиям приличия нужно было уйти. Поэтому я поднялся, кивнул Роджеру и вышел.

_________________________________

Довольно долго я стоял у кровати и наблюдал за тем, как Мелло спит. Я был очарован тем, как поднимается и опускается его грудь, и как он издает едва слышные звуки во сне, когда выдыхает. Свет луны падал на кровать, заставляя его фарфоровую кожу светиться, и он выглядел таким идеальным, каким был, по моему мнению, и внутри. Но несмотря на мои мысли о Мелло, я думал о Роджере. О том, что Роджер никогда уже не будет стоять вот так у постели Куилша и смотреть, как тот спит. Эта мысль не давала мне покоя, и поэтому я снял свои очки, скользнул в кровать к Мелло и лег рядом, обняв руками его горячее тело. Я больше не слышал плач. Видимо, слез у Роджера уже не осталось. Уткнувшись лицом в спину Мелло, я вдохнул запах его тела и шоколада, которым он всегда пах. Моя возня разбудила его. - Что? - спросил он. - Ничего, детка, спи дальше. Обычно он возражал, если я звал его деткой, или хотя бы делал недовольный вид. Но сегодня он не стал возражать и просто закрыл глаза, проваливаясь обратно в сон. Такое с ним было впервые. Вскоре его дыхание стало ровным, но мне не хотелось спать. Мне не хотелось упускать этот момент, и еще мне было страшно, что я проснусь утром, а Мелло будет мертвым. Холодным как камень. Я вздрогнул от этой мысли и прижался ближе, обнимая его еще крепче. Скорее всего, L убил Кира. И если окажется, что это так, Мелло наверняка захочет отомстить. И если даже L не смог поймать Киру, то у Мелло вообще не было шансов. Я слегка толкнул его и поднял голову, чтобы увидеть, открыл он глаза или нет. Он открыл только один глаз, и этого мне было вполне достаточно. - Мелло. - Ммм? - Пообещай мне кое-что. - Смотря что. - Обещай, что не станешь пытаться поймать Киру. - Ммм. Я отлично знал, что он не понял, о чем я говорю, и утром он об этом даже не вспомнит. И тогда я снова обнял его, притянув к себе поближе. Завтра он получит известие, что L мертв, и тут же захочет отомстить за того, кого любил как личность, как человека. Ему не удастся это сделать; я знал это, потому что я знал его. Кира убьет его. И Роджер в этот раз был совершенно прав. Если Мелло будет готов умереть, взявшись за это дело, мне нужно было найти способ умереть вместе с ним. __________________________________________________________________________ *Нулевой пациент - человек, с которого начинается эпидемия.