Сильного человека ничто не нервирует так, как оказаться слабым.
― Осторожно! ― предупреждение малость запоздало, и Паули на собственной шкуре прочувствовал, каково это, когда тебя препарируют взглядом. Мокрый Роб Луччи безуспешно сдерживал эмоции, но желваки его выдавали. Как и побелевшие кулаки, как и общий вздыбленный вид, как и такой же мокрый Хаттори, возмущённо голосящий на весь док нецензурные слова, которые он выучил за пять лет. ― Эм, я, ну, это… Пойду, что ли? Где-то среди досок грубо заржал Джабура, подливая масла в общий костёр. Конечно, ведь это так забавно – облить одного из лучших плотников Галлей-Ла ледяной водой, совершенно случайно, кто ж спорит. Только если Паули ещё может рассчитывать на помилование, ибо вовремя слинял, бросив несчастный шланг для помывки корабля, то безмозглый волчара откровенно нарывался. Роб Луччи глубоко вдохнул, со свистом выпустив воздух сквозь стиснутые в ярости зубы, невозмутимо откинул мокрые волосы за спину и развернулся к Джабуре. Ухмыляться плотник перестал, по-звериному оскалился и предложил: ― Молочка за вредность налить, киска? Когда нервно дёргающего ногой задиру откачали и привели в более-менее вменяемое состояние, Луччи уже спокойно работал, заканчивая распиливать огромные поленья. Он не счёл нужным переодеться, решив, что это негативно скажется на работе, и вообще – само высохнет, погода была удивительно тёплая для предосеннего периода. Хаттори доступно объяснил всем желающим, почему хозяина трогать не стоит, если жизнь дорога. Инстинкт самосохранения включился абсолютно синхронно, и до конца дня о досадном инциденте никто не вспоминал. Кроме Паули, которого гложило чувство вины и совесть, эдакий редкий залётный зверёк, решивший, что в крепком мужском теле ему будет житься наиболее вольготно. Плотники дружно затащили Луччи в бар, где провинившийся проставился на всех и получил в награду очередное колкое замечание на тему денег. Стойко стерпев обиду, Паули не унимался, пока Роб не опустошил свою кружку; после этого неугомонный человек взялся за байки, и вечер прошёл в приподнято-угарном настроении. Пиво лилось рекой, уничтожалась целыми тарелкам жареная рыба, а голубь с хозяином незаметно улетучились прочь, коротко кивнув Бруно, чтобы не выдавал. Снаружи остро пахло озоном, предвестником грозы, мягко плескалась вода в каналах, и людей на улицах практически не встречалось. Ветер попытался сорвать с головы цилиндр, но не преуспел: Луччи привык удерживать шляпу рукой и уверенно идти против сопротивления. Отчего-то именно сегодня его не грело ни пиво, ни достаточно тёплая погода, ни даже дрожащее тельце Хаттори, который забрался к нему под рубашку и жалобно курлыкал. Мужчина рассеянно погладил друга по маленькой голове, заслужил полный любви взгляд, но на том нежности и ограничились – их всё равно мог кто-то заметить, а проявление слабости для Роба сродни смерти. Он не собирался ни прощать, ни мстить Паули за унижение. Ему было плевать на плотников и компанию Галлей-Ла в целом как агенту Мирового Правительства, но как человеку с – представьте себе! – эмоциями, Луччи чувствовал себя отвратнее некуда. И дело не в издевках тупицы Джабуры, или надоедливом участии остальных неравнодушных, просто что-то у него внутри противостояло любому порыву поддаться желанию побыть хоть немного… слабым. Беспомощным, ничтожеством, которому нужна забота и внимание. От собственных мыслей Луччи тошнило, и он зажал рот рукой, уговаривая себя, что во всём виновато паршивое пойло, практически насильно влитое ему в глотку. Кошки терпеть не могут воду. А в Вотер 7 всё, включая название острова, связано с водой. Многочисленные каналы, корабли, пиратские и вполне легальные, сами жители – от них несёт морем, солью, тем странным духом свободы, глубоко противным и непонятным члену Сайфер Пол. Независимая кошачья сущность отчасти соглашалась с таким отношением к жизни, вот только опять всё портила чёртова вода. Луччи зябко поёжился, ему с каждым шагом становилось всё холоднее и холоднее, а перед глазами мостовая постепенно сливалась в одно расплывчатое серое пятно. С трудом взяв себя в руки, плотник добрался до скромной квартиры на третьем этаже, которая полагалась всем работникам первого дока (в меру их желаний и потребностей), посадил Хаттори на подушку, а сам буквально ничком рухнул рядом, проваливаясь в болезненный, тяжёлый сон. Голубь обеспокоенно курлыкнул, провёл крылом по щеке хозяина и вспорхнул ему на голову. В густых чёрных волосах Луччи ему казалось гораздо удобнее, Хаттори представлял себя сидящим в настоящем гнезде, и неважно, что на утро Роб с раздражённым шипением распутывает колтуны и выдирает перья из головы. Спрятав голову под крыло, птица тоже заснула, решив, что хорошего на сегодня определённо достаточно. Когда пятый гвоздь согнулся от неловкого удара молотком, Луччи заподозрил неладное. Раньше он никогда не мазал и тем более не портил материалы, делая всё чётко, быстро и качественно, как робот. Но сейчас внутренняя система дала сбой, отправив большую часть нервных окончаний в бессрочный отпуск. Началось всё с ужаснейшего из всех утр в жизни Роба Луччи, не считая то, где ему сообщили о задании под прикрытием. Голова раскалывалась, будто в неё щедро насыпали шурупов и прочей мелочёвки, нос невыносимо чесался, а тело подло не желало куда-либо идти. В первые минуты мужчина решил, что в пиво подмешали яд. Затем, что кто-то глупо пошутил и ночью вколол ему наркотик, например. Увы, все возможные версии не выдерживали столкновения с жестокой реальностью. Луччи недовольно нахмурился, выпутал Хаттори из волос и на автопилоте отправился в душ. Нелюбовь к воде гигиену не отменяла. Ни завтрак, ни контрастное обливание, ни даже приятная новость о том, что Паули снова залез в долги, принесённая верным голубем, самочувствия не улучшили. По дороге к доку стало только хуже, но прилипшее, словно маска, равнодушное выражение лица спасло положение. Сухо кивнув Калифе, обходившей верфь в поисках лаботрясов, хотя затея эта была заведомо обречена на поражение, Роб принялся за работу – резал, пилил, строгал, забивал, и не всё это относилось к древесине. Повседневные перепалки с жутко похмельным Паули получили особый мазохистский оттенок. Нос окончательно заложило, и Луччи мог теперь дышать только ртом и через раз. Глаза слезились, потому процент испорченных гвоздей рос в геометрической прогрессии. Луччи не сдавался и даже сумел продержаться целый день – на одном упрямстве и несгибаемой гордости. Ночью его знобило и бросало в холод, да так, что два одеяла и три кружки обжигающего чая не помогли согреться. Мужчина сжимался в комочек, зябко кутался в подобие кокона, и гладил слабеющими руками белоснежное оперение Хаттори. Голубь волновался и всем своим видом показывал, что надо если не идти к врачу, то хотя бы попросить больничный на недельку. В разуме птице не откажешь, но хозяин ничего слышать не желал и следующим утром лишь каким-то чудом выполз из нагретой постели. Температура подскочила до небес, и пока устраивали перекличку, обсуждали планы и раздавали указания, Луччи стоял безмолвным изваянием и прикладывал все силы, чтобы просто не потерять сознание. На очередную колкость Джабуры он не отреагировал, хотя обычно небрежное «щенок» от излишне наглого и самоуверенного выскочки вызывало волну ярости и презрения. Джабура удивился и предположил, что Роб смирился, наконец, с собственным ничтожеством и готов передать неформальный титул «короля дока» в кое-чьи загребущие лапы. Этого Луччи уже пропустить мимо ушей не смог. Хаттори вспорхнул с плеча, вымотанное тело скопило в кулаке всю оставшуюся после бессонной ночи энергию, весь гнев и усталость, и потому удар вышел действительно страшным: Джабура не успел увернуться и впечатался в недавно возведенные строительные леса. Короткая нервная усмешка тронула обветренные губы Луччи и поселила безотчетный страх в душах окружающих. Голубь насмешливо курлыкнул, отдал честь крылом и повернулся хвостом к побеждённому. Луччи резко выпрямился, будто кол проглотил вместо позвоночника, отряхнул руки и потянулся за молотком, но в ушах вдруг зашумело, перед глазами заплясали цветные размытые пятна, а ноги подкосились. — Луччи?! — Паули ошарашено уставился на товарища, рухнувшего на землю с тяжелейшей одышкой, и попытался соотнести эту картину с установившимся за годы совместной работы образом невозмутимого Роба Луччи, мистера-каменные-лица. Мистера «я знаю лучше всех», мистера «никто не достоин доверия», мистера «отойдите от меня, а не то покусаю», только образ отчего-то медленно по кусочкам рассыпался, как случайно сброшенная на пол хрупкая ваза. Вместо невозмутимой маски проступило истинное лицо – человеческое лицо. И Паули мысленно обругал себя всеми возможными словами за то, что даже не пытался разбить тщательно создаваемый в течение пяти лет образ. Плотники шушукались и боязливо посматривали на Луччи, не решаясь к нему подходить, и это было верно; Джабура выбрался из лесов, встряхнулся, точно какое-то животное, и поперхнулся злорадным смехом при виде своего противника, и это было странно, но тоже верно; Калифа первая пересекла воображаемый круг отчуждения вокруг лучшего работника первого дока, присела рядом с ним на корточки и коснулась пылающего лба ладонью, отведя влажные волнистые волосы в сторону. И то, что она сказала после, оказалось настолько шокирующим, невероятным и странным… — У него жар! Позовите Айсберга-сана, скорее! Чего встали, идиоты?! — Каку сорвался с места, не смея перечить: Калифа редко повышала голос по незначительным поводам. — Он что, заболел? Из-за меня? Ну, то есть, воды?.. — Паули не верил своим ушам. Калифа как можно заботливей устроила голову Луччи у себя на коленях, и мало кто заметил, что её руки дрожали. — Да. Он никогда не болел раньше, и воду тоже не любил. … странным, но удивительно человечным.***
Несомненно, элитные убийцы прекрасно знали, чем и как лечить простуду. Они также знали, как сделать это максимально быстро и эффективно, ведь во время обучения за каждую провинность, неважно, болен ты или нет, могли избить, жестоко наказать или даже посадить в карцер на три дня и три ночи. Так что когда Калифа, Каку и Джабура встретили Айсберга-сана в комнате, куда принесли Луччи, каждый из них назвал бы без раздумий десять-пятнадцать лекарств, витаминов, средств профилактики, а ещё сделал непрямой массаж сердца, наложил гипс и сварил питательный бульон. Но… Кто сказал, что трое бригадиров и одна секретарша понимают хоть что-то в медицине? — Н-ма, неприятно, — произнёс Айсберг, сочувственно посмотрел на Роба, который под тёплым одеялом всё равно трясся в ознобе, и многозначительно затих. Хаттори сидел на спинке стула и хлопал крыльями каждый раз, как кто-то открывал рот, чтобы что-то сказать. — Я слышал, он вчера переохладился? — Так получилось, — уклончиво проворчал Джабура, ему было невыносимо смотреть на такого лидера хотя бы потому, что на его месте мог быть любой из них. Звание элиты не делает неуязвимым к болезням, а пять лет простыми плотниками сильно подкосили их иммунитет. В глубине души он тоже сочувствовал Луччи, но ни за что не признается в этом! — А сегодня – перегрелся, — упрямо развивал свою мысль мэр, глядя на Джабуру мягко, но уверенно, будто бы умел читать мысли. Мужчина стушевался окончательно. — Так получилось, говорю же! — Ладно, — покладисто согласился Айсберг. — Заморозить док я не могу, так что оставайтесь с Луччи посменно, врач придёт через час, у него срочный вызов к ребёнку с переломом. Поправляйся, — это уже самому больному так, словно тот слышал и понимал, что говорят вокруг. — И чтобы больше не было подобных… Случайностей, ладно? Паули я сам скажу. Все одновременно поклонились, дождались, пока начальник выйдет за дверь, и озадаченно переглянулись. — Что будем делать? Если Луччи вспомнит, что упал прямо на рабочем месте… — То совершит ритуальное самоубийство… нас, — мрачно закончил за него Джабура. Калифа нервно передёрнула плечами и поправила тонкую вязаную шаль. Перспектива ей совсем-совсем не нравилась. — Значит, сделаем вид, что ничего не видели. А его надо вылечить. — Заключила она и коснулась лба больного губами. — Жар не спадает. Каку, иди приготовь что-нибудь горячее, бульон там. Джабура, принеси ещё одеяло. Мужчины отчего-то таинственно молчали, и Калифа раздражённо развернулась к ним лицом: — Ну что такое? Каку смущённо кашлянул в кулак, а Джабура пихнул «носатика» локтем в бок и громким шёпотом поделился: — Если меня так целовать будут, то болеть можно вечно! Правду говорит народная мудрость: не злите женщину – синяки проходят долго. Выпихнутые из комнаты плотники побежали выполнять ценные указания, а Калифа с тяжким вздохом принялась вспоминать, что там ещё делают, чтобы пациент быстрее встал на ноги, а не протянул их. Хаттори сочувственно смотрел на хозяина и периодически прикладывал крыло к клюву. Калифа шикала на него и заканчивала рисовать на груди Луччи зелёнкой цветочки. Попробовали всё: и саке, конфискованном у Джабуры, обтирали, и одеялами укутали, и кое-как влили пол миски приготовленного на скорую руку бульона, попутно вывернув оставшуюся часть на постель. Пришлось прятать улики, переодевать Луччи и хихикать, ведь сменная одежда слишком неудобная, спарится ещё, а вот ночные штаны и рубашка с милыми рисунками котят – самое то. Каку тщетно доказывал, что это ему подарили и вообще он без понятия, как оно оказалось в его шкафу. Бурная деятельность ассасинов оказалась неудержимой. Врач опаздывал, про смену до вечера пришлось забыть, а простывший и такой трогательно-беззащитный (пока спит или в отключке) Луччи прямо здесь, тискай, трогай и радуйся. Ну, если его не разбудить случайно, конечно. Подключили бурную фантазию и решили, что без маленького чёрного котёнка выздоровление ну никак не состоится. Выбирать подарок и лекарство в одном флаконе поручили Джабуре, отчего тот долго ругался и чихал, мол, и так аллергия на кошаков, а если их станет двое… Вторая народная мудрость тоже оправдала себя: если женщина хочет котика, проще купить, чем объяснить, почему нет. К тому же Луччи за ушками не почешешь, руки оторвёт и скажет, что так и было. А без ушек неинтересно. Чёрный с белой грудкой котёнок сперва спрятался под кроватью, наделал лужу в углу, перевернул любимый Калифин горшок с фиалками, и, в конце концов, полез к Хаттори дружить. Голубь не оценил миротворческих порывов: вполне профессионально клюнув мелкого узурпатора в нос, он улетел на люстру, откуда награждал всех желающих фирменным взглядом Роба. Плотники устыдились, а котёнок потряс головой и попытался по стенке взобраться к бойкой птице. Не удержался коготками и свалился прямо на живот усердно болевшему Луччи. Повисла напряжённая тишина, но слава всем богам и богиням, мужчина не проснулся или сделал вид, что это безобразие его не касается. А может правда всё ещё не нащупал связи с реальностью. С трудом удалось отцепить котёнка от одеяла, вручить орущий комок Джабуре, и устроиться втроём на маленьком диванчике. Котёнка не считали, хотя он вырвался из хватки волка, нагло прошёлся по коленям каждого и выбрал себе наиболее мягкие с его точки зрения – Калифы. У твари губа не дура, - читалось во взгляде оборотня, он как-то пытался провернуть такой же финт ушами и едва не остался без головы. На счастье Луччи и котёнка, на которого уже спланировали три покушения и один несчастный случай, явился врач в компании Паули, виноватой тенью маячившего где-то в коридоре. Невозмутимый доктор ни слова не сказал про издевательства над пациентом, лишь ненавязчиво намекнул, что зелёнкой мажут ветрянку, но цветочки красивые. Диагноз прост и ясен: переохлаждение, перенапряжение и вирус, подхваченный на верфи, где бродят моряки почти со всего Гранд Лайн. Лекарство прописано, волшебный пузырёк оставлен на столе – инструкция прилагалась, - а врач погрозил энтузиастам пальцем, ухмыляясь слабо, однако весело. — Точно! — вдруг зашептала Калифа полусонно: — Есть ещё одно средство, я недавно в газете прочитала. — Какое? — вяло спросил Каку. Работа его утомила, а забота о больном ещё и вытянула все запасы смеха на неделю. Парень клевал носом и пытался незаметно куда-нибудь пристроить длинные ноги, жалея, что нельзя их компактно сложить, как конструктор. — Поцеловать ваву и напоить какао, — невозмутимо пояснила Калифа, и Джабура придушенно хрюкнул в подушку, чтобы не разбудить лидера. Хотя если все их предыдущие издевательства его не вытянули из обморока, то такая мелочь уже никак не помешает. — Тогда целовать придётся всего, он одна сплошная «вава»! — А если проснётся? — подозрительно спросила секретарша. В словах волка ей чудился подвох. — Предложи какао в постель и беги, — ласково посоветовал этот засранец и накрыл лицо подушкой, делая вид, что он в домике. Прошипев что-то вроде «очень смешно, сам его целуй тогда», Калифа отвернулась от Джабуры и положила голову на плечо Каку. Игнорирует, значит. Котёнок, недовольный перемещениями и вообще затишьем, спрыгнул с колен женщины и направился к кровати Луччи. Члены Сайфер Пол затаив дыхание следили за судьбоносным вилянием крохотным хвостом и тем, как подарок забирается на кровать к больному. Наконец высокая «гора» преодолена и котёнок улегся в ногах Роба, свернувшись клубочком. Хаттори ревниво курлыкнул, слетел с люстры и оккупировал волосы хозяина, как обычно. Каку тихо прошептал, запоминая эту картину во всех деталях: больше её, скорее всего, увидеть не удастся никогда. — Идиллия. Возражений не последовало. Первое, что почувствовал Луччи, когда проснулся – странную тяжесть в голове и ногах. А ещё непривычную тесноту одежды, будто его втиснули во что-то слишком короткое, хотя и мягкое на ощупь. Под одеялом было влажно и жарко. Роб потрогал собственный лоб, удовлетворённо хмыкнул и выпутал сонного голубя из волос. Хаттори цеплялся в его пальцы лапками и упрямо прятал голову под крыло, показывая, что он ещё спит и не надо трогать меня, пожалуйста. Луччи коротко улыбнулся, погладил друга по крылу и осторожно уложил в складки одеяла. А почему же тяжело ногам? Котёнок и Луччи долго смотрели друг другу в глаза, и сложно сразу сказать, кто удивился неожиданной встрече больше. У плотника нервно дёргалась изогнутая бровь, а котёнок вилял куцым хвостиком, готовый в любой момент сбежать под кровать. Роб нахмурился и перевёл взгляд в сторону дивана, откуда раздавался воистину богатырский храп. «Вот как. Теперь всё встаёт на свои места». И слишком маленького размера пижама, и следы земли на полу, и потрёпанный вид элитных убийц, и даже этот… котёнок. Луччи чувствовал себя отдохнувшим, бодрым и вполне довольным, как будто провёл в постели целую неделю. Быстрый взгляд на календарь развеял его опасения: всего лишь день, раз за окном темно и звезды, не так страшно, как могло бы быть. Разумеется, эти слабаки видели его состояние, возможно даже лично заботились, раз комната в таком разгроме, но почему-то Робу не хотелось их убивать. Вид неугомонного трио, знакомого с детства, что устроилось на двухместном диване валетом, вызывал незнакомое тёплое чувство в груди. Хаттори сонно вздохнул, а котёнок, решившись, вытянул лапку и потрогал руку своего нового хозяина. Беззащитный и маленький, ни на что не способный, этот зверёк стойко ассоциировался у Луччи со слабостью, но теперь не возникало настолько дикого отторжения. Ведь слабость – это не порок, если есть кому заботиться о тебе. — Имя придумаю вечером, — сказал Роб котёнку спокойно, положил пискнувший комочек рядом с Хаттори, и голубь накрыл малыша крылом. — А пока надо разобраться с ними… За заботу надо платить. Добром. Увы, у Роба Луччи понятие добра несколько… Специфическое.