Домохозяйка

Грохот. Бардо приоткрыл один глаз — как раз вовремя, чтобы заметить, как пролетевший мимо кинжал вонзается в спинку кровати. Бардо покосился на кинжал, который все еще подрагивал, накрепко засев в дереве, потом перевел взгляд на застывшего в дверном проеме Рая. Голубые глаза были недобро прищурены и разве что молнии не метали, а возле ног Рая лежала связка гусей, убиенных во цвете лет. Без сомнения, звук, с которым Рай опустил свою добычу на пол, и разбудил Бардо. — Кто это? — послышался мурлыкающий голосок. Нежные руки скользнули по обнаженной груди Бардо; потом его кожу кольнули острые коготки. — Какой симпатичный… — девушка, которую он подцепил вчера в баре, когтила и басовито мурлыкала. Бардо почувствовал, как ее хвост под одеялом обвился вокруг его собственного хвоста. — Мой воспитанник, — он едва замечал ощущения, которые в обычном состоянии показались бы ему приятными. — Рай, познакомься… Ответом ему послужила хлопнувшая дверь. Гусей Рай оставил в комнате. Бардо повел носом. Нехорошо оставлять здесь продукты, они могут подпортиться, а для вкусной еды нужно использовать самые свежие ингредиенты. Проклятый Рай. Покряхтывая, Бардо сел на кровати. — Что, уже? — томно спросила его красотка. В лучах солнца, просачивающихся в окно, ее шерсть — уши и волосы — серебрилась. Серая кошка; платиновая, как, наверное, сказали бы Двухтростниковые. Не белая, хвала Богине. Белые коты вообще — большая редкость. — Пора вставать, — Бардо хлопнул кошку по бедру. Она промурчала что-то неопределенное и блаженно потянулась. — Можешь дальше нежиться. — А ты куда? — спросила она. — Долг повара зовет. — Повара?.. Ты же вроде охотник за наградами? — блаженства как не бывало; девушка резко села, сверля Бардо пристальным взглядом. — Это моя профессия, — Бардо улыбнулся. — А готовка — увлечение. *** Он нашел Рая на крыльце. Тот ковырял палочкой землю и дулся. Рай вообще очень легко обижался. Он всегда был трудным ребенком; с возрастом детская непосредственность, которую Рай и без того проявлял нерегулярно, сошла на нет. А вот трудностей прибавилось. Рай ненавидел общаться с другими котами. И с кошками тоже. Зато у него отменно получалось буркать себе под нос и зыркать так, что все шарахались. Он вел себя так, будто ему никто не нужен, и тем самым отталкивал всех, кто мог бы проявить к нему симпатию. Молодой, но уже очень привлекательный, он ухитрялся отпугивать даже юных кошечек, которые им восхищались. Бардо мог бы побиться об заклад, что его миновавший уже свою восемнадцатую зиму воспитанник — до сих пор девственник. Замкнутость Рая проистекала из его необычайной ранимости. И кинжал в спинке кровати был проявлением той самой ранимости; если бы Рай хотел его убить, он бы не промахнулся. В чем-чем, а в этом Бардо был совершенно уверен: на охоте Рай не промахивался никогда. — Замечательная добыча, — Бардо опустил руку Раю на плечо. Тот вздрогнул и отодвинулся. В последнее время он старался избегать любых тактильных контактов, что втайне огорчало Бардо. Когда Рай был младше… «Он был таким же «милым», как я, по словам моей матушки? «Шерил-дорогуша», так она меня называла. Имя как у девчонки...» О том, что на самом деле Бардо зовут Шерил, знало ограниченное число котов; о том, что в детстве он был «милым» — к счастью, еще меньше. Рай так точно не знал. — Я думал, ты вернешься позже, — продолжил Бардо. — Извини. Рай сжал губы, но ничего не сказал; Бардо показалось, что взгляд голубых глаз несколько смягчился. Голубые, как морозное небо, такие же ясные и холодные. Взгляд Рая теплеет, только когда он впадает в нездоровую горячку при виде крови, и такого тепла — сто раз не надо. — Я приготовлю завтрак, — пообещал Бардо. — А обед — на тебе. Рай слегка нахмурился. Готовить он любил, но получалось у него не особо. И он сам это понимал, несмотря на неизменные похвалы Бардо. Ему нравился процесс готовки, Бардо это видел. Странным образом кухонная деятельность успокаивала Рая, а в том, чтобы разделать, почистить и нарезать, ему просто не было равных. Но Рая неизменно огорчал результат его усилий, и похвал Бардо никогда не хватало. Рай был слишком строг к себе. «Возможно, я тоже слишком строг». На охоте Бардо сильно уступал Раю. Неважно, на кого они охотились — на гусей, оленей, монстров или разыскиваемых преступников; Рай всегда оказывался лучше. «Я больше не могу его защитить». По правде, если от кого и требовалось защищать Рая, так это от себя самого. — Идет? — вопрос был чисто символическим. Бардо не ожидал услышать на него ответ. Если честно, то ответом это и не было: — Почему ты их сюда водишь? — М-м… — Бардо замешкался с ответом. Вчерашняя ночь вспоминалась с трудом. Думал ли он, почему нужно привести к себе светлошерстную кошку? Решение родилось спонтанно; прикусывая мягкое ухо, Бардо мог думать только о том, чтобы быстрее завалить красотку и оказаться в ней, сплавиться с ней, слиться в одно целое. Единение воспаленной от желания, истекающей ароматными соками плоти — нет ничего грязнее и ничего желаннее… Бардо только сейчас понял, что от него несет, и не одним перегаром. Следовало помыться, побриться… привести себя в порядок. Но он слишком спешил утешить Рая — так, что не подумал, в каком виде перед тем лучше появиться. Воспитанник должен уважать своего воспитателя; какое уважение можно внушить аккуратному белому коту, которого превосходишь разве что в приготовлении пищи? «Старею», — подумал Бардо. — В доме нужна женщина, — ляпнул он ни с того, ни с сего. — Хозяйка. Чтобы было кому следить и убирать, пока мужчины на охоте. — Домохозяйка? — уточнил Рай. Голубые глаза странно блеснули, белый хвост возбужденно вздрогнул. Чувствуя, что совершает страшную ошибку, Бардо все же кивнул. *** На следующий день Рай не пошел на охоту. И на последующий тоже. Когда пару дней спустя Бардо повертел у воспитанника перед носом охапкой розыскных листовок, тот сделал вид, что это и вовсе к нему не относится. Вместо постоянных тренировок на заднем дворе Рай теперь львиную долю времени уделял… уборке. Старый дом, который Бардо приобрел, когда начал жить с Раем, совершенно преобразился. Так чисто здесь наверняка не было и в лучшие времена; Рай отполировал деревянный пол так, что тот теперь блестел. А еще на нем было легко поскользнуться: Бардо чуть не грохнулся несколько раз кряду, но, щадя чувства воспитанника, промолчал. Только пополнил запасы воска — на всякий случай. Масштаб трагедии Бардо осознал, только когда Рай приобрел себе фартук с оборками. Нацепив фартук поверх своей домашней одежды, Рай носился по всему дому то с перьевой метелочкой, то с настоящей метлой, а то со специями, в которых безуспешно пытался разобраться, не прибегая к посторонней помощи. В карманах Раевого фартука что-то опасно звякало; вид у него был такой воодушевленный и открытый, что Бардо сглатывал и предпочитал появляться дома пореже. Странная атмосфера, воцарившаяся в его холостяцком гнездышке, сбивала с толку. В день брачного сезона Бардо поклялся, что и порог их общего дома не переступит. Он отдавал себе отчет: Рай — его воспитанник. Воспитанников в сексуальном плане рассматривать не следует: табу. Лучше найти себе кошку на ночь: такую, чьи волосы серебрятся и при свете луны кажутся белыми… Все это, без сомнения, звучало верно и правильно, но фартук… это было выше сил Бардо. Проклятый фартук преследовал его во снах, в которых на Рае, по-юношески поджаром, не было ничего, кроме фартука; Рай опускался на четвереньки, демонстрируя крепкую задницу, а его глаза больше не были холодными, но жар, пылающий в них, имел мало общего с кровавым безумием. Опыт Бардо с мужчинами был далеко не так богат. Он полагал секс с такими же, как он сам, котами, заменой по принципу: «на безрыбье». Что поделать, если поблизости нет кошек… Не удовлетворять же собственное желание самому. Рай, похоже, только так свои желания и удовлетворял — в одиночку. Бардо убедился в этом, сделав то, чего пообещал себе не делать ни под каким предлогом — в разгар брачного сезона заявившись домой. И застав Рая на кухне. Рай сидел на полу, привалившись спиной к стене, широко раздвинув ноги. Его правая рука двигалась вверх-вниз по набухшему члену, а на лице застыло выражение, от которого Бардо чуть не кончил на месте. Рай облизывал губы и пытался замолчать протяжные, требовательные стоны; брачный сезон — опасное время. Время, когда очень трудно сдержаться. Штаны Рая были спущены до колен, рубашка задралась, обнажая мускулистый живот. Рай хрипло, тяжело дышал, и Бардо поймал себя на том, что дышит ничуть не тише. Голубые глаза затуманились страстью; только благодаря этому Бардо все еще не был пойман с поличным. Еще оставался шанс уйти, но Бардо просто не мог не увидеть, как… Бедра Рая напряглись; густое семя выплеснулось ему в руку, а с губ в коротком выдохе сорвалось на удивление знакомое имя. На мгновение взгляд Рая стал бессмысленным; потом он моргнул, почти удивленно посмотрел на испачканную ладонь, машинально вытер ее о стену, оглянулся и… встретился с Бардо глазами. Какое-то мгновение они молчали. Потом Рай слегка покраснел. — Не знал, что ты так ко мне относишься, — Бардо никогда не мог сдержать свой дурной язык. — Ты всегда произносишь мое имя, когда кончаешь, или сегодня… Он не сумел договорить. У него был твердокаменный стояк, и, конечно, Рай это заметил — узкие штаны Бардо оставляли мало простора для воображения. — Тебе помочь? — спросил Рай каким-то странным голосом. Его глаза потемнели, а Бардо смятенно подумал: кажется, это первый раз, когда его воспитанник в чем-то сам проявляет инициативу. — Если ты наденешь фартук… — хорошо, что от волнения он еще заикаться не начал. — Мечтай, — отрезал Рай, поднимаясь и натягивая штаны. Его хвост, белый и пушистый, лениво ходил из стороны в сторону. — Ну, ты же образцовая домохозяйка. — Заткнись, — с этими словами Рай поцеловал Бардо. Поцелуй был грубым и неловким, Рай явно чувствовал себя не в своей тарелке, потому и перешел к решительным действиям. Бардо попытался показать ему, как нужно. Удалось это не сразу — пришлось вцепиться в короткие белые волосы и потянуть решительно, принуждая чуть отстраниться. — Открой рот, — велел Бардо. — Высунь язык. — Сам высовывай, — огрызнулся Рай. Для того, чтобы заговорить, ему пришлось приоткрыть рот, чем Бардо немедля воспользовался. Поцелуй затянулся; строго говоря, это был не один поцелуй, а несколько, а вот сколько именно — Бардо не мог бы сказать. Где-то вдалеке пронеслись мысли о том, как он сам мечтал быть сильным и напористым, даже слишком, и слегка неумелым, чтобы какая-нибудь обходительная кошка учила любви и ласке; а он бы был — прирожденный воин с тяжелым прошлым… Кажется, Рай был тем, кем сам Бардо всегда хотел стать. Постойте-постойте! Значит ли это, что самому Бардо отводится роль… домохозяйки? Отвлекшись, Бардо был незамедлительно укушен за губу. Рай потерся об него; сквозь два слоя тонкой ткани Бардо чувствовал его возобновившееся возбуждение. Сам он давно был на пределе, но его смиряла неожиданная забота: не торопиться. Только не торопиться. — Чего ждеш-ш-шь? — Рай почти шипел. — Сделай это. Как с ними. — Ты засранец, — отрезал Бардо. — Это с «ними» было вместо того, чтобы с тобой. На лице Рая появилось растерянное выражение. Бардо наклонил голову и впился в шею Рая зубами — так, что тот сдавленно зарычал от боли. — Это только начало расплаты, — пригрозил Бардо, — за все твои… провокации. Рай с вызовом прищурил глаза. *** Пробуждение утром было не самым легким. Тело ломило, как будто он только что пробежал всю Шису, натруженный член немилосердно ныл, спина болела тоже — вчера Рай постарался на славу, впиваясь в нее немаленькими когтями и потом еще дергая руками из стороны в сторону, будто задаваясь целью вырвать куски плоти. Повернувшись, Бардо увидел, что Рай выглядит немногим лучше. Еще бледнее, чем обычно, с темными кругами под глазами, Рай сладко спал. На его губах застыла умиротворенная улыбка: Бардо поначалу глазам своим не поверил. Нерешительно протянув руку, он провел по щеке Рая ладонью. Теплая. И нежная — даже неожиданно, при Раевой-то ершистости. Впрочем, ершистость тоже оказалась понятием относительным, потому что после этой краткой ласки Рай, не открывая глаз, едва слышно заурчал. Бардо откинулся на подушки; усталость никуда не делась, но вместе с ней он теперь ощущал невероятный подъем, будто наконец сделал все правильно. Возможно, он не был лучшим охотником подлунного мира; зато его стараниями Рай теперь улыбался. «С таким воспитанником и домохозяйки не нужно», — подумал Бардо, прежде чем провалиться в блаженный сон.