— Так глупо… — прошептал Итачи, сетуя на самого себя и зажимая рану на боку, которую оставила Самехада.
Напарник напал неожиданно.
Итачи не почувствовал от Кисаме никакой жажды крови и получил удар вскользь. Если слово «вскользь» применимо для полуразумного шевелящегося оружия, не имеющего острия и напоминавшего зубастого ежа и фугу* одновременно.
Когда Кисаме внушалась мысль уйти из «Акацуки», как-то забылось, что сам Итачи тоже состоит в этой организации. И вот, за что боролись, на то и напоролись.
В Стране Мороза Хошигаки Кисаме принял решение уйти из «Акацуки», и Итачи оказался на пути его отхода.
Накануне они переночевали в гостинице в разных комнатах, Кисаме остался с Суйгецу, что-то расспрашивал у парня, да и сам Итачи не хотел им мешать. Он оградился защитным барьером, поставил в стылой каморке согревающую бытовую печать, припасённую на такой случай, и с удовольствием уснул, укрывшись двумя одеялами. А утром в условленное время выхода хмурый Кисаме встретился ему один.
— А где Суйгецу? — удивлённо спросил Итачи.
— Сбежал куда-то, прихватив мой кошелёк, — буркнул мечник, и Итачи с лёгкой досадой отметил про себя, что, по-видимому, общая хмурость напарника связана с этим событием. А мальчишка из клана Хозуки слишком долго скитался один и перестал кому-либо доверять.
А затем, на выходе из города, Кисаме, не сказав ни слова, ничем не выдав себя, напал, рубанув ощетинившейся Самехадой. Итачи не ожидал подобного, но звериная реакция спасла его от мгновенной смерти. Ткань чёрного плаща с красными облаками намокла от крови, было чертовски больно, но он не позволил себе даже поморщиться.
— В чём дело, Кисаме-сан? — ровным голосом спросил он, снимая маску. — Я что, чем-то обидел вас?
— Извините, Итачи-сан, но… — слегка растерялся Хошигаки. — Я принял решение вернуться в Киригакуре.
— Так в чём же дело? — приподнял бровь Итачи, выказывая всю степень своего недоумения. — Возвращайтесь. Вам есть куда вернуться. Я сам вам об этом говорил пару дней назад. И, кстати, я почувствовал тебя, Суйгецу, можешь выходить.
Паренёк, который прятался в обледеневшей по краям лужице, вылез с недовольным выражением на лице.
— Вы отпускаете меня? Нас? — удивлённо переспросил Кисаме, словно не мог в такое поверить.
Напарник не нападал, но это было скорее потому, что сейчас Итачи уже был готов к любой атаке и мог воспользоваться своим гендзюцу. Впрочем, Хошигаки прекрасно это знал и смотрел ему под ноги, избегая взгляда в лицо.
Итачи усмехнулся. Он никогда не раскрывал напарнику всех своих секретов и не показывал большинства возможностей. Тем более того, что он может поместить человека в гендзюцу и без заглядывания кому-то в глаза. В мире мало дураков, кто будет пялиться в шаринганы. Но на каждую хитрую гайку с левой резьбой всегда найдётся мудрый болт. Для таких вот случаев и было в клане Учиха придумано «Карасу-но-гендзюцу», и именно для того, чтобы в дальнейшем его использовать, они с детства учились создавать теневых вороньих клонов. Такой относительно маленький клон потребляет в разы меньше чакры, и можно сделать восемь ворон вместо одного теневого двойника.
Чёрные неактивированные шаринганы выглядят как обычные птичьи глаза. Стая клонов нападает на противника, который думает, что это для отвлечения внимания. За счёт крыльев и небольшого размера вороны весьма манёвренны. Долетевшие до врага рассеиваются, затрачивая на активацию додзюцу всю свою чакру. И противник, заглянувший на короткий миг в красную радужку с чёрными запятыми, пойман в гендзюцу.
— Не вижу смысла в драке, — ответил Итачи.
— Но… Я же предаю «Акацуки», — с сомнением ответил Кисаме, всё же чуть расслабившись и опустив свою недовольно заворчавшую Самехаду.
— Деревня важнее, тем более ни я, ни вы не давали клятв в вечной верности организации. А те кольца, которые невозможно снять и по которым за нами следят, уже говорят о том, что нам не доверяют.
— А про кольцо это вы мне вовремя напомнили, — осклабился мечник, шевельнув безымянным на левой. — Придётся отрезать палец.
Итачи медленно достал кунай, потому что знал, что у бывшего теперь напарника кроме Самехады нет ничего колюще-режущего, и плашмя бросил оружие в руку Кисаме.
— Вернуть его тебе? — спросил напарник, после того, как не моргнув круглым глазом, отрезал перстень.
— А палец отрастёт? — спросил он с любопытством, зная о потрясающей живучести и просто невероятной регенерации мечника. И это даже если бы Хошигаки не восстанавливал его меч.
— Куда он денется, конечно, отрастёт, — самодовольно хмыкнул напарник, оставляя кунай и кольцо с иероглифом «юг» на земле. И, как показалось Итачи, обеспокоенно посмотрел на его рану, кровь из которой, стекая по ноге, заливала ботинки. — Извините, Итачи-сан. Вот. Это — бинты. Новые. Вчера только купил для моей деточки.
Итачи поймал плотный моток.
— Суйгецу! Мы уходим, — коротко бросил замершему мальчику Хошигаки. И они довольно быстро побежали на юго-восток, в сторону Страны Воды.
— Чёрт, — прошипел Итачи, когда остался один. — Больно-то как…
Он смыл кровь в луже, в которой ещё недавно хоронился водный мальчик, перебинтовал рану и вздохнул, размышляя. Страна Мороза находилась совсем недалеко от Страны Рисовых Полей: там располагалось их убежище. Сейчас, с рваной раной на половину правого бока и после потери такого количества крови, использовать призыв или обратный призыв было опасно. Рьючидо — это не заповедник для безобидных хомячков, там и сожрать могут, если будешь слишком приятно пахнуть кровью.
— Шисуи мне голову оторвёт, если я так глупо умру, — пробормотал Итачи, направляя всю чакру к ране и радуясь, что печень не задета и у него просто большая кровопотеря. Как рассказал ему Кисаме, его Самехада была дополнительным желудком-чакронакопителем трёххвостой черепахи — Исобу. Поэтому от полуразумного меча можно было ожидать и всяких пакостей, вроде какого-то парализующего яда или другой подобной дряни.
Итачи поблагодарил Рикудо, что змеиный саннин ещё год назад настоял на токсикации различными ядами, чтобы выработать у его организма сопротивляемость. На случай столкновения с типом вроде Сасори. Сейчас бок покалывало и правая сторона немела, но Итачи встал и пошёл на запад, прихватив с собой кольцо Кисаме и запечатав артефакт в продуктовый свиток. Как рассудил Итачи, фуин-печати останавливают время для хранения еды, а значит, любой предмет попадёт в двойное подпространство, так что обнаружить местонахождение этой «памятной вещицы» Лидеру вряд ли удастся.
* * *
Итачи очнулся, почувствовав чьё-то присутствие. Он открыл глаза и увидел белку, которая стремглав ретировалась, заскочив на дерево. Оглушительно пели птицы. От дурманящего аромата цветов, или от того, что он потерял сознание, кружилась голова.
Размотав намокшие бинты, он увидел отвратительную рану, которая, если судить по запаху, ещё и воспалилась. Порывшись в подсумках, нашёл только пару кроветворных пилюль и отругал себя за то, что в последнее своё посещение убежища не пополнил аптечку. Сначала ушёл в Рьючидо, потом отмечали день рождения Кабуто, у которого как раз хотел всё попросить. Потом возился с малышнёй. Шо так и норовил оттаскать за волосы, а Кенджи догонял и обнимал под коленку. Самый мелкий — официальный сын, Такеши, забавно пускал слюни, пытаясь гулить, и тоже был далеко не безразличен к длинным волосам. На Иму и Ёши даже не оказалось времени, повозиться с ними тоже хотелось, но отвлёк Саске и…
Итачи вздрогнул, чувствуя, что снова впадает в сонливое отупение и, стряхнув с себя оцепенение, поднялся и пошёл дальше, раздумывая, не это ли та болезнь, которую предвещали видения старшего брата.
* * *
Он обогнул Хотто и, поколебавшись, направился к убежищу через перевал, сокращающий дорогу почти на двести километров. Горная тропа была не очень сложной, но из-за таяния снегов на вершинах могла быть ненадёжной. Итачи рискнул. Чакра плохо поддавалась контролю, и вряд ли он был способен на какое-то ниндзюцу, но удержаться на ногах — запросто. Пройти оставалось всего-то тридцать километров, чтобы свалиться родным практически на голову, так как убежище находилось по другую сторону перевала.
* * *
Странное журчание привело в чувство. Итачи открыл глаза и понял, что лежит на берегу ручья и слышит, как течёт вода. Пить хотелось неимоверно. Он попытался подсчитать, сколько прошло дней после ранения, но так и не понял. То ли три, то ли все пять, а может всего два... Мысли путались. Бок горел. Облизав непослушным распухшим языком сухие и потрескавшиеся губы, он рывком поднялся. Пить было нельзя. Ручей казался знакомым, и он, пошатываясь, побрёл на автопилоте, чувствуя, что уже совсем близко.
* * *
— Ита-а-ачи-ку-у-н, — он открыл глаза.
Снова.
Итачи испытал крохотное раздражение от того, что организм подвёл его и опять отключился. Раздражение было маленьким, от того, что он просто устал. Смертельно устал.
— Кто-о-ни-и-бу-у-удь! Нару-у-то! — на грани восприятия звуки, сливающиеся в голоса, и какие-то шумы мешали ему спать.
— Что-о-о-сним? — По-мог-и-имне! — Бриего... — искажённо, словно в каком-то зеркальном лабиринте, блуждал странный разговор.
Что-то ярко-красное. Он потянул руку. Мягкое. Потом стало легко и хорошо и было ощущение полёта.
Отстранённо Итачи подумал, что дошёл и что он в надёжных руках, и окончательно отключился.
