Проект: Полиморф. Созданный монстр

      Это мгновение хотелось остановить.       Заставить замереть звезды, бриллиантовой россыпью вьющиеся вокруг корабля. Заглушить сигналы ретрансляторов, остановив все передачи и подвесив пакеты данных в безвременье нигде. Между пунктами связи, между мирами. Меж строк.       Хотелось замереть между двух вздохов. Остановиться, запечатлев этот миг спокойствия и тишины. Беззаботной расслабленности, абстрагируясь от всех бренных проблем.       Этот миг почему-то был важен. Ничем не примечательный, обычный, он был словно пауза перед бесконечной лавиной дел.       Миг… Растянутый на минуты и даже часы, но такой короткий в сравнении с вечностью.       Лаккомо держал ладонь на толстом полимерном стекле, в каких-то сантиметрах от океана пустоты, в котором плавают звезды. Стекло не давало отражений, а его размер позволял ощутить себя по другую сторону корабля.       Казалось, можно продавить этот невидимый барьер и оказаться там, наедине со звездами, которые были единственными преданными и молчаливыми свидетелями. Иногда думалось, что достаточно сделать шаг и утонуть в пустоте, подхваченным мягкими и заботливыми вуалями вечной ночи, чтобы ненадолго слиться с ней. Ощутить себя наравне с каждой звездой, плавающей спокойно и свободно от всего и от всех.       В такие моменты космос для него не был пустынным. Он пел всеми тонами, звал каждой нотой, словно то были песни самых прекрасных духов, какие могли только существовать в благостной красоте галактики.       Тишина звезд была лишь иллюзией. Лаккомо знал это и вслушивался в пустоту, отбивающую свой уникальный ритм словно тот был пульсом самого космоса.       Так и сейчас. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, он сжал ладонь, будто мог ухватить горсть мерцающих бриллиантов и ощутить их колкие грани на пальцах, пока они хрустальным перезвоном будут петь свои бесконечные песни.       Этот миг хотелось запомнить, как идеальное состояние и спокойствие личной души, которое может скоро прерваться. И пусть даже над ним острым лезвием занесены проблемы внешнего мира, сейчас Лаккомо мог с уверенностью утверждать, что на душе у него ровный покой. И даже не важны компоненты, сложившие всю мозаику этого чудного мига. Достаточно лишь того, что этот миг просто настал. Он ощутил его впервые за годы. И эту паузу между вздохами и биением сердца захотелось запечатлеть в памяти и вложить во всеобъемлющую ноосферу космоса, поделившись ею со звездами.       Потому что они примут всё. Они будут радоваться и дальше вместе с ним, напоминая своим блеском об этом моменте и возвращая его разум в этот удивительный миг, словно подстраивая настроение своей музыкой.       Звезды всегда принимают всё. От печали до радости, потому что им всё равно. Но отдают лишь то, что каждый готов в себя снова принять. И если когда-то ему будет не хватать спокойствия и беспечной радости, он улыбнется, взывая к звездам, а те напомнят, что все проблемы лишь бренная пыль, в краткий миг вечности отделившиеся от них, чтобы раскрасить космос музыкой своего пульса.              

***

             В бескрайней пустоте беззвучными всполохами окрашивали космос взрывы гибнущих спасательных капсул. Словно могильные цветы, они распускались от мимолетного «зерна» выстрела, настигавшего промаркированных жертв.       МЕГ и ТИС убивали быстро, без колебаний, сомнений и излишних жестов над обреченными.       Маркер. Прицел. Выстрел. Новый взрыв. И снова…       Экипаж «Белого шторма» проходил чистку под строгим контролем главы эскадры, отсчитывающего каждый новый цветок взрыва как удары сердца, которые он мысленно отнимал от своей жизни.       Тяжелое решение всегда имеет тяжелые последствия.       МЕГ и ТИС работали в режиме полного радиомолчания.       Март и Скрим не произносили ни слова, никак не комментируя жатву, окрасившую космос посмертными цветами бойни.       Все потому, что информация о сговоре эскадры с торийским кораблем не должна вскрыться.       Потому что полиморфам нужно спасти себя от зачистки.       Потому что генералу еще нужно сохранить секрет.       Последние выстрелы. Последние взрывы. Последние мгновения. Одобренный бунт, бушующий на корабле. Никто не был взят под стражу. Но зато им не мешали бежать.       В космос, где цветки взрывов рассыпались в пыль, вновь сливаясь с бесчисленным множеством породивших их звезд.       Ведь что как ни космос может принять в себя всё. Он уже хранит в себе всё. Он создает. Дарует рождение. Сплетает из звездной пыли бренную жизнь, а потом принимает ее обратно в нежную безукоризненную тишину.       И пока голос генерала отдавал приказания, его разум молчал, отсчитывая лишь мгновения, которые он не сможет себе простить. Отчасти, он завидовал тем машинам, нажимающим на спуск. Он знал, что они не испытывают жалости, а эта зачистка ничем не отличается от любой другой. Это их создавали для убийств. Их моделировали, программировали и вырезали лишнюю память для того, чтобы им было легче убивать.       Но не его самого…       Не человека, пока еще сотканного из плоти и крови.       В глубине души, Кенси признавался себе, что за годы он так и не научился убивать.       То ли дело полиморфы…       Хотя… может в этом есть свои плюсы? Может такое оружие, как полиморфы, должны быть именно в руках человека и под контролем человека?       Ведь разве пистолет, получив свободу от руки человека, добровольно перестанет стрелять? Или меч, освободившись от ножен на поясе владельца, добровольно ляжет на полку?       Лицо генерала отражалось в стекле корабля, пока он смотрел на редкие рыжие сферы огня, растущие среди звезд, на месте уничтоженных капсул.       Так что может остановить таких машин от бесконечных и бесконтрольных убийств, как не приказ Человека?       Или того, кто по какому-то чуду сможет сохранить в себе Человечность…              ***              Лаккомо повернулся на звук, когда Эйнаор возвратился к нему, тихо прикрыв дверь уборной.       Время текло незаметно, то тормозя, то стремительно ускоряясь. Вроде бы недавно корабль погружался в прыжок, а сейчас уже пора было выдвигаться на встречу с пиратом.       И снова пришлось менять свой настрой, балансируя на грани меланхоличности, подступившей внезапно и надолго поселившейся в голове. Не могли прогнать ее ни улыбки, ни стандартные разговоры по связи. Даже брат, счастливо предвкушающий встречу с Жейком, лишь на мгновения оттеснял глубокую задумчивость, возвращая Лаккомо к реальности, будто бы из блаженного сна.       Правда, явление Жейка все же разбило прочную скорлупу замкнутого разума. Крепкие объятья загорелого пирата стиснули узкие плечи вице-короля, мигом выдернув его из космической меланхолии в коридоры «Стремительного».       — …спасли, значит, поганца! Что ж ты морда златоптичья не сказал-то раньше! — хохотал Жейк, обнимая Лаккомо под искренний заливистый хохот Эйнаора.       — Нет, ну что ему стоило, а? Вот что стоило маякнуть раньше, чтоб я не переживал?! — с улыбкой вещал пират, поставив Лаккомо на место, и обращаясь к его брату без всякого пиетета. То ли пренебрегая церемониями, то ли так и не признав, с кем говорил.       — Жестокий человек, — поддержал Эйнаор, кивая с наигранной серьезностью. — Не щадит чужие нервы. Всегда так. Подумаешь, жертва часик лишний попсихует.       — Да пиздец, — иронично кивнул Жейк и всплеснул руками, следующей фразой ясно дав понять, что он понимает, с кем говорит. — Как ты с ним жил…       — Порознь! — ляпнул Эйнаор, с ухмылкой закатив глаза к потолку.       — Эй! — встрепенулся Лаккомо, не в силах сдержать улыбку.       — Да ладно, пернатые, на нервах я! Не обижайтесь, — после чего закинув обоим братьям руки на плечи, Жейк радостно похлопал обоих и, пользуясь своим преимуществом в весе, повернулся с ними к коридору, ведущему вглубь корабля. — Лучше пойдем с сынком моим перетрем. А бошку я ему, так и быть, потом оторву.       И хотя все это проходило под безмолвным контролем бдительной гвардии и бойцов самого Жейка, никто уже не удивлялся проявленным вольностям. Кто-то улыбался под шлемом, иные скалились совсем неприкрыто. Лаккомо сиял внутренней радостью, которая питалась улыбками дружной команды и искренним счастьем того же пирата и брата.       А также радовался, что не придется мучительно знакомить столь разных людей. Не придется краснеть перед Эйнаором за странного друга. Не придется юлить перед Жейком, выдумывая очередную ложь о занятом на планете короле.       Ведь хоть когда-то можно побыть просто молчаливым слушателем, отдохнуть, улыбнуться, расслабиться, позволяя другим самим вести диалог.       — …Куда хоть идти то? — спросил Жейк запоздало, так и вышагивая с торийцами под руками по коридору.       — Лаки? — окликнул его брат, выглядывая из-за широкой груди с арконовым бронежилетом и блестящими побрякушками.       — Третья развилка, направо в лифт, сектор «сэт»-50, ближайшая каюта к ангарам, — на автоматизме ответил Лаккомо, полуприкрыв глаза.       — Ну ты б его еще в жопу двигла засунул! — хмыкнул Жейк. — Че так далеко?       — У меня все ближе занято, а он хотел рядом с Фэнзом, — ровно отозвался вице-король. — Фэнз же хотел девок и смазку… Девок я ему, сам понимаешь, не дал, зато смазку, полиарконовый хлам для досуга и промышленный шуруповерт для усиленного ввинчивания приказал вручить с точным напутствием.       Жейк молчаливо изумился, а Лаккомо продолжил, тонко улыбаясь.       — Теперь ваш полиморф занимается воспитательной самореабилитацией, без помощи моих техников.       — Воспитательной? — уточнил пират. — Фэнз-то? Да он из говна с мусорки звездолет соберет, не то, что себя починит.       — Мне уже донесли, — кивнул вице-король с довольством, словно выиграл призовой фонд.       — Чует мое сердце, что-то рожа у тебя больно хитрая, величество, — прищурился Жейк. — Что-то, видать, я успел упустить.       — А вот об этом поболтаем в каюте, — похлопал Эйнаор пирата по широкой спине.       — О заднице, в которую я угодил? — спросил хмуро Жейк.       — О заднице, которая нависла над всеми, — поправил его торийский король, не видя смысла скрывать от пирата информацию, полученную от цинтеррианского генерала.              ***              Стоило двери в каюту младшего пирата открыться, как Синка подлетел с койки, на которой еще мгновение назад он валялся, задрав ноги в ботинках на стену.       — Бать?! — выпучив изумленные глаза, выдал парень. — …И тебя тоже?!       Жейк, который только что собирался сгрести на радостях своего пиздюка, замер растерянно и покосился по очереди на близнецов, ожидающих его на шаг позади.       — Я чёт не понял, — вскинув указательный палец, выдал старший и повернулся к отпрыску спиной. — Вы и ему нихрена не сказали?       Эйнаор молча поднял ладони, делая вид, что он здесь вообще не при чем.       — Величество? — Жейк перевел все свое внимание на Лаккомо.       — Вопросы не принимаются, — непричастно заложил руки за спину вице-король. — Твой сын, тебе и рассказывать.       — Да будто я всем пиздоболам в клане должен вещать что дружу с королем! — возмущённо ответил Жейк.       — Тогда, тем более, какие ко мне претензии?       — Это не претензии, а здоровый человеческий ахуй.       — А как же здоровая человеческая благодарность? — подыгрывал Лаккомо, глядя в потолок. — И здоровое отцовское счастье?       — Не сбивай с мысли. Я помню, на чем остановился.       До хлопающего глазами Синка, наконец, дошло, что отец не похож на пленного. Но все еще радикально не догоняя ситуацию, пацан спешно соображал, повторяя вслух:       — Дружишь?.. Величество?.. С каким королем?.. Бать?! Эт ваще кто с тобой?       Все трое тут же обернулись на пацана с одинаковыми физиономиями всех степеней дисциплинированной эмоциональности. И если лицо Лаккомо лишь едва демонстрировало удивление, Эйнаор заинтересованно выглядывал из-за Жейка, вскинув брови, то сам пират с мрачной перекошенной рожей неудовлетворительно цыкнул.       — Молодежь, бля, — проворчал Жейк. — Мозги в играх, а руки в железе. А как новости суешь, то, как яд — глотать не заставить.       Торийская правящая верхушка молча переглянулась.       — Познакомься, — язвительно сказал Жейк, показывая на близнецов. — Его Величество и Его Величество.       Синка смотрел на близнецов как ночной фулин круглыми от удивления глазами.       — Уж то, что ты на торийском корабле, это тебе хоть понятно? — спросил Жейк.       Пацан встрепенулся.       — Совсем за идиота не держи, — обиженно ворчнул он. — Я их язык распознал.       — А корабль?       — Что корабль?..       — Корабль не опознал?       — Да я че, каждое ведро изнутри опознавать должен?! — задрал вопросительно плечи парень. — Да и мало ли в космосе торийских кораблей! У него тут не проштамповано!       — А спросить? — упер руки в бока Жейк.       — Спрашивал.       — И?       — Ответили.       — И!? — настаивал старший. — Не дошло, кто тут командует?       Синка опустил глаза, а потом выпалил после паузы, срываясь на нервах.       — Да я в душе не ебу, кто тут обычно командует! Меня спасли! Я поблагодарил! Попросил высадить меня у ближайших нейтралов, а они отказали! Думал, мной опять торгануть решили! А потом в прыжок ушли! С хера ли мне вообще взять, что на торийском корабле командует величество? Это, бля, ваще не очевидно! Да и откуда мне их в рожи знать!? Это ж не фарэйская легенда какая-нибудь! Не какой-нибудь Лука, или не Мирико, ни Кири, ни Зарго! Хотя вот, наоборот, их не знаешь! А я че теперь всех твоих инопланетчиков знать должен?!...       …но Жейк уже забил на этот словесный поток и, подойдя к сыну, просто сгреб в охапку.       — Все, харош, — тихо подбодрил пацана старший. — Рад, что ты выжил…       Опустив бессильно руки, парень с трудом расслаблялся, и только под конец обмяк, перестав быть дерганным и деревянным.       — Я тоже… ну, в общем… рад, что ты прилетел… Да, — неловко признался Синка, поглядывая на торийцев, и особенно на Эйнаора, который пялился на них, не скрывая любопытства.       Жейк отстранился от сына, держа его за плечи на вытянутых руках, улыбнулся тепло и искренне, а потом посерьезнел и отвесил парню звонкий подзатыльник.       — Да твою ж… — шикнул парень, потирая голову.       — А это за то, что попался федеральским, — с назидательным тоном высказал Жейк.       — Да понял я, понял…       — Так ладно, — подобрался Жейк. — Сопли сглотнули. Величество? Одно и второе. Будете заходить? Расскажете, о чем мы не хотим, но обязаны знать?       Переглянувшись, близнецы пропустили друг друга вперед, и уже в просторной каюте за закрытой дверью пригласили пиратов за стол. Информации было достаточно, однако, Эйнаора интересовала первая и самая искренняя реакция, по которой он стал бы решать, как поступить с этими пиратами дальше. Можно ли им доверять и стоит ли надеяться впредь. Или… вся эта дружба ограничится только приятельскими знакомствами.       — Вам ведь уже известно, что Синка был схвачен не рядовой группой федералов? — уточнил Эйнаор, складывая руки на закругленном столе и вслушиваясь в эмоции Жейка.       Пират в свою очередь отставил все шуточки, стал серьезен и молча кивнул.       — А вам что-нибудь известно об эскадрах ликвидаторов? — уточнил на всякий случай король Тории, склонив голову набок.       Жейк вскинул кустистую бровь.       — Только слухи и подозрения, что такая должность обязана быть кем-то занятой.       Эйнаор медленно кивнул и неспешно продолжил, вслушиваясь в нарастающую тревогу в голове фарэйца.       — В таком случае… От одной подобной эскадры, мы получили неопровержимые доказательства того, что Цинтерра давно готовит междоусобную войну в Федерации.       Тяжелый взгляд Жэйка замер, тогда как настроение рухнуло на дно эмоций массивной арконовой плитой. И во всем этом — ни доли сомнения.       А потом пират отвел глаза, едва заметно скривился, и тихо очень сложно, безжалостно выругался.       Пожалуй, близнецам уже не требовалось иных подтверждений. Реакция Жейка, даже скрываемая за грубыми словами, была куда показательнее, чем то, что он хотел бы сказать, но все равно бы смолчал.       — Вероятно, пока это лишь мои предположения, что метрополия готовит полный передел власти в Федерации, — заключил Эйнаор, мягко считывая состояние фарэйца. — А также переход под централизованное управление и, как итог, реформирование Сената.       — …Суки, — тихо процедил Жейк и устало уронил голову на кулак.       — Мне стоит пояснить, чем это грозит? — мягко уточнил король.       — Нет, — коротко отмахнулся фарэец, а потом поднял взгляд на близнецов. — Лучше скажите, на какие силы они рассчитывают.       На сей раз ответил Лаккомо:       — Полиморфы. Мы получили сведения пока только об одной секретной базе, занимающейся их созданием. У нас еще нет точных сведений о количестве выпущенных машин, но, полагаю, что мы ошибаемся как минимум на порядок.       Жейк беззвучно выругался и, прижав рот к кулаку, уставился мимо близнецов в стену за ними. Как бы свободно и независимо не ощущал себя фарэец, как бы не был далёк его клан от федеральской политической грызни, в долгосрочной перспективе Жейк понимал главное: когда военный каток Цинтерры закончит свою поездку по колониям, то за ними наступит черед автономных планет. А уже после них, после Борда и Тории, после мелких ресурсных баз и десятка самых задрипанных станций, раскиданных на астероидах, придет рано или поздно черед самой Фарэи. Потому что метрополия наверняка не оставит этот гвоздь в своей заднице. А там, где Фарэе поступят первые предложения или угрозы, можно быть уверенным, что под прицелом полиморфов, свободолюбивые шахтеры не удержат независимость.       Можно сколько угодно бравировать своими уникальными войсками, прекрасными инженерами, лучшими космическими пиратами. Но долгую войну на уничтожения они не выдержат. Кланы рассыпятся. Предпочтут улететь и затеряться в звездной системе, засев где-то в дыре.       Это Цинтерра и вся Федерация верила, что Фарэя не покоряема.       В то время как Жейк знал, что его родной народ — импульсивен и горяч только на первых парах. Утомительная и долгая осада убьет их и развалит. А в результате Фарэю, как планету, придется просто сдать и бросить. Вместе со всеми рудниками, с домами, с базами, с привычным укладом и образом жизни.       А если падет Фарэя, то можно считать, что падут и все кланы. Ведь это только сейчас у них есть один общий символ — планета. А стоит этому символу перейти в чужие руки, как восемьдесят процентов кланов просто… сдадутся. Или растворятся в наемниках новой империи.       Можно развивать долгую философскую и политическую дискуссию о том, при каком порядке им, фарэйцам будет лучше. Сейчас для многих уроженцев красной планеты родной дом не подарок, а помойка и дыра, о которой некоторые мечтают забыть, как о страшном кошмаре. Но проходит время, и они привыкают, а потом с ностальгией вспоминают, как тяжелый быт закалил их, не позволив стать такими унылыми шавками, как офисные мальчики и девочки со средних ярусов Цинтерры.       Можно не любить родную планету и жалеть, как многих она сгубила. Но новый порядок, навязанный теми мальчиками и девочками метрополии, не обязательно станет лучше.       Жейк покосился на юного отпрыска, который тоже проникся серьезностью момента и осознавал, что такими словами интересный рейд обычно не начинается. Пацан пока еще плохо был знаком с тем, что делается на остальных планетах, зато хорошо шарил в технике и армейских новинках. Что поделать, таковы юные увлечения. Ведь это ему, Жейку, в свое время пришлось разбираться, на чьи кордоны нападать можно, а на чьи нельзя. Где охрана кораблей продажная, а где идейная. Кто готов платить много, а кто скорее заложит свою родню, чтобы избавиться от долгов.       Федерация полна гнилья и грязи, в которое юному поколению пока не приходилось погружаться.       Отчасти поэтому у них сейчас на редкость счастливое детство.       Вот только Жейк теперь особо ярко осознавал, что много лет назад в свое детство он зубами и кровавым месивом не для того выбивал свою свободу, чтобы сейчас его младший сын и все внуки вновь вылизывали чужие ботинки.       Конечно, он старался поначалу для себя. Все они стараются в первую очередь для себя.       Но похерить весь труд, всю команду, весь клан из-за войны, которую даже начал не сам — это для Жейка оказалось до боли в душе обидно.       И как-то так вновь встретившись взглядами с пронзительными глазами торийского короля и его брата фарэец быстро смекнул, зачем ему это сказали. Нет, не из дружбы, заботы или личной блажи. А ради проверки. Банальной проверки, которую… положа руку на сердце, Жейк устроил бы лощеным инопланетчикам сам.       Ссыкло ли он? Которое только и может, что продаваться за деньги и сиюминутную блажь. Или все-таки нечто большее?       Ведь это торийцам некуда бежать в этой войне. Тогда как для него открыты все звезды.       И это его торийские «друзья» не поленились, а спасли его сына.       А он все еще смеет в них сомневаться?       Так может пора это кончать. И, наконец, поверить, что настоящая дружба между ними возможна?       — Поделитесь своим планом? — взглянув по очереди на обоих, тихо сказал Жейк. — Я хочу быть с вами в деле.       Эйнаор выразительно посмотрел на Лаккомо и многозначительно улыбнулся. Такого ответа и потока мыслей королю было достаточно, чтобы перевести их общение на совершенно иной уровень.              ***              Торийский Солнечный Дворец встретил коренного фарэца ледяным взглядом гвардии и презрительными очами придворных. Но Жейк, наученный своим первым визитом, стоически игнорировал неприкрытое отношение в свой адрес и терпел только из уважения к близнецам, не произнося в коридорах ни слова.       Несмотря на сопровождающих гвардейцев, на яркую фигуру в звенящей аксессуараит кожаной куртке и дорогих армейских штанах неприкрыто пялились все обитатели Дворца, ставя уже правителей в неловкое положение. И хотя прочая гвардия оборачивалась вслед очень деликатно и неявно, а придворные всячески пытались продолжать свои дела, Эйнаор и Лаккомо все равно чувствовали пристальные взгляды в спину, будто они привели во Дворец не человека, а животное.       В конце концов Лаккомо это надоело, и хлесткий ментальный удар настиг очередных дармоедов, которые высунулись из бокового коридора поглазеть на странного гостя. Юноши, судя по родовым цветам и нашивкам — младшие сыновья приехавших с докладами мелких глав кланов, болезненно сощурились и прикусили языки, чтобы не заскулить от мимолетной, но сильной боли в голове.       Эйнаор только укоризненно посмотрел на брата, но, встретив его потемневшие от злости глаза, отказался от нотки нотаций. Все-таки и репутация близнеца должна чем-то поддерживаться.       Только в лифте, компания смогла немного расслабиться. Эйнаор долго и задумчиво смотрел на Жейка, который вел себя всю дорогу по коридору как воплощение вежливости и этикета.       Фарэец этот взгляд заметил.       — В чем проблема, Ваше Величество?       Даже из лексикона пирата при незнакомой дворцовой гвардии пропали все харизматичные эпитеты, которыми на корабле он награждал братьев. Не иначе как фарэец вошел в роль и начал демонстрировать почтение к правителям в стенах их Дворца.       — Я ожидал, что ты отреагируешь иначе, — протянул на одной ноте Эйнаор с уважением.       — Буду грубить всем подряд и фамильярничать? — блеснул познаниями Жейк, а потом хмыкнул. — Не знаю, насколько была богата приключениями ваша жизнь, а я по молодости как-то даже работал экзотичным эскортом при одной миллиардерной фифе. Она и надрессировала меня, как вести себя в элитных кругах и не позорить себя любимую.       Лицо Эйнаора вытянулось от удивления.       — А что с ней потом стало? — спросил Лоатт-Лэ на автоматизме.       — Померла старушка, — с грустью ответил Жейк, глядя на счетчик этажей. — Счастливой смертью, когда уже пятое омоложение не прижилось. Радовалась, что успела насрать знакомым и родственникам, завещая все свои деньги нуждающимся.       Эйнаор виновато опустил глаза, с легкой грустью вздохнув вместе с пиратом. Вот только Лаккомо успел заметить, как после короткой паузы лицо фарэйца тронула мимолетная улыбка неких приятных воспоминаний. Уж не сам ли Жейк был по мнению той дамы «нуждающимся»?..       Лаккомо прикрыл глаза и тут же поймал беглый образ.              …Блеск, вспышки камер, красная дорожка перед рестораном, где проходит богатый прием. Очередной лимузин на антиграве подплывает ко входу. Открывается дверца, под светом вспышек юрко появляется пока еще нескладный, но рослый мальчишка, резко выделяющийся на общем фоне кирпичным цветом кожи. Он скромно прячет лицо, склоняется, галантно протягивает руку, на которую опускается изящная женская кисть. А потом из авто появляется роскошная белая ножка в обрамлении высокого разреза черного платья.       …Идет долгий скучный прием миллиардеров. Шампанское льется рекой. Фарэйский парень для всех — экзотика и игрушка похлеще ручного ящера на поводке. Но леди много с ним говорит, пока ее не отвлекают другие. Она его учит. Рассказывает втихаря о других. Сливает сплетни и ее речь льется усталым презрением.       …Идет время. Мероприятия меняются. Паренек в эскорте растет. Вскоре это уже статный красивый юноша, которого одевают и воспитывают, продолжая держать у всех на виду как дорогую собственность. Редкую блажь, которую при статусе и возрасте дамы воспринимают как эпатаж.       …Проходят годы. Парня сдают на обучение. Стрельба, рукопашный бой, техническая подготовка, пилотирование. Вскоре он уже работает как боец. Охранник для богатенькой дамы.       …Меж тем этой леди крепко за сотку, но медицина пока еще держит ее на зрелые роскошные пятьдесят.       …С напутствием леди фарэец покупает за многолетнюю зарплату свой первый корабль и оснащает для рейдов. От дамы получает контакты знакомств. Через них выходит на первые серые наймы. В это же время фарэец обрастает людьми, выходцами с родины, каждый из которых проходит его придирчивый взгляд.       …Порой та дама даже летает с ним в космос. Пока еще позволяет здоровье.       …Годы идут, но Жейк выглядит молодо. Возможно, с подачи дамы оздоровительная медицина затронула и его.       …А потом ее срок подходит. Лёжа на ажурной кровати, она смеется последний раз, глядя в глаза фарэйцу и рассказывает, что он ее прекрасно развлек. Она горда им, довольна, награждает напутствиями и запрещает грустить. В присутствии юриста она засыпает, чтобы больше не разомкнуть глаз, а тот, выждав деликатную паузу, возвращает мысли Жейка к настоящему, зачитывая ему завещание и общую сумму наследства.              Но вот лифт остановился, издал мелодичный звук и Лаккомо открыл глаза, развеивая образы. Двери плавно разошлись, выпуская гостей на персональный этаж правящей семьи, и Аллиет-Лэ задумчиво смотрел вслед пирату, пока брат не обернулся и не окликнул его. Тогда только Лаккомо сморгнул и поспешил за ними.       Родной этаж встретил аномальной тишиной даже при нормальном отсутствии посторонних. Тихо шелестели на сквозном ветре кроны низеньких фруктовых деревьев во внутренних клумбах. Где-то умиротворенно журчал декоративный водопад, сложенный в живой уголок природы из малых камней. Не было стражи, что могла бы мешать созерцанию приятной атмосферы. Не было лишней прислуги, которая поддерживала в ночное время опрятный порядок в общественных залах и чистоту. Однако, пройдя по широкому коридору до гостиной, Эйнаор замедлил шаг и обернулся. В глазах его начала проявляться тревога.       Жейк тут же напрягся, его ладонь рефлекторно прижалась к бедру. Правда, обычной кобуры на поясе пирата в честь посещения Дворца не было, но на характерный жест всполошилась гвардия.       Лаккомо мигом приказал всем отбой, и обернулся на брата.       — Что-то не так, — тихо сказал Эйнаор, напрягаясь и замирая, будто пытался вслушиваться в малейшие звуки. — Жилая зона пуста.       Аллиет-Лэ бодряще ошпарило тревогой, и на мгновение сковало от страха за родных всё тело. Но гнев, будто жидкий воск растопил закаменевшие нервы, и Лаккомо резко повернулся к гвардейцам, взывая одновременно и к своему верному дъерку.       Но Кхэнасса пока что молчал...       Гвардейцам не нужны были лишние пояснения. Вскинув руки с наручами, они первым делом проверили сообщения и связь с внутренней сетью дворца. Зазвучали вопросы под шлемами. Бойцы пытались дозваться хоть до кого-то.       Но их попытки были напрасны.       — Сигнала нет, — оголив клинок, доложил первый. — Не можем связаться с остальными.       — Похоже на обвал дворцовой сети, — доложил второй, стремительно выхватывая стрелковое оружие.       Эйнаор тихо выругался сквозь зубы и в миг бессилия растерянно стрельнул взглядом по сторонам.       Лаккомо же вновь пытался дозваться до дъерка. Ситуация стремительно выходила из-под контроля, ухудшаясь полной глухотой с неизвестностью.       Дъерк отозвался лишь с третьей попытки, когда Аллиет-Лэ едва ли не дернул за ментальный поводок. Злобное шипение донеслось эхом по связи, сдабривая образ каким-то непонятным мелким роем, вдруг окружившим теневого напарника. Кхенасса где-то отбивался хлыстами от мелких тварей, которые подобно саранче, заставили его увязнуть в своем небольшом рое.       Образ резко оборвался, а Лаккомо поймал себя на чужом остаточном желании выдрать когтями мелкую тварь из плеча. Эйнаор в страхе смотрел на него, теряясь в том, что можно сделать.       — Так че замерли?! — отрезвил всех Жейк. — Не испарились же все! Где они были?       — Я дъерков не слышу, — шепнул Эйнаор, подтверждая догадки Лаккомо. — Их нет во дворце…       — Нападение на Исток? — догадался Лаккомо, и молниеносно выхватил из скрытого наруча левой руки тонкий и короткий клинок, который Жейк смерил неодобрительным взглядом.       — Жена твоя где?! — схватив Эйнаора за плечо, привлек внимание фарэец. — Плевать на всё... Где королева?       И хотя Эйнаор уже выхватил свой скрытый клинок, уже был морально собран и готов к бою, спорить с фарэйцем вслух ему не позволяло стремительно утекающее время.       Лаккомо был прав в выборе оружия и выводах. Будь это рядовое покушение или массовое нападение со взломом сети, дъерки бы справились с любым диверсионным отрядом, не говоря уже об одиночках. Гвардии не пришлось бы даже тратить патроны. Но тут было нечто иное. Нечто, что заставило дъерков без предупреждения ломануться к Истоку в кратчайший промежуток, пока короли ехали в лифте. Плюс атака на Кхенасса. Плюс тишина от Эантара. Плюс взлом дворцовой сети… Это все не сделать руками людей! Более того, это не сделать даже хорошей программой взлома, потому что они не зря совершенствовали свою защиту. Не зря разрабатывали протоколы на множество случаев. Не зря создавали несколько дублирующих систем связи…       Разве что вся эта тишина, как и вся угроза не является делом рук нечеловеческих. Отчего бесполезно метаться по коридорам в поисках перестрелки или следов видимого врага.       — Эй! — Жейк встряхнул Эйнаора за плечо.       — Я сообщал, что мы на подлете, — отчитался Лоатт-Лэ. — Должна быть в личных покоях.       Лаккомо стремительно метнулся вместе с одним гвардейцем через двери гостиной. Жейк, выхватив что-то из-за пояса, ломанулся следом. По пути производя отточенные манипуляции с запчастями в руках, фарэец остро цеплялся взглядом за любое движение. Но просторные комнаты были пусты. Только колыхались прозрачные шторы, ветром затрагивало гроздья цветов на плетущихся по настенному декору лианах. Жейк, не глядя, в пару движений собрал из пряжки, висюлек и батареи мелкий пульсар и широкими шагами догнал Лаккомо с гвардейцем. Их клинки вообще не вызывали у фарэца уважения и уверенности. Особенно черный будто каменно-сувенирный ножик вице-короля.       Вот только перед последней дверью в глубине покоев Лаккомо вскинул ладонь, и гвардеец послушно замер, пропуская Аллиет-Лэ вперед одного. Жейк от такого хода и попустительства стражи так охренел, что метнулся вперед и, не придавая значения тугому воздуху, вдруг ставшему упругим, как струя ветра, обогнул Лаккомо и первым распахнул дверь, отработанным движением оттесняя напарника, как при абордажном захвате.       Правда зрелище, которое предстало Жейку в недрах очень просторной королевской спальни, было не тем, что он ожидал увидеть.       Пульсар фарэйца уставился мушкой в одинокую фигуру мужчины в просторной шелковой мантии с длинным тонким мечом в опущенной руке, чуть отставленной в сторону. Глаза его были закрыты. Лицо оставалось спокойным. Несколько коротких прядей вырвались из сложной прически, и волосы вместе с многослойным лазурным шелковым одеянием едва колыхались на ветру. А меч, черный, будто омытый в мазуте, дымился и шипел, испуская с себя едкий дым.       И все вокруг него было на первый взгляд очевидно. Сраженные и лежащие вокруг на полу гвардейцы, поваленные вещи, разрубленные в горячке боя листья, ткани, вспоротые покрывала, кровь на полу… Вот только позади мужчины с клинком пряталась беременная женщина, стоя поодаль от стены и крепко сжимая в руках металлическую побрякушку.       Было в этой комнате еще нечто странное, но все внимание Жейка приковал к себе мужчина с мечом. И женщина, которая его не боялась, закрыв глаза, шептала что-то в игрушку.       А потом нечто шевельнулось в боковом зрении Жейка, и рука фарэйца с пульсаром рефлекторно метнулась на движение. Но глаза увидели лишь пустой угол и стену, разум успел удивиться, как вдруг Лаккомо стремительно отбил его оружие в сторону, метнулся вперед и вскинул наотмашь свой смехотворный нож…       …И тут Жейк увидел, как мелкой рябью покрылось пространство, оставляя за росчерком ножа длинный видимый след. Словно рана, этот след начал сочиться дымом и едкой жижей, будто капля туши, плеснувшаяся в чашу с водой. А потом от раны начало проявляться бледнеющее тело. Высокое, в мелких наростах, шевелящихся волосках, хвостах и с аморфными лапами. Оно щерилось, беззвучно воя от боли в перерезанной глотке, разевая уродливую пасть из нескольких челюстей на безглазой морде. Тварь содрогалась в конвульсиях, скрючивалась и цеплялась за рану, оседая все ниже, то ли падая, то ли проваливаясь, пока не побледнела совсем. И на последних красках, покинувших тело, тварь вновь растворилась в воздухе и исчезла, не оставив после себя ни следа.       Только клинок Лаккомо еще чернел от чужой… крови?       Жейк не смел лишний раз шевельнуться, выпучив глаза и не веря тому, что увидел. А потом свист разрезаемого воздуха отрезвил его, фарэец резко обернулся и застал последний стремительный как молния и точный как росчерк каллиграфии взмах меча воина в мантии.       А потом его рука с клинком вновь замерла без дрожи, и только легчайшие полы длинного одеяния медленно опали после стремительного взмаха. Падали и таяли рядом с ним еще пара тварей. Выше человека почти на две головы, с жуткими челюстями, выпирающими на вытянутых мордах. У одной была пара скрюченных лап, у второй — больше. Словно сотканные из дыма, они проявились в момент ранения смертоносным мечом, а потом, как и первая тварь, стремительно таяли.       Жейк крепко вцепился в пульсар, не зная, может ли тот хоть чем-то помочь. Гвардеец тем временем получил короткий приказ от Лаккомо и рванул обратно к напарнику и королю. Но не успел он добежать как позади в соседней комнате раздался вскрик и чье-то падение.       «Эйнэ!» — успел прочитать фарэец по губам вице-короля, после чего Лаккомо метнулся мимо, а Жейка вновь окатило густым невидимым потоком воздуха.       Обернувшись, гость успел лишь как в замедленной съемке увидеть, как второй гвардеец, лежа на полу, корчится от боли под невидимым прессом, медленно сминающим ему грудь вместе с броней. Эйнаор пока еще стоял рядом, едва приседая будто от тяжелого веса и держал над головой скрещенные ладони с клинком. Почему-то он не мог пошевелиться. Не мог даже шагнуть и перекатиться, что вроде как было очевидным спасательным маневром.       Жейк видел и Лаккомо, отчетливо не успевающим добежать. Второго гвардейца, тщетно рубящего воздух почти без эффекта на тварь.       Не видя вариантов, фарэец вскинул пульсар и прицелился. Вот только во что…?       А в следующий миг ему вдруг стало невыносимо страшно. Панически страшно до холода в пальцах и сбивающего в ритме сердца. Глаза его распахнулись, в тщетной попытке увидеть, волосы встали дыбом, мурашки с леденящим холодком прокатились по телу…       Как вдруг вспышка черной тени мелькнула рядом с королем, и невидимого врага сдуло этим сгустком пугающей тьмы. Мигнул в комнатах свет, люстры и настенные бра засияли подобно прожекторам, ослепляя пирата и тех, кто не прикрыл глаза. В мгновение, перед тем как зажмуриться от яркого света Жейк успел заметить, как упали на стены длинные тени от шевелящихся змеиных хвостов невидимой твари в центре гостиной.       А потом сознание пронзил громкий то ли звон, то ли свист, выходящий на ультразвук на пике своего животного шипения. И на границе нестерпимой вибрации разозленного рева вдруг что-то сильно изменилось, как по щелчку пальцев, возвращая окружающую действительность к спокойствию и тишине без тревог.       Жейк разлепил глаза. Его руки еще колотило от дрожи, которой предательски поддался организм несмотря на отсутствие явной угрозы. Единственное, что он успел увидеть от непонятного боя — это последние бледнеющие и исчезающие мелкие ошметки разорванной плоти, оседающие как вулканический пепел, и тающие, как призрачный снег.       В наступившей тишине остановился Лаккомо, спокойно опуская руки. Явно не он завершил всю ту хрень. Откашливаясь, выпрямился Эйнаор, брезгливо отряхивая свои идеально чистые вещи. Как ни в чем не бывало, он скомандовал гвардейцу заняться сослуживцем, а не собой.       Даже позади, в спальне, женщина с облегчением вздохнула, поцеловала металлическую безделушку в руке и расслабилась. А мужчина с мечом, наконец-то, распахнул пронзительно светлые глаза.       И только голос Жейка спустя паузу нарушил спокойствие и наступившую тишину.       — Это что, блять, сейчас было!?...       Подойдя к брату и проверив его состояние, Лаккомо обернулся, но будто не мог решить, с чего начать. Для торийцев вообще будто все выглядело обыденно и нормально!       Жейка по-прежнему мелко колотило, а потому оружие пришлось убирать крайне осторожно. Пальцы слушались плохо. Тогда как у остальных, в том числе и у гвардейцев, таких сложностей не наблюдалось.       — Какого хера меня так трясет!? — спросил фарэец, вновь привлекая внимание. — Это, блять, для меня не нормально! Что здесь только что было!?       Сопроводил он вопрос указанием в пустоту гостиной, где гвардеец помогал сипло дышащему напарнику избавиться от замятой брони. Бесила фарэйца и противная истеричность в тоне, которая невольно накатывала от неконтролируемой паники.       — Кхэнасса успел вовремя, — ответил тихо Лаккомо, повернув голову куда-то в сторону.       И хотя Жейку хватило понимания сообразить, что нечто невидимое только что спасло от фатальной трагедии их шкуры, он не мог на автоматизме не спросить:       — Кто успел?...       Лаккомо медленно кивнул и тихо сказал пустоте:       — Покажись ему.       И не успел фарэец удивиться, как перед ним начала сплетаться материальная тьма. Будто ускользающая от прямого взора и видимая только боковым зрением или расфокусированным взглядом. Высокая фигура нависала над ним, шевеля подвижными как змеи хвостами. Жейк не различал деталей, не видел, сколько у существа лап и есть ли они вообще. Он даже не видел очертаний его головы, только осознавая, как немигающий взгляд нескольких пар глаз предостерегающе буравит его до нутра.       — Понял. Теперь не стыдно… — просипел Жейк, опуская бессильно руки.       Казалось, существо само пышет яростью, как огонь теплом. При том как тело его казалось статичным и замершим будто статуя, хвосты же, наоборот, не замирали ни на миг. Даже вокруг головы что-то неустанно извивалось.       — Твой страх — это нормальная реакция организма на его боевой фон, — сказал Лаккомо, подходя к существу и медленно касаясь рукой эфирного тела.       Монстр вздрогнул под ладонью, будто от боли, и от его злого шипения вновь завибрировал воздух. Лаккомо слегка зажмурился. Тонкая складка прочертила лоб, когда ториец поморщился от эха доносимой боли, но ладонь не убрал, наоборот, утопив ее глубже в вуали смазанной тьмы.       Что характерно, злобное шипение стало постепенно успокаиваться.       — А можно как-то этот фон… притушить? — спросил мучительно Жейк. — Уж больно парит.       — Он не понимает, зачем ты направил оружие на Эйнаора, — спокойно «перевел» Лаккомо.       — Да я помочь хотел! — воскликнул Жейк. — Видел бы эту глисту на нем, то пристрелил бы нахер!       Лаккомо повернулся к существу, не сказал ни слова, но вскоре тяжелый фон страха и навязанной паники начал отпускать фарэйца, оставляя лишь легкую тревожность и острое внимание. Само же существо еще держалось какое-то время на виду, но, стоило Жейку всего лишь моргнуть, как образ растаял, будто огромной твари не было вовсе.       Пират даже покрутил головой, в поисках существа, и пошарил рукой перед собой, но воздух был прозрачен и пуст.       — Так и в дурку угодить недолго… — буркнул фарэец под нос, на что Лаккомо бледно улыбнулся.       У гвардейцев меж тем ожила дворцовая связь. Один из них спешно докладывал и, судя по беглому взгляду на потерпевших собратьев, вызывал на родном языке подмогу и медиков. Второму сопровождающему крепко досталось. Жейк бегло определил перелом ребер, не меньше, но боец обещал жить и держался на гордость бодро.       Другим было куда хуже.       Жейк оглядел спальню и насчитал шестерых. Не иначе как сбежались с ближайшей округи на этаже. Королева, перепуганная и слегка всклокоченная беременная женщина, с тревогой склонилась над одним гвардейцем и наскоро, но умеючи заканчивала перевязывать рваную рану от когтей на плече. После чего со знанием дела извлекла из гвардейского пояса мелкий инъектор и без колебаний вколола мужчине в специально предназначенный клапан брони.       Ну а последний в шелках, перемещался меж остальными. Странный мужчина двигался с грацией ктара, балахонистые ткани скользили по воздуху за ним как облачная вуаль, а иногда ложились полами на ковер как вода, когда тот приседал к потерпевшим. И куда только пропал его меч?! Кого-то он обходил уже не глядя. Еще троих пытался спасти. В руках мужчины тоже мелькали инъекторы. Одному гвардейцу он нанес медицинского клея под пробитую длинным росчерком когтей броню на спине. А когда третий пришел в сознание и, даже невзирая на препарат, застонал от боли в переломанной ноге, странный боец склонился к нему, что-то шепнул, а затем мягко вколол пару тонких, как ниточки, игл меж сочленений брони. Одну рядом с переломом, другую у шеи. Отчего пострадавший затих и почти мгновенно уснул.       Эйнаор тем временем подошел к супруге, присел рядом, тронул за плечо и что-то спросил на торийском. Та ответила, не отводя глаз от гвардейца. Король успокоил. Отвлеклась женщина только, когда мужчина очнулся и, судя по резкости слога, сказал что-то бранное. Эйнаор ухмыльнулся, подбодрил мужика дружеским жестом, ну а потом…       …Потом в королевских покоях стало тесно от медиков. Прибыли с ними и другие бойцы. Вокруг Жейка зазвучало много непонятных голосов, рубленных фраз и отчетов. Фарэец, не придумав лучшего, просто отошел в сторону, чтобы не мешать персоналу работать. Пока от него ничего не требовали и не просили, пират позволял себе наблюдать за профессионалами мед крыла и поглядывать на нанесенный помещению ущерб.       Занятно, что характерные следы когтей, этак на три или четыре пальца, были только на броне пострадавших. На вещах, подушках, покрывалах и деревянных настенных узорах отпечатались только рубленные взмахи мечей. Жаркий был бой. Особенно, если не все из гвардейцев видели своими глазами угрозу. А даже если видели, Жейк уже понял, что народ часто рубил сгоряча. Может, пытались вести бой тоже с закрытыми глазами, но оружие либо вязло в декоре, либо сами твари уходили сквозь стены. А дальше малейшая заминка, стражник открывается для атаки, и его можно грызть.       Один из медиков подошел к Жейку, но пират отделался от него без слов, самым распространенным жестом показав, что с ним все в порядке. Медик тут же кивнул и ретировался. А фарэец продолжил втихаря наблюдать за поведением венценосных особ. Лаккомо и Эйнаор общались с прибывшей стражей. Королева, тоже не нуждалась в помощи и вместо себя попросила сфокусироваться на спасении других. Жейк бы такой нервной даме на слово не поверил, по-хорошему влил бы в нее порцию успокоительного, да только кто ж их знает, беременных, как их на препаратах клинит. Вот и медик от нее отвалил. Зато балахонистый привязался, начал что-то деликатно и упорно талдычить, как упертой девке, даже когда та отводила глаза. Что характерно, помогло. Королева после нескольких уговоров согласилась и допустила к себе. Однако, боец не стал проверять ее состояние привычными методами или что-то делать, а просто коснулся ладонью ее живота и прислушался.       Жейк смотрел за этой странной картиной, стоя далеко по другую сторону от широкой кровати. Все ему в этом казалось странным. Начиная от бойца, заканчивая его набором качеств, которые фарэец успел пересчитать за беглые несколько минут. Мечник, медик, более того, знаток странной медицины. Теперь еще, оказывает, может состояние чада проверять без диагноста. Не человек, а универсал. Да такой, на которого смотришь и понимаешь — что бы он не делал, все выполнено профессионально.       Такого не зазорно желать получить в команду.       Новая волна легкой суеты началась, когда из покоев на летучих носилках принялись выносить погибших и переломанных. Жейк хотел было равнодушно смотреть на убыль в чужих рядах, но уже так не мог. Народ этот незаметно начал вызывать симпатию. И хотя именно гвардейцы фактически не смогли справиться с угрозой, фарэец был не в праве придираться. С такой незримой угрозой лично он и его клан просто бы лег… А эти что-то знали. Кто-то даже выжил и получил несерьезную травму. По крайней мере по интонациям и настроению Жейк понял, что при дворцовой медицине мужиков поставят на ноги быстро. Если вообще не за несколько дней.       Так что, позорно винить мужиков, если сам профукал. Особенно тот выпад из-за плеча, от которого его спас Лаккомо. Ведь если так подумать, может вице-король и был прав, отстраняя гвардейца от входа в комнату? Может, он лучше обучен на сражение с подобными тварями? Или лучше их видит.       Хер знает…       Жейк наблюдал, как пустеют покои и даже не пытался вслушиваться в череду распоряжений, которые братья отдавали новым гвардейцам. Наверняка там было что-то про расследование по горячим следам или усиление охраны. Все равно чужой язык фарэйцу не разобрать.       Заинтересовала его разве что безделушка, откинутая второпях на кресло Королевой. На нее так и сесть можно не глядя. Желая помочь, фарэец наклонился и подобрал с подушки маленькую фигурку из теплого черного камня с петелькой и металлическими узорными цепочками, которая напоминала либо подвеску, либо игрушку. Цепочки, как бахрома из треугольных сегментов шуршали и позвякивали от малейшего шевеления в руке. А сама каменная фигурка казалась уже настолько затертой и заглаженной, что угадать изначальную задумку автора удавалось с трудом. Да и сколько вообще лет этой штуке, если даже треугольные звенья давно потеряли набивной узор.       Ее б вернуть.       — …Жейк, останься пока в гостиной, — сквозь череду журчащей торийской речи услышал знакомые слова пират. — Нам надо отлучиться. Роанэ останется с тобой.       Одинаковый, как и все под шлемами гвардеец приветственно кивнул пирату.       — Само собой. Без проблем, — пожал плечами фарэец, не продолжая глупостей в стиле: «а что, если снова враги».       И так понятно, кто тут главная жертва, а он, чужак, может попасть под прицел только по остаточному принципу или под орбитальный залп.       — Буду в Центре Управления, — продолжил по инерции Лаккомо на федеральском, обращаясь к бойцу-мечнику.       — А я сопровожу Мариэллу, — так же непроизвольно подхватил язык Эйнаор, и уже взяв супругу под руку, собрался выдвинуться с ней на выход.       Жейк на эту самоуверенность короля только блекло удивился. Особенно с тем, что в последней стычке Лоатт-Лэ показал себя жертвой.       — Эйнаор, — тихим голосом с оттенками менторской стали окликнул короля мечник в лазурной мантии, на что тот замер как вкопанный и медленно с подозрением обернулся.       — Да?       — Где твое оружие? — спросил воин прохладным тоном.       — При мне, — тут же эхом ответил Эйнаор, даже не пытаясь одернуть мечника за такой тон. Более того, Жейк готов был биться об заклад, король Тории почувствовал себя пристыженно!       — Где твое боевое оружие? — повторил мечник, с ударением на важном слове.       В тот момент Жейку показалось, что воин специально использовал федеральский, чтоб смысл дошел и до него в том числе. Уж больно акцент у торийского воина был специфический. В отличие от близнецов он явно не имел постоянной привычки к другому языку.       Эйнаор рефлекторно хлопнул ладонью по левому бедру, словно ожидал схватиться за ножны. Опомнившись, король не сказал ни слова в свое оправдание и тут же метнулся куда-то в соседний зал. Новый гвардеец тенью преследовал его, не отставая.       — Лаккомо… — тихо, тем же нейтральным тоном обратился мечник.       Аллиет-Лэ сдержанно вздохнул, усмиряя эмоции.       — Я понял.       Похоже, аналогичный втык достался и ему.       Лаккомо, не прощаясь и больше не говоря ни слова, утек из покоев тоже в сопровождении. Эйнаор, облачившись в странную расшитую узорами жилетку и уже при ножнах, вскоре с супругой тоже покинули жилой зал. Мечник в сопровождении определенно не нуждался. Обменявшись на прощание с фарэйцем взаимной внимательностью и мазнув ему взглядом по рукам, он вежливо кивнул и тоже оправился работать на неопределенный срок. Фарэец так и не понял, что для воина может быть важнее защиты правящей династии, и почему вместо того, чтобы закрыться где-то всем вместе под защитой, они разбежались, предельно уверенные в себе.       Так с огромным количеством вопросов Жейка оставили наедине с гвардейцем. Тот попросил фарэйца в гостиную, закрыл дверь в королевскую спальню, а потом молча замер у выхода из покоев.       На поведение своего охранника пират только хмыкнул, а потом невзирая на пристальное внимание, продолжил изучать зал, в котором его деликатно заперли до возвращения венценосным особ. Торийца Жейк раздражать не хотел, а потому ничего не трогая, вскоре просто рухнул в кресло и принялся ждать, невольно теребя в ладони и без того залапанную до полированного состояния побрякушку Королевы. Опомнившись, пират задумчиво уставился на игрушку, удивился, что ему никто ничего еще не сказал на ее счет, насильно отложил ее на видное место на стол и буркнул:       — Пиздец лапательная дрянь.       — Талисман духа, — вдруг поправил с нотками задетой веры ториец.       — А? — поднял на него глаза фарэец. — В смысле?       И хотя Жейк очень тяжело и со скрипом воспринимал всю информацию о любой мистической фигне, которую вещали на серьезных щах, сейчас, после нападения невидимых тварей, он решил все-таки уточнить. Чисто так, на всякий случай. Чтоб не вляпаться в какую-нибудь еще обиженную срань.       — Талисман для мольбы и обращения к духу, — сказал ториец более развернуто.       — А! — вздернул брови фарэец с деликатной вежливостью. — А к какому?       — К одному из… — Роанэ задумался, явно подбирая наиболее близкую аналогию переводу. — ...проводников Смерти.       — У вас молятся проводнику смерти? — уточнил Жейк, в шоке от того, что завел эту тему мистицизма. Сам!       — Когда иного выбора нет, — отозвался гвардеец, всерьез веря, что в лице пирата нашел благодатные уши. — Но Кхенасса всегда взимает с требователя свою плату.       — Кто? Погоди-погоди, — замахал ладонью Жейк. — Я сегодня уже слышал это имя. Это ж та хрень, что прибыла сюда в конце и всех порешала. Хошь сказать, что если бы Королева не помолилась на эту штуку, то оно б не явилось, и нам всем была б хана?       Палец фарэйца указал на черную фигурку.       — Некорректно, — поправил его ториец, решив просто перефразировать сам, чем давать фарэйцу играть в угадывание. — Сейчас династии… повезло, что у правящей семьи есть такой… лояльный патронаж. Ведь Кхенасса — дъерк Лаккомо. Ему не нужно молиться, чтобы призвать его.       Жейк несколько секунд переваривал услышанное, пробираясь через формулировки гвардейца, который общался так, словно богатый торийский лексикон не вписывался в узкие рамки федеральского. А еще фарэец заметил, что человек утверждал эти факты с искренней гордостью. Как и стремился поправлять его, с чувством оскорбленного фаната. Удивительно, что он вообще отвечал! Хотя, возможно, команды молчать ему не давали.       — Дъерк. Это ведь напарник, верно? — уточнил Жейк, вспоминая что-то такое в разговоре с вице-королем в ресторане. — Но тогда почему талисман такой затертый, будто этот обсидиан натирают уже под столетие?       — Черный нефрит, — вновь педантично поправил ториец. — Потому что по результатам спектрального анализа этому талисману уже больше десяти тысяч лет.       — Ебать… — проникся Жейк.       — Не стоит, — автоматически осадил его стражник.       Фарэец сжал губы и возмущенно уставился на свое отражение в непрозрачном шлеме. Так его еще не стебали.       — Ну хоть лыбу свою покажи, — проворчал Жейк. — Будь человеком. А то решу, что ты это всерьез.       Гвардеец не пошевелился, но зеркальная тонировка шлема стала чуть прозрачней на передней панели. На молодом, как у большинства торийцев лице, едва заметно сияла тонкая ироничная улыбка.       — Так-то лучше, — фарэец закинул руки за голову, вновь уставился на фигурку, задумчиво пробарабанил незатейливый ритм по спинке кресла, а потом поймал бдительный взгляд Роанэ, с которым он следил за малейшим жестом. — Да расслабься ты…       Гвардеец не изменился в лице.       — Кстати! — Жейка вдруг осенило. — А что этот ваш дух берет в качестве платы?       — С каждого своё. Зависит от просьбы.       — Хм…       — Страх. Ненависть. Злость, — расщедрился на ответ гвардеец. — Отчаяние. Боль. Смерть.       Жейк покосился на Роанэ, но в его голосе и мимике не было ни тени обмана. Фарэец решил пока отложить странную тему. И вообще не заикаться пока лишний раз про странного духа. А то явится еще… проверить. А кроме Лаккомо, похоже, его вообще никто остановить не может.       Поймав себя на такой мысли, Жейк задумался, как быстро торийская суеверность проросла в его разум. Хотя какая тут к херам суеверность, если призрачная дрянь сегодня ему едва не откусила хлебало.       — Как вы вообще их замечаете… — тихо сказал Жейк в пустоту, даже не ожидая ответа.       — Колокольца.       Пират приоткрыл глаза и вопросительно повернулся. Гвардеец не глядя поднял ладонь и показал на неподвижную декоративную подвеску бамбуковых ветряных колокольчиков у стены. Жейк проглотил тупой вопрос помогает ли оно или нет. Раз вешают, значит помогает. Особенно раз тот же вице-король вешает их в каждом своем кабинете. Правда, изначально Жейк считал это ностальгией и сентиментальностью. Но раз все настолько серьезно…       — Может и себе раздобыть такие… — протянул Жейк, очередной раз закапывая в нос какие-то адаптационные капли, выданные строгим врачом на «Стремительном», после чего расплылся в кресле поудобнее и сложил руки на животе.       Сколько еще ждать возвращения братьев он не знал. Полчаса, час. А может и все полдня. Сам Жейк подумал, что провозился бы с массовой карательной акцией за недосмотр не меньше. Мешать величествам или раздражать гвардейца он не хотел. Как-то еще выпендриваться и попадать в объективы скрытых камер с подозрительными действиями в чужих покоях — тоже не собирался. Наверняка здесь после такого вторжения и так перетрясут все до последней вещицы. Ведь раз напали один раз, то нападут и повторно.       Так что, у дворцовой команды скоро будет очень много работы, в планы которой Жейк очень не хотел попадать. В частности, на лишние допросы, досмотры и прочие обязательные процедуры, которые ему, по идее, должны светить за сам факт присутствия во время покушения.       По логике пирата, он уже влип тут минимум на несколько суток. Вероятно тяжелых. Повезет, если сытных. Очень повезет, если еще и в меру спокойных.       Поэтому, не видя причин отказывать себе в сиюминутном удовольствии после незабываемых впечатлений, пират привычно воспользовался ситуацией и просто решил впрок подремать. Усталость после всклокоченных нервов срубила словно кувалдой.