О бунтующем либидо и других прелестях Пекина

      Еще на трапе приземлившегося в Шоуду «боинга» Рафа ощутил, как у него буквально чешутся и горят пятки – так хотелось поскорее выйти на корт. Матч с Жо в Астане в счет не шел – выставка она выставка и есть. Был бы еще на месте Тсонга кое-кто другой, тогда можно было бы счесть игру хоть сколько-нибудь серьезной, а тут… Мысли сами собой свернули на этого «кое-кого». С Новаком не виделись без малого четыре месяца, пара-тройка звонков по скайпу в счет не шла. И у него на самом деле уже и руки чесались задать сербу трепку за по-дурацки проигранный ЮСО! Рафа заулыбался. Скоро-скоро, вот прямо вот-вот увидятся! Отец, увидев эту маниакальную улыбку, вопросительно поднял бровь – Рафа в ответ передернул плечами: типа «просто радуюсь возвращению в тур»! Не рассказывать же padre, на самом-то деле, что радуется он не только этому? Не поймет. Поэтому вместо того, чтобы, поужинав, отдохнуть в отеле, а с утра с новыми силами отправиться в Олимпийский парк, Рафа, едва закинув багаж в номер, рванул в «Зеленый центр». Отец с Костой его только глазами проводили. Ой, и не зря же у него пятки горели! Первым, кого он увидел в раздевалке (которая вообще-то по причине глубокого вечера должна была бы пустовать!), был Джок. Серб стоял в проходе спиной к дверям и растирал полотенцем волосы. Рафа замер, потом аккуратно поставил на пол сумки с ракетками и на цыпочках двинулся по коридору. Подобравшись вплотную, легонько шлепнул Новака по плечу. Тот обернулся и чуть не упал, потому что Рафа накинулся на него и с гоготом повис на шее, обняв для равновесия еще и ногами. - Слезь с меня, макака испанская! - В Испании нет макак! - Ты в зеркало давно смотрел? Рафа снова рассмеялся и еще крепче обхватил Джока и руками, и ногами. - Мне тоже тебя не хватало, - обнимая в ответ, пробормотал Новак. И только после этого спихнул-таки с себя тяжелую тушку испанца. Оглядел внимательно и подозрительно спросил: - А что ты тут, собственно, делаешь? - Тренироваться приехал. - В ночи? Какой энтузиазм! - Посмотрел бы я на тебя, просиди ты четыре месяца на диете, - буркнул Рафа, направляясь за сумками. Джок, сообразив, что брякнул, виновато поплелся следом. Рафа покосился на него, усмехнулся и толкнул плечом: - Лучше скажи, что ты тут торчишь? - Да с детишками развлекался. Потренировался заодно. Рафа тут же увял: - Жаль. А я хотел позвать тебя мячики покидать друг другу. - Ну? – Джок скосил на него глаз. - Что – ну? - Зови. Рафа смешно, по-петушиному склонил на бок голову, поднял бровь. - Зову. И вдруг расшаркался, делая вид, что подметает пол перьями роскошной шляпы: - Благородный сеньор, не соблаговолите ли вы… - Всегда к вашим услугам, милостивый сеньор, - Джок с точностью повторил каждое его движение. – Бля, да как ты это выговорил-то – соблаговолите?! Распрямились. Вытаращились друг на друга – и начали ржать. * * * На корте было пусто и гулко, слышно не только удары мяча, но даже дыхание. Ноле аккуратно и бережно кидал Рафе мячики под бэкхэнд до тех пор, пока тот жестом не подозвал партнера к сетке и не прошипел прямо в лицо: - Джок, я не хрустальный! Новак пожал плечами и отвел глаза. Рафа устыдился собственной вспышки, перехватил серба за запястье, остановил: - Ноле, не злись. Когда же серб, уронив ракетку, перехватил его правую руку, стянул напульсник и осторожными движениями начал разминать кисть, в полном смысле слова утратил дар речи. Прикосновения были не просто приятными – от них становилось горячо. Поэтому Рафа, совершенно обалдевший от действий Джока, стоял и смотрел, как длинные сильные пальцы гладят и мнут его руку. - Что ты делаешь? – спросил отчего-то хриплым голосом. - Массаж, - не поднимая глаз, ответил Ноле. Рафа помедлил, вывернул кисть, поймал ладонь Джокера в свою, сжал: - Ноле… Дождался, пока серб не посмотрит ему в глаза и сказал, стараясь вложить в интонации максимум уверенности, который у него был: - Если бы у меня что-нибудь болело, я бы сюда не приехал. - Я понимаю. Просто… ДельПо вдруг вспомнил. - А что с ним? - Очередная операция. Поспешил – и снова сорвал кисть. - Jeez! Но я не ДельПо. Ученый. Так что не грузись и давай-ка сыграем по-нормальному. - Партию? – прищурился Джок. - Партию. Играли они, конечно, в лучшем случае процентов на семьдесят истинных возможностей, что не мешало им отчаянно, весело и до хрипоты ругаться из-за спорных мячей, троллить и дразнить друг друга. - Ma bre, Рафа! – пыхтел Новак, догоняя очередной Рафин кросс. – Это нечестно! Я мечтал, как буду дразнить тебя хомяком и толстой задницей, которую ты отожрал на своей Мальорке, а ты носишься, как электровеник! - У меня, - задыхался в ответ испанец, выскакивая к сетке на коварный дропшот, - есть диета на все случаи жизни! - Ты тоже перестал жрать глютен? – ржал Новак. - Еще чего! Я люблю спагетти! - Тогда что за диета? - Дядя Тони называется! – забивая смэш, выдохнул Рафа. - Эх, - провожая глазами отскочивший чуть не к небу мячик, пробурчал Новак, - я бы позаимствовал, но, боюсь, они с Марианом не сработаются. Все, ты выиграл, пошли в душ! - Это почему это я выиграл? – опешил Рафа. – Ты что – считал? - Потому что я так решил. - Ищем дополнительную мотивацию? – озорно прищурился испанец. – Типа – реванш? А не боишься, что я тебе по-настоящему вздрючу? - Ты – меня? В Пекине?! – серб оскалился в веселой улыбке и показал Рафе средний палец. Рафа отшвырнул ракетку, перепрыгнул через сетку и кинулся за удиравшим со всех ног Джокером. Новак носился по корту, как угорелый, дразнил, показывая язык, и, уворачиваясь от расставленных Рафиных рук, орал: - Караул! Бешеные макаки атакуют! Спасите-помогите! Когда Рафа-таки его поймал и сгреб в охапку, выдохнул: - Эй, манакорский обезьян, а прививка от бешенства у тебя есть? Откуда только столько прыти! А говорил – я не собираюсь в Азии обязательно выигрывать! - Врал, - тяжело дыша после погони, буркнул Надаль. – Усыплял твою бдительность. Должен же я, наконец, натянуть тебя в Пекине? Джок уперся руками в Рафины плечи, чуть откинулся, облизнулся и проговорил интимным шепотом: - Для этого совсем не обязательно выходить на корт… Рафа немедленно ощутил горячую тяжесть в паху. - Сволочь! Джок вывернулся из его хватки, схватил сумку с ракетками и, хохоча, сбежал в раздевалку. Рафа сразу за ним не пошел, отчетливо осознавая, чем грозит немедленная встреча в душевой. Уселся на стул, вытер полотенцем взмокшие лицо и шевелюру, мстительно улыбнулся, представив постигшее - от перспективы принимать душ в одиночестве - эту сербскую чуму разочарование («Жди, insufrible, жди!»), переоделся, методично собрал сумку, уложил ракетки, и только после этого отправился в раздевалку. Джок стоял посреди коридора в одном полотенце на бедрах и смотрел, скорбно сведя домиком брови: - В чем я перед тобой провинился, что ты так жестоко меня обломал, čudovište? Рафа не выдержал, расхохотался, а, проходя мимо Ноле, игриво прижался, облапил ягодицу и шепнул в ухо: - Тренирую твою выдержку. - Гад, - с чувством произнес Джокер, провожая скрывающуюся в дверях душевой спину. Рафа уже стоял под душем, когда в кабинку к нему заглянул Новак. - Пошел вон! – запустил в серба мыльной губкой. - Уймись! – расхохотался тот, уворачиваясь, - никто не покушается на твое целомудрие! Просто пришел спросить – ты в отель? - А что – есть другие идеи? – сдувая с глаз мокрую прядь, покосился из-за плеча Рафа и показал кулак откровенно пялившемуся на его задницу сербу. - Идеи есть, - лукаво блестя глазами, ответствовал Новак. – Я вот только не знаю – Себастьян отпустит своего сыночку тусить в моей компании? На этот раз в серба полетел шампунь. - Банановый, - поймав бутылку, констатировал Новак. – Я же говорил – макака. Уворачиваясь от бруска мыла, чуть не упал, поскользнувшись на мокром кафеле. Рафа замер, вытаращив глаза. - Цел? Дернул плечом в ответ. - Ну, так что? Домой – или гулять? - Гулять! – и Рафа решительно вышел из-под душа. * * * Саньлитунь сияла радугой неона и китайскими фонариками, висящими прямо на деревьях. Разношерстная толпа смеялась, бурлила и перетекала из одного бара в другой, устраивая маленькие водовороты на входе. Рафа и Ноле брели в этой толпе, подчиняясь течению и наслаждаясь тем, что никто не обращает на них внимания. Веселым, беззаботным людям, занятым поисками выпивки, хорошей компании и необременительного флирта, не было никакого дела до двух высоких парней, которые шли бок о бок, легко касаясь один другого плечами, молчали, только время от времени переглядывались и улыбались чему своему. Тут таких было много. - Чувствую себя невидимкой, - ухмыльнулся Рафа. - А классно, скажи? Только представь – послезавтра половина этой толпы окажется на трибунах центрального корта, куда за большие деньги придет пялиться на то, как мы мячиками перебрасываемся! И никто из них даже не догадается, что сегодня они могли смотреть на нас совершенно бесплатно! - Нарцисс, - фыркнул Рафа. Им повезло – в Q-Bar нашлась свободная кабинка на открытой веранде, в углу, рядом с росшим в кадке лавровым деревцем. Приглушенный, идущий откуда-то от пола, желтый свет, низенький деревянный столик с трепещущей в стеклянном стакане свечой, плетеные стулья, жестковатый низкий диван – обстановка мягкого интима. Рафа со счастливым стоном рухнул на диван, забрасывая длинные ноги на один из стульев, закрыл глаза: - Я в раю. Джок сел рядом, спихивая Рафины конечности на пол: - Не оскорбляй наших восточных друзей своими туземными европейскими повадками. Меню им принесла миленькая, в коротком платье, стилизованном под национальное китайское чеонгсам, китаечка. - А коктейли-то тут сплошь алкогольные, - протянул Рафа. - Сяньшэн могут заказать специальные напитки, - кланяясь, проворковала официантка. В итоге остановились на классическом мохито с минимумом рома для Ноле и маргарите почти без текилы для Рафы. Заедалось все это вкуснейшими рулетиками из бекона и чернослива и кебабом из вымоченных в меду куриных крылышек. - А еще у них там есть такое место, - раскрасневшийся после третьей маргариты Рафа, живописуя свой визит в Казахстан, полез за телефоном, чтобы показать фото, - в горах, там озеро круглое, как нарисованное циркулем, посередине скала – если смотреть с боку, точно египетский сфинкс! И деревья такие смешные – я таких и не видел никогда. Представляешь – стволы белые в черных полосках! И ветки – тонкие, мягкие, свисают, как пряди волос. - Это бреза, бестолочь необразованная! - Сам бестолочь! Они не растут в Испании! - Самое красивое русское дерево! Про них песни даже поют. И Джок, тоже слегка хмельной после пары мохито, безбожно перевирая мотив и коверкая слова, пропел «березы, русские березы». Рафу это соло повергло в состояние дикой истерики – он хохотал так, что к ним в кабинку – благо они не задвигали служивших дверью циновок – даже заглянула давешняя хорошенькая официантка. Или не давешняя? Кто ж их, этих китайцев, разберет! Отсмеявшись, начал показывать и другие фото с телефона, комментируя их опиравшемуся подбородком на его плечо Новаку. Тот кивал, восторгался и вдруг зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. - Так скучно? – усмехнулся Рафа. - Неа, просто не выспался. - Кто мешал? - Ты, конечно. - Я точно помню, что прошлой ночью был в Астане и спал один! Джок поперхнулся, а потом засмеялся. - Полночи смотрел, как ты с Жо балду пинаешь. Думал, хоть это поможет справиться с акклиматизацией. Не помогло, - нарочито скорбно вздохнул серб. – Так и не смогу заснуть. Хотя не месте зрителей я бы с вас деньги обратно стребовал. Ску-учно! Жаль, не я был на месте Жо! Рафа покосился, поймал серба за подбородок и аккуратно, но настойчиво заставил повернуться к себе лицом. Заглянул в глаза. Усмехнулся. - Ревнуешь? Новак резким движением освободил подбородок из захвата и сердито фыркнул: - Я каждый раз ревную, когда ты играешь с кем-то другим, и что из того? - Ноле, - Рафа растерялся. - Блядь, - Новак закрыл ладонью лицо, - блядь, мне точно лечиться надо. Как наркоману. От Рафазависимости. Не знаешь, случаем, от этого можно избавиться? Серб надсадно вздохнул, картинно побился лбом о крышку стола, а потом вдруг встал - Надо отлить. И выскользнул из кабинки, пряча от Рафы лицо. Испанец помедлил и поднялся следом. Настигнув друга в туалете, в котором, по счастью, не было ни души, догнал, прижал лопатками к стене. - Ты что делаешь? – зашипел Джок, вырываясь. - Даю тебе понять, что ни от чего лечиться не нужно. Изловчившись, Рафа поймал Новака за запястья, завел руки за голову, одновременно заплетая бедром бедро, и поцеловал куда-то в шею, прихватывая зубами кожу. - Ma bre, Рафа! – задохнулся серб. – Отпусти немедленно! - Почему это? - Я не собираюсь трахаться с тобой в туалете! Это пошло! - А в душе – не пошло? Джок внезапно перестал вырываться. - Что? – подозрительно спросил Рафа, пытаясь заглянуть в глаза. - Думаю. - И?... - В душе тоже пошло, но неизбежно. Надаль аж поперхнулся. - Почему – неизбежно? - Точно тупой, - Джок шутливо боднул испанца в лоб, - там же мы оба уже голые! Либидо бунтует! Рафа выпустил его из захвата, закрыл ладонью лицо и, расхохотавшись, сполз по стенке на пол. Джок наклонился, пожевал губами и потрогал ладонью лоб. - А вроде коктейль не сильно забористый был… Рафа смеялся – аж повизгивал. Вдруг оборвал смех на полу-вздохе, сграбастал серба за руку, рывком поднялся на ноги и потащил к выходу. - Куда ты меня тащишь, мавр первобытный?! - Туда, где у тебя не будет отговорок! В туалете, видите ли, он трахаться не желает, благородный наш! * * * От Сяньлитунь до отеля Intercontinental Beijing, в котором квартировали обычно участники пекинского турнира, можно было дойти пешком, но они взяли такси, потому что… Боялись не дойти, да. В лифте Джок вжал испанца в стену и жарко шепнул: - Ко мне. - Это еще почему? - Потому что я живу один, а ты наверняка со свитой! Или нам нужен papá Себастьян, чтобы советы давать? - Не смей поминать моего отца всуе! – задыхаясь от смеха и желания, пропыхтел Рафа. Ввалившись в номер и едва успев захлопнуть дверь, Рафа немедленно перехватил инициативу – и пришла очередь Новака полировать лопатками стену в прихожей. Испанец распластался на своей жертве всем телом, сгорая от вожделения, желая всего и сразу и не зная от этого, что делать и куда девать руки. Единственное, на что сейчас хватало его раздираемого противоречивыми желаниями и подернутого туманом сознания, это трогать губами горячую, чуть влажную и солоноватую кожу на горле, ощущать, как царапает губы и язык отросшая за день щетина, вдыхать знакомый запах, чуть сдобренный текилой и потом, слушать тихий горловой стон (Рафа даже не пытался понять, кто из них издает эти звуки, от которых так тянет в паху) и вздрагивать от ожогов, которые оставляют на его теле пробравшиеся под футболку Джокеровы ладони. От поцелуя же вообще снесло крышу. Горечь рома и текилы, острая кислинка лайма, свежесть мяты и кружащий голову сладкий привкус земляники – от этого фейерверка вкусов и запахов в голове аж звенело. Руки Новака скользили по спине вверх, ногти чуть царапали позвоночник, и Рафа, выгибаясь, старался вжаться в жесткое, но податливое тело серба еще сильнее, еще плотнее, слиться с ним каждым сантиметром, каждой клеточкой. Сами не поняли, когда успели раздеть друг друга, а, главное, как, ведь целоваться они вроде бы не переставали. Только опомнился Рафа уже в тот момент, когда опустившийся перед ним на колени Джок, придушенным шепотом пробормотав что-то про Рафину задницу, которая не помещается в ладонь, взял ртом головку торчащего колом члена. Губы плотно обхватили уздечку, у Рафы потемнело в глазах, бедра сами качнулись навстречу этому развратному и такому умелому рту, и только какие-то крупицы сохранившегося самоконтроля не позволили ему вставить сербу прямо в глотку. Почувствовав, как Рафа останавливает себя на половине движение, Джок недовольно заворчал – гортань сжалась и завибрировала, дразня головку, и Рафа, чтобы не наставить синяков, выпустил плечи Новака и деранул ногтями стену. Новак поднял на него глаза, усмехнулся – от этой картины у него поджалось все, включая мошонку, - и сжал ладонями ягодицы, вынуждая Рафу сделать то, что он только что себе с таким трудом запретил. Он тихонько рыкнул, поймал серба за затылок, удерживая и лаская одновременно, и дал себе волю. Но кончить коварный соблазнитель ему не дал. Перехватил за руки, сжал запястья, отстранился, выпустив болезненно напряженный и пульсирующий член изо рта с пошлым чмокающим звуком, поцеловал напряженный живот, на мгновение запустив язык в ямку пупка, легонько куснул выпиравшие тазовые косточки, длинным движением лизнул нежную кожу в паху возле мошонки, и поднялся, обтекая, обвивая тело Рафы своим, жилистым, жестким, до одури горячим, гибким, как хлыст, развернул его лицом к стене и, прошептав – «Я с тобой еще не закончил!» - принялся целовать, прикусывать и вылизывать шею, плечи, лопатки. Все, что мог Рафа, это, бодая лбом стену, стонать, мычать, подвывать и изо всех сил стараться удержаться на ногах. Когда горячий и шершавый язык скользнул между ягодиц и настойчиво вторгся в кольцо аннуса, выругался длинно и грязно, чуть не пробил лбом стену и упал бы, если бы Джок не удержал, сжав руками талию. - Ma bre, Рафа, научишь меня так ругаться по-испански? - Сволочь, - просипел в ответ севшим голосом. – Если у меня к утру будет фингал на лбу, я тебя еще не так обругаю. - Ты прав, - жарко дохнули ему в шею. Джок навалился всем телом, вжимая Надаля в многострадальную стену, Рафа же, поерзав, выгнулся так, чтобы тяжелый и твердый член серба лег в ложбинку между ягодиц, с мстительным удовольствием слушая, как давится Новак вздохом и матерится по-сербски, - перебираемся на мягкое. До кровати добрались на подгибающихся ногах, цепляясь друг за друга, но при этом не переставая целоваться, и рухнули на прохладное покрывало, свившись в тугой жгут. Пока распутывались, Рафа оказался на спине и не успел опомниться, как Новак оседлал его бедра. Серб смотрел так, что у Рафы не только член – все волоски на теле встали. Он поежился, и Джокер, решив, видимо, что испанец намерен скинуть его с себя, сдавил его бока бедрами и уперся ладонями в грудь, одновременно касаясь подушечками пальцев закаменевших сосков. Рафа зашипел. Ноле облизнулся. - Не мешай мне, ладно? – эти слова он вышепнул Рафе в ухо, прикусив мочку. - Почему это? – голос не слушался, но Рафа был не из тех, кто так просто сдается! - Потому что я так хочу. - Чего хочешь? - Тебя, идиот! Возмутиться и ответить на идиота ему не дали, заткнув рот самым действенным и эффективным способом – засунув в него язык. И хотя в голове плавал сладкий туман, а сопротивляться настойчивости серба не было никакого желания, Рафа, тем не менее, остался собой: позволив нахальному вторженцу пару секунд похозяйничать у себя во рту, пробежаться до зубам и деснам, заплести в томном танго свой собственный язык, тут же прихватил его зубами! Джок глухо взвыл и чуть не свалился. Навалился всем телом, перехватил запястья, завел за голову, прижал: - Скотина! Хочешь, чтобы я прямо сейчас кончил?! - Ничего не имею против, - слегка задыхаясь от смеха и вдавившей его в постель тяжести, заерзал Рафа. – А то что-то слишком много на себя взял! Новак зарычал и попытался поймать зубами за нижнюю губу, Рафа же, смеясь, крутил головой, стараясь не попасться. - Глупый самонадеянный испанец! Думаешь, тебе будет лучше, если я кончу так скоро? - А у тебя, - смирившись и отвечая на поцелуй, выдавил Рафа, - другие планы? - План у меня один – трахнуть тебя. - Так бы и сказал, - и Рафа с готовностью раздвинул бедра. - Не так, - враз осип Джокер. Он выпрямился, отстранился, взял в ладонь обжигающе горячий, шелковый, истекающий смазкой член, пару раз провел вверх-вниз, склонился, забирая в рот головку, а пальцы другой руки протягивая Рафе. Тот понял, что от него требуется, и тщательно, один за одним, облизал пальцы, щекоча языком ладонь и кожу между ними. Новак при этом издавал горлом какие-то странные звуки, которые через член транслировались прямиком в кровь Рафе. Он закинул голову и, прикусывая подушечки джокеровых пальцев, сдержанно застонал. Тут же откликнулся Ноле – и по телу Рафы снова разлился жар, которым делился с ним серб. Их ощущения замкнулись в кольцо, стали общими и волнами перетекали из тела в тело. Наконец, Джок отнял руку, выпустил Рафин член изо рта, поцеловав напоследок головку, быстро приготовил себя и одним длинным, мощным движением опустился, принимая тугую плоть в себя на всю длину. Выгнуло обоих. Беззвучно, мощно, до хруста в костях. Рафа, борясь с заволакивающим сознание сладким дурманом, сумел все же сохранить остатки разума и успел поймать Джока за талию, не давая ему сразу, с ходу, начать двигаться. - Черт бешеный, - прохрипел сквозь зубы, - порвешься же. Джок только что-то нечленораздельно мычал, мотал башкой и пытался вырваться. Рафа держал. И с полным изумлением чувствовал, что через обхватывающие эту гибкую, сильную, рвущуюся на волю плоть ладони, словно током, пробивает диким возбуждением. - Блядь, Ноле, ты весь – один большой афродизиак! - Пусти уже, - просипел тот. - Отпускаю. Только полегче давай… - Ma bre, Рафа, завтра игр нет, задница мешать бегать не будет! Из-за того, что Джок, едва стальной захват на его талии ослаб, немедленно уперся руками в грудь и начал подниматься, одновременно сжимая внутренние мышцы, Рафа, готовый рассмеяться, чуть не заработал асфиксию. От которой его, впрочем, мгновенно спасли путем искусственного дыхания «рот в рот». Долгого такого, сладкого, со стонами и неразборчивым матерком. Дальше уже было не до смеха и не до разговоров. Два больших, мокрых от пота, свитых из стальных мускулов и сухожилий тела вошли в упоительный резонанс, напрочь лишая обладателей последних крох разума. Рафа и Ноле сцепились пальцами, взглядами, стонами, ни на мгновение не выпуская друг друга из этого капкана. Оргазм накрыл обоих одновременно. У Джока так скрутило внутренности, что Рафе на мгновение показалось, что сейчас тот ему на фиг оторвет все мужское достоинство! Перед глазами взорвался фейерверк из китайских шутих, а потом стало темно. Когда Рафа более-менее пришел в себя, Новак валялся рядом бесчувственной обмякшей тушкой, уткнувшись лицом в подушку и запутавшись ногами в ногах испанца. Рафа положил ладонь на его мокрую от пота спину и принялся выписывать на ней иероглифы. - Я заново родился, - прошептал в потолок. Вместо ответа из подушки донеслось невнятное фырканье. - Говорят же, что оргазм – это маленькая смерть. Ты меня убил. Asesino (он шлепнул Новака между лопаток) Но я воскрес! Джок зарылся в подушку еще глубже и сдавленно заржал: - Христос, блядь! Рафа пихнул его бедром, а потом перекатился и лег сверху, с удовольствием слушая довольное кряхтение. Устроился поудобнее, скрестил руки где-то в районе Джокеровых лопаток, уложил на них подбородок и подул в мокрый затылок: - Признавайся, какую дрянь ты добавил в наши коктейли, что нас так расколбасило? Ответить Джок не успел – где-то в районе входной двери запиликал Рафин мобильник! - Отец! Надаль скатился с серба и ползком начал нащупывать в куче сваленной на полу одежды телефон. Новак слегка повернул голову, кося на Рафу блестящим глазом и любуясь маячившей в полумраке упругой голой задницей, а потом фыркнул в подушку. Рафа, нашедший, наконец, чертов телефон, заполз обратно на койку, сердито шлепнул его по влажной от пота ягодице, показал кулак и заговорил по-испански. - Да, отец? Нет, не заблудились. Мы уже в отеле. Да, скоро приду. Что делаем? Разговариваем. Джок при этих словах чуть не загрыз многострадальную подушку – Рафа, беседуя с отцом, одновременно задумчиво поглаживал его по бедру, заднице, спине. Тот снова скосил глаз и опять показал кулак. - Да, конечно, мы же давно не виделись. Да, о теннисе. О чем же еще? Джок уже просто стонал и трясся от едва сдерживаемого хохота. - Да я же сказал – скоро приду! Рафа сердито выключил телефон, отшвырнул его туда же, где нашел, на горку вещей, и угрожающе навис над перевернувшимся на спину Новаком. Но выразить свое возмущение непозволительным поведением серба не успел – тот сцепил ладони в замок у него на затылке и притянул к себе для поцелуя. - Если завтра отель выставит мне счет за испорченную в прихожей стену, - проговорил, отталкивая от себя испанца, - платить будешь ты. Рафа заржал и уперся лбом куда-то под подбородок. И понял, что ему совершенно не хочется никуда отсюда уходить. - Ноле, - прошептал, ткнувшись носом в ямочку между ключиц, - если вдруг решишься лечиться, меня зови. Вдвоем будем… от зависимости избавляться. - Не дождешься, - глухо пробубнил Джок, пряча улыбку в мокрых Рафиных патлах.