Большая разница

— Дрянь! Оз плюхнулся на сидение машины и вцепился в волосы, сильно наклонившись вперед: от злости его начало подташнивать. Несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь справится с нахлынувшими чувствами: унижением, уязвленным самолюбием, беспомощностью. По привычке попытался улыбнуться, но губы свело гримасой гнева. В голове крутилась только одна мысль: «Как она могла так поступить?» Оз оглянулся на дверь бара, где только что застал Алису, целующуюся с известным комиком Зарксисом Брейком. Он будто бы заново пережил эту позорную сцену, когда ему чуть ли не впервые за всю жизнь изменили доброжелательность и улыбчивость, которые он старательно в себе культивировал: для молодого честолюбивого юриста это был крайне полезный навык. Но тогда... Оз со стоном зажмурился. Перед опущенными веками, как на экране, проплывали кадры: Алиса, сидящая на коленях у Брейка; он сам, пытающийся сдернуть подвыпившую девушку с него; презрительные слова Алисы: «Ты по сравнению с Зарксисом — никто, ноль!»; жалостливый взгляд вечно ироничного комика... На самом деле, именно этот взгляд и добил Безариуса; и он, уже не слушая вопли разошедшейся не на шутку Алисы, развернулся и направился к выходу из бара, чувствуя, что еще немного, и ему откажут не только доброжелательность с улыбчивостью, но и способность более-менее здраво мыслить вообще. А идти под суд за убийство, пусть и смягченное «состоянием аффекта», Озу совершенно не хотелось. Как юрист, он лучше прочих знал, когда нужно остановиться. Молодой человек выпрямился, сильно хлопнул дверцей машины и завел мотор. С неудовольствием посмотрел на дрожащие руки и резко тронулся с места. «Черт с ней, — с отчаянием подумал Оз. — Черт с ними обоими. Поеду домой, просто побуду один. И напьюсь. Как скотина». Однако тут он вспомнил, что только сегодня утром купил для Алисы кольцо, — скромное, тонкое, с пусть совсем маленьким, но бриллиантом, — и ему стало совсем худо. «Сегодня я хотел сделать ей предложение. Думал, она обрадуется и, как обычно, будет шумно выражать восторг. Мечтал, как мы вместе поедем к океану: никогда не был на побережье, хотел побывать там именно с ней. Запланировал перевестись в N, где как раз скоро высвобождается вакансия руководителя филиала, которую мне предложили занять — чтобы зарабатывать побольше, чтобы делать карьеру, чтобы она гордилась мной. А сейчас... что делать сейчас? Для чего все это?..» Мысли Безариуса прервались совершенно неожиданно: раздался резкий гудок, и прямо перед собой молодой человек увидел неизвестно откуда взявшийся автомобиль. Взгляд выцепил водителя: мужчина-брюнет, в ужасе вытаращив глаза, судорожно жал на клаксон. «Идиот, — пронеслось в голове Оза, — лучше бы на тормоз нажал». Он резко вывернул руль и ударил по тормозам. Встречный водитель, видимо, тоже сообразил, что тормоз лучше клаксона предотвратит столкновение — или же у него с опозданием включились рефлексы. Автомобиль Безариуса пошел в занос; он почувствовал удар, рывок, и... остановился. Молодой человек осторожно выровнялся на сидении. При столкновении он сильно приложился грудью о рулевое колесо, и сейчас старался восстановить дыхание. Но, стоило ему наклониться вперед, как с громким хлопком выскочила почему-то не сработавшая до того подушка безопасности, и с силой ударила его по носу. Оз вскрикнул и схватился за лицо, ощущая, как из ноздрей вытекает теплая густая жидкость, размазываясь по прижатым к носу пальцам. «Вот зараза, нос расквасила», — подумал он. Как ни странно, злости не было. Наоборот, поднималось какое-то истерическое веселье. Оз пару раз тихо хихикнул для порядка, стараясь прийти в себя. Неожиданно дверцу машины сильно дернули, и испуганный голос с той стороны спросил: — Мистер, с вами все хорошо?.. Боже мой, вы ранены?! Дверь рванули сильнее, и в это раз она поддалась. В открывшийся проем просунулась черноволосая голова, и руки мужчины настойчиво потащили Безариуса наружу. — Да погодите же, — простонал Оз, продолжая хихикать. — Ремни безопасности... Я так не вылезу. Мужчина чертыхнулся, попытался перегнуться через Оза, закрытого подушкой безопасности, не дотянулся до защелки ремня и, потеряв равновесие, обрушился на колени Безариуса. Оз захохотал в голос. Мужчина чертыхнулся уже заковыристее и сдавленно спросил: — Можете сами отстегнуться? — Если вы с меня слезете — то да, — еле выговорил молодой человек. Второй водитель смущенно извинился и задом вылез из машины. Оз отщелкнул ремень и осторожно выбрался следом за ним. Выпрямился, закинул голову вверх и некоторое время постоял так, чтобы унять идущую носом кровь. Потом вынул платок и, вытирая лицо и руки, посмотрел по сторонам, после чего удивленно приподнял бровь и присвистнул: занятый своими невеселыми мыслями, он каким-то совершенно непонятным образом вместо тихого спального района, где снимал квартиру, очутился за городом, на пригородном шоссе. «Ничего себе, как мне хотелось убраться оттуда подальше», — удивился сам себе Безариус и оглянулся на автомобиль, чтобы оценить ущерб. Который, надо сказать, оказался неприятно значительным: все левое крыло старенькой «Тойоты», в которой они так часто целовались с Алисой, а однажды даже занимались любовью, было смято, фара разбита, бампер — расколот, колесо медленно проседало. Второй автомобиль — демократичный «Опель» — перенес столкновение с гораздо меньшими повреждениями, отделавшись практически одними царапинами. «Как это предсказуемо для сегодняшнего дня», — подумал Оз, перестав, наконец, хихикать. Он тяжело вздохнул и повернулся к водителю «Опеля», переминающегося в нерешительности с ноги на ногу. То, что бросалось в глаза сразу — мужчина был очень красив: черные, как вороново крыло слегка вьющиеся волосы были связаны на затылке в коротенький хвост, удивительно правильные черты лица очень интересно гармонировали с чуть раскосым разрезом глаз. Их цвет нельзя было определить сейчас точно: солнце почти село, и на трассу спускались легкие летние сумерки; было только понятно, что они не слишком темные, но и не чересчур светлые. Ростом он был выше Оза примерно на треть головы. Словом, привлекательность этого субъекта зашкаливала. И он кого-то до боли напоминал... Мужчина тем временем чуть наклонился вперед, силясь разглядеть в неверном вечернем свете черты измазанного кровью лица. Вдруг он вздоргнул, а чуть погодя встревожено спросил: — Вы как себя чувствуете? У вас кровь... Оз отмахнулся: — Ерунда, это мне подушка безопасности нос разбила. Безопасность, мать ее, обеспечила... Без нее как-то безопаснее было, честное слово. Он провел ладонью по лицу и, сообразив, что оно все еще не блещет чистотой, повернулся к машине и полез в бардачок за пачкой влажных салфеток. Мужчина облегченно перевел дух, потом достал телефон и принялся набирать номер, одновременно приговаривая: — Ну, как бы то ни было, вам надо в больницу. И полицию надо вызвать: все же машина у вас совсем разбита. Оз, неожиданно для самого себя, перехватил его руку и попросил: — Не нужно в больницу. Ничего серьезного со мной не случилось. А машина... Если вам не принципиально, то я предпочел бы оставить, как есть. Все равно хотел ее менять. Мужчина недоуменно переводил взгляд с телефона на Безариуса. — Но... а как же страховка? — У меня машина старая, — отмахнулся Оз легкомысленно. — По страховке за нее я получу какие-то центы, так что дело того не стоит. А вот вам, конечно... Но я заплачу за ремонт. — А у меня страховка просрочена, — неожиданно признался, чуть покраснев, его собеседник. — Так что не стоит. — О. Они помолчали. Потом Оз, поежившись от незаметно накрывшей их вечерней прохлады, спросил: — Может, вы подбросите меня до города? Я и на своей, конечно, могу доковылять; но так неохота тащиться со скоростью черепахи на пробитом колесе... И эвакуатор тут дожидаться — не самое лучшее времяпрепровождение. Мужчина улыбнулся — как показалось Озу, с облегчением. — Безусловно, подвезу. Только давайте ваш автомобиль к обочине затолкаем. Мешать ведь будет на дороге. — Конечно. Совместными усилиями они дотолкали «Тойоту» до обочины. Затем Оз выгреб из бардачка все бумаги и документы, переложил из багажника в кейс пакет с «джентльменским набором», который возил на случай непредвиденной ночевки вне дома, состоящий из зубной щетки, носков, смены белья и презерватива. Все прочее он оставил на месте. Заперев машину, он позвонил в эвакуационную службу, вызвал эвакуатор и, предупредив, что не будет дожидаться его приезда, попросил выслать уведомление о доставке автомобиля и счет на свой почтовый адрес. После чего с чувством выполненного долга повернулся к водителю «Опеля» и сказал: — Давайте, что ли, познакомимся в таком случае? Нечасто, в конце концов, аварии заканчиваются так мирно и почти бескровно. Меня зовут Оз Безариус; я юрист. Мужчина поспешно протянул руку и смущенно, но с ощутимой радостью в голосе произнес: — Гил Найтрей, инструктор по стрельбе. — Ух ты, — искренне восхитился Оз. — Учите стрелять? Я хотел раньше научиться. Только в школе, пока была такая возможность, больше пакостями интересовался, потом — некому учить было; а когда вырос, времени не стало. Найтрей улыбнулся. — Вы можете как-нибудь прийти ко мне в тир, я вас поучу. Если не заниматься стрельбой всерьез, а так, для удовольствия, то это не будет в тягость. — Ну, сейчас времени у меня станет побольше в любом случае, — помрачнев, ответил Оз, вспомнивший про Алису. Собеседник бросил на него проницательный взгляд, но ничего не сказал — просто кивнул на свою машину. Оз вздохнул, и открыл дверцу возле переднего сидения. До города они доехали быстро. Все это время Оз трещал ни о чем, стараясь заглушить поднявшуюся в душе новую волну горечи. Гил, не отрываясь от дороги, внимательно слушал его, время от времени комментируя сказанное или задавая вопросы. И к концу поездки Оз с удивлением осознал, что чувствует себя рядом с этим практически незнакомым человеком очень... уютно. Поэтому, услышав приглашение выпить вместе, чтобы снять стресс, втайне обрадовался. Кроме того, ему совершенно не хотелось ехать сейчас в пустую квартиру и заниматься самоуспокоением с помощью того же алкоголя, только в полном одиночестве. Они оставили автомобиль Найтрея на платной стоянке и зашли в первый же попавшийся бар, в котором им повезло занять два последних свободных высоких стула у стойки. — Эй, бармен! Два виски! — распорядился Оз. Найтрей протестующе поднял ладонь: — Оз, вы торопитесь. К тому же, я не очень хорошо переношу алкоголь. Вы рискуете унести меня отсюда уже после второго стакана. — Вот как? Ну тогда закажите себе то, что вы предпочитаете, — великодушно разрешил Безариус, снова пришедший в непонятно веселое расположение духа. Хихикнул, увидев бокал пива, заказанный Гилом, и одним махом осушил первый стакан. Найтрей несколько испуганно посмотрел на него и отхлебнул из своего бокала. Оз рассмеялся: — Не переживай... те, Гил. Вам не придется меня выносить. В отличие от вас, я алкоголеустойчивый. Мужчина слегка усмехнулся: — Точно? А то вы как-то странно себя ведете. — Это реакция на стресс, ничего более, — важно объяснил действительно слегка захмелевший Безариус. — А так, я никогда не теряю головы. И он сдержал свое слово. Он прекрасно все помнил и понимал; просто перестал контролировать то, что болтал его язык. А тот пошел вразнос. Сначала Оз с удивлением осознал, что рассказывает Гилу все жизненные байки своих школьных лет; а поскольку в школе он был заводилой, таких баек набралось очень и очень много. Потом рассказал грустную историю сегодняшнего вечера, и даже показал купленное Алисе кольцо. Потом он решил выбросить это кольцо, и Гил только путем долгих уговоров вернул его в коробочку. Заинтересованные зеваки, сбежавшиеся на рекламные выкрики Безариуса, разочарованно повздыхали и разошлись. Потом он предложил перейти на «ты». А еще потом — решил спеть песню. Он как раз целеустремленно карабкался на подмостки для музыкантов в углу, когда Гил сгреб его в охапку и, пошатываясь, потащил на выход. Оз помнил, что при этом он все же пел; и даже сорвал аплодисменты. Но упрямый Гил не захотел дать ему возможность пожать лавры: выволок за порог, вызвал такси и спросил: — Тебя куда везти? Голова Оза четко выдала адрес его квартиры; а язык безапелляционно заявил: — К тебе! И, что самое удивительное, Гил так и сделал. По дороге глаза Оза стали немилосердно слипаться, и он, прижавшись к теплому боку Найтрея, совершенно незаметно для себя провалился в сон. Последним, что он запомнил, было смутное ощущение сильной руки, осторожно приобнимающей его за плечи. Оз проснулся от ощущения прикосновений к своим губам чужих губ: осторожных, ласковых, исследующих. Это точно не были губы Алисы: за те два года, которые они были вместе, он успел изучить каждый их изгиб, вкус, плотность кожи, запомнить несколько агрессивную манеру поцелуя. Сейчас все было иначе, незнакомо. Но ощущения были, безусловно, приятными. Все еще пребывая в полусне, Безариус вздохнул, чувствуя, как начинает быстрее стучать сердце; и, воспользовавшись тем, что его губы приоткрылись, к нему в рот скользнул чей-то язык. Он осторожно коснулся его зубов, провел по внутренней стороне верхней губы; потом, изменив положение, переключился на нижнюю... Лизание сменяло посасывание, за ним последовали нежные покусывания, и Оз, очень скоро возбудившись, тихо застонал в ласкающий рот, приоткрыл глаза — и тут же вытаращился: человеком, который так самозабвенно целовал его, оказался Гил Найтрей. Найтрей прикрыл глаза и, нависая так, что его сейчас распущенные волосы легко касались щек Оза, умело, но вместе с тем осторожно и потрясающе нежно изучал рот Безариуса. Некоторое время Оз лежал неподвижно, наблюдая за Найтреем, и снова поймав себя на мысли, что тот ему кого-то напоминает. Потом неожиданно поймал зубами губу визави и чувствительно прикусил ее. Гил дернулся и открыл глаза. От неожиданности Оз едва не выпустил его: цвет глаз оказался совершенно необычным — золотисто-карим, теплым, как светлый морской янтарь. С минуту они просто смотрели друг на друга: Оз — выжидающе, Гил — испуганно. Потом Оз разжал зубы и осведомился: — Ну, и что это было? Найтрей отпрянул, выпрямился и забормотал: — Я... ну... не знаю, что на меня нашло... Прости меня... Я... сейчас уйду, не переживай... — Вообще-то это твоя квартира, — напомнил ему Оз совершенно хладнокровно, даже не изменив позы. Мысли в голове наконец очнулись от летаргии и начали, скрипя, выстраивать привычные логические цепочки, благополучно отключенные вчера всеми свалившимися на Безариуса стрессами. Гил беспомощно взглянул на него, как-то трагически заломив брови. В лицо ему ударил свет утреннего солнца, мягко высветлил черты... и Оз задохнулся, наконец узнавая: — Ги-илберт?! Это... вы? Перед глазами мгновенно пролетели многие сцены из школьного прошлого, в том числе и те, которые он воодушевленно пересказывал вчера Найтрею. В которых фигурировал и сам Найтрей, как оказалось. В качестве молодого учителя-практиканта, преподававшего физическую культуру и военную подготовку в старших классах. Оз смотрел на окончательно поникшего мужчину, а мозг его лихорадочно складывал последние кусочки паззла. Этот учитель приходил к ним несколько раз, но ненадолго, именно на практику. И совсем неудивительно, что он не вспомнил его фамилию; все учащиеся звали его просто по имени — из-за молодости и в целом мягкого, хоть и замкнутого характера. К самому Озу учитель относился терпеливо, чем тот с удовольствием пользовался, устраивая периодически на его уроках всякие развлекательные действа. Впрочем, вполне безобидные — провернуть что-то действительно серьезное мешала совесть, которая у Безариуса, хоть и в критически малом количестве, но все же имелась. Потом Гилберт куда-то пропал, и Оз практически позабыл о нем, вспоминая только в связи со школьными проделками. «И неудивительно, — мелькнуло у него в голове, — что я вдруг начал ему рассказывать те школьные истории. Подсознание узнало его быстрее, чем я сам». Он приподнялся на локте, дернул кусающего губы Найтрея за рукав и приказал: — Рассказывай, как ты дошел до жизни такой. Гилберт вскинул голову и растерянно переспросил: — До какой? Оз, загибая пальцы, принялся перечислять: — Во-первых, узнал меня — еще там, на дороге — и не признался; во-вторых, соврал про страховку — она ведь у тебя в порядке, так? Гил, мучительно покраснев, кивнул. Оз удовлетворенно улыбнулся и продолжил: — В-третьих, решил меня напоить… интересно, зачем, кстати? — Я не решил, — слабо запротестовал Гилберт, — ты сам напился! — Ну, да, — усмехнулся Оз. — Но инициатива-то исходила от тебя. И сам ты крепкую выпивку так и не взял, следовательно, стремился сохранить более-менее ясную голову. Признаешься? Нет?.. Ладно, продолжим. В-четвертых, ты обнимал меня в машине; и не дергайся, я предупреждал тебя, что голова у меня работает отлично всегда, даже если язык и порет всякую чушь. Ну и в-пятых, ты меня целовал... вот прямо сейчас. С ума сойти, конечно, как классно целовал; но — тем не менее. И теперь я повторяю вопрос: как ты пришел к этому? Оз чуть наклонил голову к плечу и проникновенно добавил: — Не смущайся, облегчи душу. Юристу, как и священнику, нужно рассказывать все. Гилберт уткнулся в ладони и коротко рассмеялся. Потом вскинул на Оза потемневшие глаза. Безариус невольно поежился: столько в них было обреченности и вместе с тем решимости. Найтрей глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и на одном дыхании выпалил: — Ялюблютебя!.. Озу показалось, что он ослышался. — Что, прости? — переспросил он озадаченно. Гилберт выдохнул и медленно, с расстановкой, повторил: — Я. Люблю. Тебя. Оз моргнул. Потом моргнул еще раз. Сглотнул и впился взглядом в лицо Гилберта. Тот смотрел ему прямо в глаза, все так же обреченно и отчаянно. Вся его поза, каждая черточка лица говорила об искренности сказанного. Он, правда, говорил то, что думал. И даже не надеялся, что все может разрешиться благополучно. — Но... как это возможно? — недоуменно спросил Оз. — Мы не виделись почти семь лет. Какие чувства могли сохраниться за такой промежуток времени? Это нереально. Ты придумываешь себе эту любовь, и... Найтрей вдруг выпрямился, его глаза гневно блеснули. — Не рассказывай мне, что я чувствую, — тихо, но очень твердо произнес он. — Я лучше, чем кто-либо еще, знаю, как опасно себе врать по этому поводу. Он опять отвернулся, так, что Оз теперь видел только его четко очерченный профиль. Однако говорить не перестал. Голос его звучал теперь глухо, устало: — Я влюбился в тебя сразу, с первого взгляда. Ты был такой... Светлый, яркий, непосредственный... притягательный. Каждый раз, когда я видел тебя на своих уроках, мне хотелось не обучать надевать противогаз или показывать стойку на брусьях, а прижать к себе, обнять... Хотелось, чтобы тебе всегда было хорошо и спокойно. Ты баловался, а я даже наказать тебя не мог; да и не хотел, если уж честно. Время шло, и я вдруг понял, что попал по-настоящему: в фантазиях мне уже мало было просто быть с тобой рядом. Я начал представлять, как целую тебя, обнимаю, провожу руками по твоему телу... Мне стало сложно контролировать себя в твоем присуствии. Я... испугался: запасть на юношу, своего ученика, несовершеннолетнего... Даже не знаю, чего я испугался больше. И я попросил на последнюю практику перевести меня в другую школу. Я говорил себе, что это просто влюбленность. Убеждал себя, что, стоит пропасть из виду объекту моего вожделения, как все чувства сойдут на нет. Я еще не знал, как я был неправ. Гилберт помолчал, а потом неожиданно заявил: — Ты мне снился все это время — все семь лет. Я пытался избавиться от этого наваждения всеми способами, какие только знал: встречался с женщинами и мужчинами; с похожими на тебя и отличающимися, как небо от земли. Но... ничего не помогало. А вчера я возвращался из N. Я отчаялся, и решил, что, возможно, если я перееду, что-то наконец изменится. Вчера я подписал бумаги на покупку квартиры, а потом ехал сюда и думал, что на этом с жизнью, где есть ты, покончено навсегда. И вдруг мне навстречу выскочила машина. У меня чуть сердце не разорвалось: подумал, что Бог и правда меня услышал, и послал такое вот... окончание моей жизни — без тебя. А потом... я узнал тебя, Оз. Я, правда, сначала подумал, что обознался. Ты... так вырос. Стал таким красивым. Но твои глаза... их я узнал бы везде, всегда. Сначала мне хотелось только сбежать от тебя подальше. Но когда ты предложил обойтись без полиции и попросил подвезти... Я подумал, что мне дается шанс попрощаться с тобой так, чтобы ты и не узнал ни о чем. Я обманывал себя, думая, что мне будет легче, если проведу всего один вечер рядом с тобой. Потому и пригласил тебя выпить. Потому и старался не напиться — чтобы полностью насладится минутами, о которых еще недавно и мечтать не смел. А когда ты заявил, что хочешь ехать ко мне... Мне просто крышу сорвало. Я на минуту... нет, на секунду поверил, что ты... можешь быть ко мне небезразличен. И... Он задохнулся. Немного помолчал, успокаиваясь, и продолжил: — Я смотрел на тебя всю ночь. Как дурак сидел и смотрел, как ты дышишь, как улыбаешься чему-то... и под утро просто не смог удержаться. Это было выше меня. Прости. Хотя… знаешь, на самом деле я не жалею, что поцеловал тебя — пусть даже так. Я ошибался, конечно, когда думал, что смогу забыть тебя; особенно теперь. Зато у меня будет хотя бы одно воспоминание, в котором я целую тебя по-настоящему, не в воображении... Гилберт опять замолчал, сильно сжав зубы. Под его скулам явственно двигались желваки. Оз тоже молчал. Он был глубоко тронут тем, что сказал ему сейчас Гил — несмотря на то, что его обманули и в каком-то смысле использовали. Но это был обман с совсем другими мотивами и целью, чем, например, обман Алисы, которая использовала его все это время как запасной аэродром. И, опять же совершенно неожиданно для себя, Оз решился. Он сел на кровати, подобрался поближе к Гилберту и крепко обнял его со спины. Найтрей вздрогнул всем телом. — Оз?.. Что ты... — Решил оставить тебе на память гораздо более интересные воспоминания, чем поцелуй с беспамятным мной, — промурлыкал Оз и лизнул чувствительную кожу за ухом обалдевшего Гилберта. — Что?! Но... ты не должен... — Тш-ш-ш, ти-хо. А то передумаю, — пригрозил Оз и добавил: — Но учти: снизу я не буду, понял? — По... понял, — едва выговорил Гилберт. Оз удовлетворенно кивнул: — Ну, вот и договорились. С этими словами Оз соскользнул с кровати, ловко оседлал бедра Найтрея и впился в его рот глубоким поцелуем. С минуту Гилберт приходил в себя, а потом начал отвечать так страстно, что из головы Оза напрочь вылетели все еще оставшиеся мысли. С этого момента все заполнили только действия и ощущения: лихорадочное сдергивание одежды, легкие укусы и зализывания оставленных следов, стоны и вскрики, ответные ласки... Гилберт отдавался ему весь — так, как (жаль, что он понял это только сейчас) никогда не отдавалась ему Алиса, все время будто хранившая себя для чего-то большего. Ласкать мужчину было очень непривычно: под руки все время попадались не самые характерные для женщины части тела, да и само тело было совсем другим — мускулистым, крепким, поджарым; но Оз, будучи достаточно свободомыслящим человеком, не испытывал при этом особого дискомфорта. Более того, глядя на задыхающегося от страсти Гилберта, абсолютно потерявшего контроль над собой, он завелся так, как не всегда получалось с женщинами. С той же Алисой, например. Когда дело дошло до главного, Оз мысленно похвалил себя за свою привычку интересоваться всем хотя бы в теории. Вспомнив все, что когда-либо читал об анальном сексе, он тщательно подготовил Гила и осторожно, как можно более нежно вошел в него. Найтрей откровенно стонал, даже не пытаясь сдерживаться, полностью раскрываясь, отдаваясь целиком, до конца, и Оз, внезапно пронзенный каким-то странным щемящим чувством, ласково коснулся губ Гилберта легким поцелуем. Потом задвигался в нем: сначала потихоньку, потом все быстрее, вбиваясь в самую глубину. Все это продолжалось не так уж долго: они оба были слишком возбуждены и взбудоражены спонтанностью происходящего. Чувствуя, что подходит к пику наслаждения, Оз обхватил член Гила ладонью и начал быстро двигать рукой, сильно потирая мокрую от смазки головку. Гилберт хрипло вскрикнул, выгнулся под ним и бурно кончил, выплескивая себе на живот белесые струйки спермы. Глядя на него и чувствуя, как от страсти и еще чего-то — нежного, необычного — окончательно сносит крышу, Оз сделал несколько последних движений бедрами и со стоном излился внутрь сжимающегося в оргазме тела. Пока Оз приводил себя в порядок — принимал душ, одевался и собирался, — Гилберт не проронил ни слова: не пытался ни просить, ни убеждать, ни останавливать. Он сидел на кровати: растрепанный, со следами от зубов и губ Оза на теле, и только смотрел на него с благодарностью и тоской. Уже стоя на пороге, Безариус вдруг обернулся и небрежно сказал: — Я тут подумал... Ты ведь сказал, что перебираешься в N на днях? Через месяц я туда перевожусь по работе — в другой филиал, на новую должность... и у меня появится время вечерами. Твое предложение по обучению стрельбе остается в силе? Глаза Гилберта вспыхнули такой исступленной надеждой, что Озу стало жарко; к горлу подкатил комок. Найтрей сделал шаг к нему и неверяще прошептал: — Оз... я... — Только не нужно необоснованных ожиданий, ладно? — быстро проговорил Безариус, стараясь справиться с непонятным волнением. — Это никого ни к чему не обязывает; я просто хочу продолжить знакомство. А там... там видно будет. Согласен? — Конечно, — со счастливой улыбкой, словно солнце осветившей его лицо, ответил Гил. — Конечно, согласен. — Тогда вот мой телефон, — Оз достал из кармана визитку и положил на стол. — Позвони мне, как обустроишься. Хочу знать, что у моего учителя стрельбы все идет по плану. Пока! Он махнул рукой на прощание и перешагнул через порог, чувствуя странную легкость. И вопрос: «Для чего все это?» больше его не тревожил.