***
Депутат Облдумы Крошин не стеснялся обращаться к Павлу Овчинникову с деликатными просьбами. Он затем и пристроил зятя, которого в душе недолюбливал за гонор и ехидство, в городскую администрацию. Это было и удобно, и выгодно. Удобно — потому что можно было присматривать за строптивым родственничком, выгодно — потому что иметь своего человека в управлении финансов экономически целесообразно. В этот раз Крошину требовалось выгулять московского чиновника — да так, чтобы тот продвинул кого надо. Самому Крошину в его шестьдесят гулять было сложно из-за гипертонии и неукротимого нрава супруги, которая разрушала мозг почище любого криза, поэтому он инструктировал молодого Овчинникова: — Кристину ему дай. Или эту, как её, Снежану. — Крошин пульнул по столу толстую денежную пачку. — А лучше обеих. Сделай всё, чтобы удовлетворить его. Я с ним финансовые вопросы порешал, но нужно его ухайдокать — до самолёта. Чтобы в дрова. И чтобы никто другой его не перехватил. В «Парус» его свози. — Когда самолёт? Сегодня вечером? — Завтра утром. — Виктор Сергеевич, Алёна очень нервничает. Она тяжело переносит, когда я дома не ночую. — Паша, мне-то можешь не чесать! Плевать тебе на Алёнку. Как она тебя терпит? — Скажите, пусть разведётся. — Думаешь, я не говорил? — Крошин тяжело выбрался из массивного кожаного кресла и навис над Павлом: — В общем, головой отвечаешь за Василия Васильевича. А Алёнке я позвоню, придумаю что-нибудь. Иди. Утром отзвонишься, когда погрузишь москвича в самолёт. — Понял. Павел привёз Василия Васильевича в «Парус» — спа-центр за городом. Спа в их небольшом, но ни разу не бедном провинциальном городе означает: бассейны, зимний сад, боулинг-бильярд, баня, массаж и бордель под одной крышей. Очень удобно и всегда пользуется спросом. Вася нормальным мужиком оказался. Около пятидесяти, в хорошей форме и острый на язык. Сразу же честно высказал, что думает о пронырливом Крошине. Себя тоже не пощадил, шепнул Павлу в ухо: — Но деньги-то я от твоего тестя взял, правильно? Значит, я — не лучше. Потом скинул пиджак и грубо сорвал галстук, будто избавляясь от удавки: — Душа требует водки и девок. Охота так нажраться и наебаться, чтобы только в Шереметьево очнуться. Организуешь? Васино желание до деталей совпадало с планом Крошина. — Легко. Раздевайся. Девочки уже ждали за накрытым у бассейна столом. Пальмы в кадках, искусственная волна. Вездесущий запах хлора. Павел ненавидел эти пьянки. Пунцовые морды, изредка вызывающие симпатию или сочувствие, но чаще — омерзение и презрение, которые неизменно в процессе оргии оборачивались ненавистью к самому себе и приводили к суровому запою и чудовищному похмелью наутро. В этот раз клиент Павлу понравился — честностью и прямотой. И тем, что кровожадный зверёк, которого носил за пазухой Павел, явно был близким родственником того, что покусывал Васю. Спарты давно нет, а лисята под рубашкой едва ли не у каждого. И в чём смысл? Павел подливал водку и следил, чтобы официанты вовремя меняли блюда. Светленькая Кристина и рыжая Снежана идеально работали в паре. Павел засмотрелся на Кристину: её длинные белокурые локоны вызывали воспоминания о чудаковатом парне с ямочкой на подбородке. За последнюю неделю Павел не единожды мысленно возвращался к короткому эпизоду с участием Георгия Баранова, испытывая при этом странные ощущения. Неправильные. Он почему-то больше жалел Баранова, чем вожделел. Кристина профессионально почувствовала интерес во взгляде Павла. Подсела рядом, когда отстрелялась, оставив неутомимому москвичу свою подружку. Предложила: — Паш, я знаю, ты нас для него пригласил, — кивнула на закрытую дверь комнаты отдыха, из-за которой доносились весёлые вопли Снежаны, — но если хочешь, я могу с тобой бесплатно. Она была нереально хороша в белом микроскопическом купальнике, оттенявшим яркий искусственный загар. Павел расслабленно улыбнулся: — Крис, ты каждый раз предлагаешь секс. Тебе не надоело? — Нет. Так что? — Не хочу. От бескорыстного желания Кристины всегда теплело внутри. — Ноги давай. Радостно взвизгнув, Кристина взмахнула бесконечными ногами и сложила их на коленях Павла. Разминая маленькую девичью стопу, он поинтересовался: — Ты почему учиться никуда не поехала? Ты же не дура. — Я хотела на исторический, — Кристина морщилась и постанывала от удовольствия, — но родители против. Говорят, в общаге сопьёшься, истаскаешься… — А тут не истаскаешься? — Так им же не объяснишь. Я тут быстрее истаскаюсь и сопьюсь, чем если бы училась. Я историю люблю. До сих пор в школу к историчке захожу, мы чай пьём с конфетами… Кристину Павел тоже жалел, и это тоже было неправильно. — Давай выпьем, пока наш клиент занят. Достало всё.***
На исходе ночи Павел с Васей курили на крыльце зала отправления. Оба дрожали от холода. Под ногами хрустел ледок. Бабье лето ушло из города внезапно и окончательно. Павел достал из кармана несколько шкаликов коньяка и отсыпал Васе: — Держи. Тебе в бизнес-классе дадут, но НЗ всегда греет. — Павлик… Павлик ты мой хороший! Что ты тут делаешь, с этим крокодилом? — Не надо так! Я на его дочке женат. — Приезжай ко мне. Я тебе помогу, — Вася зашатался, пытаясь приобнять нового друга. — Ты же молодой пацан, ты же пропадёшь тут… Без меня… Ты знаешь, кто я? Обычный пьяный базар. Предпоследняя стадия опьянения. С последней будут разбираться бортпроводницы. Из тёмной берёзовой аллеи, освещённой редкими фонарями, вышел дворник в оранжевом жилете и с лопатой в руках. Павел заметил его не сразу. Только когда дворник кинулся к крыльцу, опасно размахивая лопатой: — Павел Петрович! Павел Петрович! Из-под шерстяной шапки, надвинутой на лоб, выбивались светлые колечки волос. У Павла не было никакой охоты общаться с вооружённым Барановым, поэтому он быстро развернул Васю в сторону стеклянных дверей: — Нам пора. Третий звонок прозвенел. Когда через час Павел вышел из здания аэропорта, Гоша ждал на крыльце. Уже без шапки и орудий труда. Светало. — Доброе утро, Павел Петрович! Вы меня помните? Павел поёжился, кутаясь в пальто и выискивая глазами водителя служебной машины. Гоша аккуратно переместился под траекторию его взгляда, закрывая обзор оранжевой грудью. Павел перевёл взгляд на свежеутреннего Гошу. По-прежнему красив. — Какое нахрен доброе утро? Я ещё не спал сегодня, — демонстративно зевнул. — Можно я с вами поеду? — А кто лопатой будет махать? — Аиша. — Какая нахрен… Нет, ты со мной не поедешь. Пропусти, я тороплюсь. — Вы всегда торопитесь. Мы можем здесь, — Гоша указал куда-то в сторону аэропорта. — Где? — заинтересовался Павел. — Где хотите. В комнате отдыха лётного состава, в гостинице для экипажей, в административных помещениях. Там раньше восьми никто не появится, — Гоша погремел внушительной связкой ключей. — Ничего себе ты размахнулся. Да тебя уволят! — Не уволят. Пойдёмте? — Слушай. Тот раз был случайностью. Ты хороший парень и всё такое, но я не трахаюсь в подсобках. Вообще не трахаюсь… с дворниками. Блядь. Жора, ты ведь тоже не трахаешься, тебе больно. Нафига всё это? Пропусти меня, не надоедай. Это неприлично. — Я скучал по вас… По вам. — Извини. Ничем не могу помочь. — Павел обогнул застывшего Гошу и припустил к машине, скользя по обледенелому тротуару. Он уже не дрожал — его колотило. И даже когда он согрелся в тёплом салоне, когда вернулся домой и тихо, чтобы не разбудить жену и дочку, пробрался в ванную, колотун никак не унимался.