Безусловная любовь

Каждый брутальный альфа брутален по-своему. Стоит взглянуть на него, и сразу становится понятно, кто перед тобой — настоящий самец или только бета, которого природа наделила способностью к воспроизводству. С омегами дела обстоят гораздо хуже, причем намного. Стоит этакое чудо перед тобой — тонкое, хрупкое, изящное до невероятности, пахнущее так, что крышу сносит на раз, хлопает пушистыми ресницами, мило улыбается чуть пухлыми губками — и не знаешь, кто перед тобой — девственник или давалка, последняя шлюха. А главное непонятно, есть ли что-то у них там за ресницами или только одна извилина с желанием потрахаться и все? А что? Можно и потрахаться, когда предлагают себя вот так нагло, выставляя все свои прелести напоказ или наоборот скрывая их за мешковатой одеждой. Ирвин отодвинул рукой Марика, пытаясь пройти по проходу к своему «законному» месту в аудитории. Он всегда садился за последний стол того ряда, что у окна, и менять свои привычки не собирался только потому, что ему нечто перегородило дорогу. — Ну-ну, не так грубо, — вскинулся тот. Ирвин презрительно глянул на это размалеванное чучело, постоянно встававшее у него на пути, — он ему еще будет указывать, как альфа, настоящий альфа, должен себя вести с такими. Он даже не смог подобрать слово, чтобы охарактеризовать омегу, стоявшего перед ним. На улице Ирвин даже не посмотрел бы в его сторону, а тут, поди ж ты, одногруппник. Приходилось терпеть его желание привлечь внимание и даже иногда с ним разговаривать. Но спрашивается, о чем можно с таким поговорить? Ведь весь его облик был направлен на то, чтобы соблазнять и завлекать. Посудите сами. Губы накрашены малиновой помадой, будешь целовать его, перепачкаешься весь, пока до рта доберешься. Черные, довольно длинные волосы залакированы в острые перья, торчат, как иголки у ежа, захочешь погладить - уколешься. Глаз вообще не видно — радужку скрывали ядовито-зеленые линзы, на ресницах тонны туши. И мэйкап в пол-лица, от темно-фиолетового до черного цвета. Ногти, покрытые ядовито-красным лаком, как когти у хищного зверя. И одежда — кричащая, зазывающая. Джинсы невероятно узкие, обтягивающие, держатся только на члене, майка, наоборот, открывает все, что можно открыть, хотя ее призвание скрывать. Но он, видимо, считает, что это красиво и сексуально, когда проколот пупок и вставлена напоказ просто огромная штанга. Довершает "сексуальный" образ, на который плеваться хотелось, такая же коротенькая кожаная черная курточка с какими-то цепочками, заклепками и прочей блестящей мишурой. В ушах серьги до плеч. Тьфу. И прочее, прочее, прочее. Нет, если ему, Ирвину, и понравится кто-то, то не это чучело во всяком случае, которое всегда, как специально всегда садилось прямо перед ним, своим ежиком закрывая обзор. — Господа! В аудиторию влетел староста группы и, встав у доски, поднял руки вверх, требуя тишины. — Господа, — повторил он довольно громко, когда все повернулись в его сторону, — на доске объявлений старое расписание, это, во-первых. А во-вторых, с этого года из нас сформируют другие группы по специальностям, согласно заявлениям, поданным в конце прошлого года. И более того, я больше не ваш староста. Третьекурсники загалдели, зашумели, мол, они пришли на занятия, а деканат их лишает в самый первый день после летних каникул возможности приобщиться к знаниям. Еще они остались и без руководства. Ирвин раздраженно рванул рюкзак, закинул его за спину, оттолкнул Марика, снова вставшего у него на пути, и выскочил из аудитории. Стоило тащиться через весь город в универ ни свет, ни заря, чтобы выслушать объявление, что занятий сегодня не будет? Он догнал старосту, теперь уже бывшего своего старосту, и взял его за плечо. — Вопрос о твоем заселении в общежитие решается, — ответил тот сразу и попытался снова исчезнуть, но Ирвин продолжал крепко сжимать его куртку пальцами. — Пойми, — продолжал оправдываться староста, — тебе не просто нужно место в общежитии, а обязательно на половине альф. А у нас за прошлый год отчислились одни омеги. Не поверишь — ни один альфа не ушел. — Поверю, — спокойно сказал Ирвин, отпустил куртку и даже расправил ее на плече. Он сам работал в конце года в стипендиальной комиссии и знал, средний балл среди альф невероятно высок. — Неужели нельзя найти хоть какой-то уголок, чтобы поставить еще одну кровать? — спросил он грустно. — Мест не хватает даже для иногородних, — тихо ответил староста, понуро опустив голову. — А третьекурсники по правилам уже должны жить по трое. Я поговорю, может, у первого или второго курса есть комнаты, где живут по трое, а не по четверо. — Поговори уж, — попросил Ирвин. — Мне тяжело теперь будет совмещать работу и учебу, чтобы оплачивать съемную квартиру. Староста кивнул головой — он и сам прекрасно понимал, что у них и практика начинается, и специализация. Пары теперь будут даже по вечерам. Где такую работу найдешь — когда есть время, пришел, нет, ну и нет тебя на работе? А Ирвину не положено место в общежитии, так как он из пригорода. А что этот пригород за тыщу верст, формально не делало его иногородним. — А ты найди себе напарника, — вдруг встрепенулся староста, — снимите с ним квартирку поближе к универу. У меня есть знакомые риэлторы, помогут подобрать, чтобы и не дорого, и по линии общественного транспорта. — Сколько? — спросил Ирвин. — Вот это уже деловой разговор, — осклабился староста. — Мне пять тыщ, а за подбор квартиры заплатишь по таксе в агентство, примерно месячная стоимость жилья. Ирвин вздохнул и… согласился. Уж больно его квартирная хозяйка цену с этого года взвинтила… — Добрый день! В лабораторию вошел — Ирвин даже задохнулся — невероятно красивый омега. Он лукаво улыбнулся, кинул многозначительный взгляд синих глаз из-под пушистых ресниц на Ирвина и остановился возле одного из столов с оборудованием. Элегантные светлые брючки, выгодно подчеркивающие его стройные ноги, приталенный пиджачок, застегнутый на одинокую пуговицу на узкой талии, тонкий кремовый свитерок под ним, шелк черных волос, рассыпанный по плечам, тоненькая обводка вокруг выразительных глаз, розовая помада на чувственных губах, на аккуратных ноготках длинных пальцев розовый лак в тон губной помаде и никаких побрякушек — вот он идеальный образ настоящего омеги. Интересно, в какой группе он учился до специализации? Ирвин постарался отвлечься, чтобы не пялиться на новенького. Вот сейчас подойдут преподаватели, которые будут вести у них лабы, попросят разбиться на пары, выдадут описания работ. Все, впрочем, уже так и стояли, как дети в детском саду в ожидании прогулки. И только Ирвину пары не хватило. И вдруг такой сюрприз. — Вы один? — новенький, смутно напоминавший кого-то, подошел к Ирвину и обдал сладковатым запахом. Ирвин кивнул головой и судорожно сглотнул. — Тогда будем лабы делать вместе? Я тоже один, — омега облизнул красивые слегка напомаженные губы. Ирвин отвернулся, чтобы не видеть таких соблазнительных губ... — А вы в какой комнате живете? — омега, изящно наклонив головку, слегка высунул язык от напряжения, пытаясь отвернуть никак не поддающуюся рукоятку. — Я снимаю квартиру, — отозвался Ирвин. Он легонько прикоснулся к его руке, мол, позволь мне, я все же альфа. Омега пробежался пальчиками по руке Ирвина, заставив его вздрогнуть, пока тот пытался справиться с неподдающимся прибором. — И зачем они нас на таком старье заставляют работать? — проворчал он недовольно. Прикипевшая рукоятка и ему поддалась с трудом. — Чтобы понять принцип действия прибора. Возле их стола остановился преподаватель и внимательно наблюдал за манипуляциями. — На следующем занятии вы мне подробненько расскажете, как он работает, отчитаетесь, и только потом я разрешу перейти к следующей работе. — А почему вы снимаете квартиру? — продолжил выспрашивать омега, когда преподаватель от них отошел. — Место третий год все не могут дать в общежитии. Я не считаюсь иногородним, — вздохнул Ирвин. — Я тоже, — вздохнул омега. — Вот, подыскиваю себе напарника, чтобы дешевле было. Но где его найдешь? Все омеги давно обеспечены местами в общежитии. А мне все только обещают. В этом году мотивация была, ну просто смехотворная, мол, с этого года третьекурсники будут жить по трое в комнатах, а не по четверо, как было раньше. Места для вас нет. Ирвин понимающе кивнул. Ему тоже по этой же причине не дали общежитие. — Я бы смог стать вашим напарником, — ответил он. — Но как посмотрят на то, что альфа и омега снимают одну квартиру на двоих? Тоже подыскиваю и жилье, и напарника. — А мы не станем никому докладывать, — заговорщицким шепотом ответил ему омега. На том и порешили, что буквально уже сегодня Ирвин соберет свой нехитрый скарб, объяснится с хозяйкой и переберется в снятую напарником квартиру недалеко от университета. Тот даже готов подождать с возмещением оплаты до конца месяца, так как все равно уже уплачено… Ирвин никогда бы не мог подумать, что так тяжело жить с посторонним ему, в общем-то, человеком, пусть и в разных комнатах. Его невероятно симпатичный напарник разбрасывал одуряюще пахнущие вещи по квартире, словно пытался его спровоцировать. Приходил по вечерам поздно. Ирвин, конечно, ему не нянька, но все равно волновался и переживал за него. По утрам омега вставал поздно, успевал только умыться, проглотить с виноватым видом завтрак, который приготовил для них двоих Ирвин, и, не дожидаясь его, исчезал за дверью. Ирвин каждый раз, убирая со стола и моя посуду, решал, что он обязательно узнает и имя, и фамилию своего напарника, как только будут лабы, на других занятиях он с ним почему-то не пересекался. Но каждый раз об этом благополучно забывал, как только те начинались — его напарник невероятно красивый умно и рассудительно докладывал, как работает тот или иной прибор, получал похвалу от преподавателя, который Ирвину посылал лишь суровый взгляд. Им ставили зачет, выдавали следующую работу и оставляли на шесть часов практически наедине. Какие тут расспросы, свое бы имя не забыть. — Ты бы стихи что ли почитал, — попросил как-то омега, припаивая отпавший проводок. — Не умею, — огрызнулся Ирвин, — анекдоты травить могу. — Трави, — милостиво разрешил тот и приоткрыл губы от напряжения, высунув кончик розового языка. Ирвин сглотнул слюну и отвернулся. Какие тут анекдоты, когда хочется сгрести его в охапку и зацеловать до смерти… Хорошо, что после лаб других пар обычно не было. Ирвина бесконечно раздражал приставучий, как репей, Марик, который обязательно вставал у него на пути, когда он шел на свое законное место. И что чучелку от него надо?.. Напарник опять пришел поздно. Ирвин выключил свет и прошлепал босыми ногами к кровати. Можно и поспать. Он только задремал, как почувствовал, что к нему под одеяло кто-то залез. — Спишь? — прошептал напарник. — Уже нет, — ошалело отозвался Ирвин, чувствуя, как его обволакивает и накрывает запах течного омеги. — Помоги мне, — прошептал тот в губы Ирвину, и потерся об его бедро своим возбужденным членом. — Как я тебе могу помочь? — не понял он его. — Ты что, совсем дурной? — разозлился омега. — Трахни меня, не видишь, я изнемогаю. — Может, не надо? — Ирвин, с одной стороны, хотел этого и сам, а с другой стороны боялся, как бы аморалку не приписали. Последнее время из универа за это не выгоняли, ну а вдруг этот от него понесет. А жениться он пока не собирался. Во-первых, не влюблен, во-вторых, универ окончить надо, в-третьих, жилья своего нет, в-четвертых… Он мог бы перечислять и перечислять. — Я как-то не так представлял наши с тобой отношения, — разочарованно произнес Ирвин. — Ну, как знаешь, — ответил омега и вылез из кровати. Спустя несколько минут Ирвин услышал, как хлопнула входная дверь. Он уселся на кровати и стукнул себя по коленям. Ну, не идиот ли он? Парень ушел искать секса на стороне, а мог получить его дома, причем от почти влюбленного в него альфы. Сна уже не было. Теперь он точно не заснет, пока тот домой не вернется. Ирвин поднялся, натянул на обнаженный торс футболку и прошлепал на кухню. Стоит выпить ромашкового чая с валерианой, чтобы немного успокоиться… Входная дверь с грохотом распахнулась, а потом с не меньшим грохотом закрылась. По звукам, доносившимся из коридора, чувствовалось, что в квартиру ввалился неимоверно пьяный человек. Ирвин поднялся с табурета и пошел к своему напарнику. Сейчас он поможет ему раздеться, уложит в постель, а утром выскажет все, что он о его поведении думает. Ирвин повернул выключатель и ошалело замер на пороге — вместо его напарника, привалившись спиной к двери и пьяно улыбаясь, сидел Марик во всей своей мерзкой «красоте» — малиновая помада была размазана, тушь потекла, мэйкап смазан, длинные ногти обломаны. — Что ты здесь делаешь? — спросил Ирвин, помахав перед своим лицом рукой, пытаясь прогнать видение. — Живу я тут, — произнес Марик заплетающимся языком голосом напарника. — Не нравлюсь, да? Конечно, тебе понравился тот, другой, но ты его тоже выгнал из своей постели. — А, может, ты вовсе и не альфа? — Марик покачал рукой с вытянутым пальцем перед своим лицом. — А? Ирвин, не говоря ничего, поднял чучелко с пола и понес в сторону ванны. Его чуткий нос уловил, что тот провонял дешевым алкоголем и сигаретами, но не другим альфой. Он безжалостно стащил с него джинсы с нижним бельем вместе, куртку, майчонку, которая даже до пупка не доходила. И бережно опустил в ванную. Марик зевнул, сжался в комок и прикемарил. Ирвин долго настраивал воду как самому себе, затем смыл его неизменный ежик на голове, волосы, лишившись лака, рассыпались мокрым шелком по плечам. Стараясь не сделать ему больно, осторожно отмывал лицо спящего от его безобразного мэйкапа и помады. Каково было его удивление, что все металлические побрякушки на теле Марика были клипсами: ни одной дырки, ни одного прокола, ни в пупке, ни на губе, ни на брови. И даже в ушах дырок не было. Ирвин завернул в свое большое самое любимое полотенце спящего Марика и понес к себе в комнату. Завтра тот проснется, и он ему обязательно скажет, что угораздило его влюбиться еще на первом курсе в смешное чучелко, а не в того слишком правильного, но совершенно ненастоящего омегу. И злился, что подумают о его избраннике родители, друзья. А потом обязательно он его трахнет, как тот просил. Но только не трахнет, а будет нежно-нежно любить. Но только после того, как тот согласится стать его супругом, единственным и на всю жизнь. Он его будет ласкать сначала языком, постарается узнать вкус не только губ своего любимого, но и тела и обязательно спермы. А потом поставит на коленки, широко разведет стройные ножки и войдет одним движением. Почувствует, какой тот узкий и жаркий. Так и будет, ведь его Марик только с виду такой доступный, а на самом деле он недотрога. И напился сегодня впервые от неумения пить. Он про него все знает. Не знал только, что он без всей его внешней мишуры такой красивый. Да и ладно, хочет ходить во всех этих побрякушках, пусть ходит, Ирвин не станет возражать, во всяком случае стыдиться точно не будет. Пусть на него заглядываются другие альфы, только Марик все равно их к себе не подпустит. А потом обязательно будет сцепка. Завтра можно, спешить некуда, завтра выходной, а впереди так вообще вся жизнь.