Once upon a December

«Раз, два, три, раз, два, три…», - в голове, как и в помещении, звучала знакомая мелодия. Франциск чуть сильнее сжал талию партнерши, бросив взгляд на Артура, который так же стоял в позиции с другой девушкой, а потом на Австрию за роялем. Они любили танцевать, действительно любили. И, хоть сейчас было и не лучшее время для танцев, никто не отказался, когда Родерих пригласил их на небольшой танцевальный вечер. Набор песен не был согласован, да и кроме Венгрии, в арендованном зале были две совершенно незнакомые девушки-танцовщицы, но им просто нужно было как-то выразить все, что внутри. Когда прошло небольшое вступление, пары под музыку задвигались в темпе вальса, но не слишком быстро, а расслабленно и спокойно. - Dancing pairs, painting wings, - шептал француз одними губами, - Things I almost remember. Возможно, он как-то по пьяни сболтнул австрийцу, что эта немного грустная, но красивая мелодия была одной из его любимых. Несмотря на непреодолимую тягу к чему-то более современному, хотя бы к шансону, если не к полностью электронной музыке, она многое значила для Бонфуа. Когда-то давно, несколько веков назад, он с удовольствием надевал парадный мундир и преодолевал огромные расстояния, чтобы попасть на один из предрождественских балов в доме Ивана Брагинского. Несмотря на любовь к собственному искусству и празднованию, это было чем-то действительно великолепным. Большая пушистая ёлка, которые можно было увидеть только на севере, свет свечей, отблески платьев юных девиц, грациозно обмахивающихся веерами и тихо хихикающих, глядя на Франциска. Конечно, он понимал каждое их слово, даже неумело сказанное на его родном языке. Немного удивляла такая любовь к его языку в другой стране, но это было приятное удивление. Когда же француз уставал бродить и флиртовать с девушками, в зале, словно по мановению руки волшебника, появлялся сам Ваня. Несмотря на все формальности, француз приветствовал русского поцелуями в щеку, пожимая его руку. Вряд ли кого-то это сильно волновало: ни одна из этих девушек не поверила бы, что между ними что-то проскакивает, хоть какая-то связь между знаменитым здесь Брагинским и красивым голубоглазым блондином-незнакомцем, который приехал из далекой Франции. Некоторые даже воспринимали это как шутку, как большой розыгрыш. Но ему было все равно. Франциск смотрел на парня и улыбался ему, слыша легкие звуки музыки и, вскоре, вливаясь в каждый танец, легко сменяя партнерш и без страха танцуя прямо рядом с русским. Несмотря на эдакую помпезность, шик и блеск, эти балы казались ему довольно уютными. Легкие прикосновения, шелест платьев, сталкивающиеся взгляды, легкий румянец. Многие проблемы, вроде не самой лучшей медицины, отсутствия электричества, массового производства, как-то ничего и не значили тогда. Были только музыка, танец и несколько слов, сказанных чуть сбившимся голосом Брагинскому. - And a song someone sings, once upon a December, - вновь возвращение в реальность и еле слышный шепот. Девушка склоняет голову на бок и чуть хмурится, но француз нежно улыбается и кивает ей, словно говоря спокойно продолжать танец и не думать о чем-то другом. Эта песня нравилась и Ивану тоже. Он действительно пел её Франциску, несмотря на то, что голос был не совсем подходящим, а потому Бонфуа мог еще долго петь сам, пытаясь научить своего друга, очень близкого друга, тому, как приятно и плавно звучат слова, если их исполнять более высоким голосом. Правда, тогда они пели на русском, но мужчина совсем уже не помнил тех слов. Эти тихие ночи, когда все гости расходились, когда сил оставалось совсем мало, но они сидели час за часом, обсуждая что-то отстраненное от политики и проблем хозяйства, переходя с одного языка на другой, но совершенно не замечая этого. За окном тогда бушевала метель, а внутри было тепло, благодаря печке. И не только ей. - Someone holds me safe and warm. Horses prance through a silver storm, - снова прошептал он строчки, придерживая свою партнершу за руку, пока та крутилась вокруг себя. Но для Франциска не было уже ни этого модного костюма, ни этой девушки в легком платье, сшитом на заказ. Была ночь, были две свечи, огромный темный зал и теплые ладони Ивана: одна на его талии, а вторая легко сжимающая хоть и не маленькую, но кажущуюся хрупкой, по сравнению с русским, руку мужчины. Мелодия звучала в голове, им не нужны были музыканты, певцы, хор. Им хватало их двоих. Легкие улыбки на губах, явно замедленные, но грациозные движения. Брагинский всегда умел танцевать вальс: хоть на конкурсах, хоть на таких балах, хоть даже грандиозный победный вальс, - в любом он смотрелся так, словно был неотъемлемой частью композиции, словно он всегда танцевал его и только его. Но тогда для них был только один их вальс, который не прекращался, даже если чуть спадал теплый шарф Ивана, а с волос Бонфуа слетала на пол светло-голубая лента. До сих пор мужчина помнит, как любил русский запустить ладонь в его волосы, ненадолго приостановить танец, нежно гладя мужчину по щеке, а потом целуя его в губы. Когда ты страна, даже очень похожая на свой народ, ты все же не так сковываешь себя. Ты знаешь, что тебе жить еще достаточно долго, чтобы можно было позволить подобные вольности, а иногда и откровенные глупости. Но глупостями все это было только сейчас. А в те ночи, когда они только и делали, что танцевали, все было неважно и малозначительно. Даже то, что сил хватало лишь на пару поцелуев, которые, в конечном итоге, значили не так уж и много, по сравнению с той уютной и теплой атмосферой, которая усердно создавалась во время танцев. А когда все заканчивалось, Франциск засыпал рядом с Ваней в его покоях, в которые никто не смел входить, а потому они могли легко выспаться, а с утра, хоть и немного сонные, но разъехаться кто куда, ожидая следующей встречи, следующей ночи танцев, когда им удастся сбросить весь тот груз проблем и ответственности, который на них усердно наваливается весь год. - Figures dancing gracefully across my memory, - чуть громче шепчет мужчина, но партнерша все равно не слышит его, крайне увлеченная танцем. Только Артур, только Родерих знают, что несмотря на золотой ковер осенних листьев, Бонфуа увидит там снежные хлопья, что эта льдинка, этот холодок всегда будут внутри, среди самых теплых воспоминаний, самых домашних и уютных. Может, действительно потому, что француз слишком много выпил вина и все им выложил, а может и сами догадались. Темп ускоряется, а мужчина слабо вздрагивает от нахлынувших воспоминаний и чувств. Он вновь и вновь переживает те вечера, вспоминает каждую деталь их костюма, каждую складку на платье одной из девушек, каждое движение. - Far away, long ago, glowing dim as an ember, things my heart used to know, things it yearns to remember… - слова уже громче, Артур вместе с его танцовщицей отходят назад, глядя на то, как улыбается Франциск, видя эту глубокую печаль в его глазах, слыша, как чуть дрожащие губы произносят столь знакомые строки. Несмотря на то, что от подобных встрясок памяти Бонфуа чуть волновался и уходил из реальности, его движения оставались такими же грациозными, словно выработанный рефлекс двигаться, двигаться то левой, то правой ногой, легко вести партнершу вперед, легко кружиться вместе с ней. Словно сейчас в углу стоит ёлка, словно вокруг кружатся другие пары, словно нет ничего того, что произошло за несколько веков, словно мир еще девственен и чист, не знающий тех войн, тех проблем, что потрясут его лишь за несколько столетий. Но музыка стихает, как и замедляются движения мужчины. Он легко, словно лента, обвивает партнершу, направляя её, как дорогую куклу, а та двигается не хуже, послушно следуя этим немым указаниям, но не забывая проявлять инициативу. Последние шаги, остановка. И несколько поворотов перед поклоном. - And a song someone sings once upon a December, - заканчивает мужчина в полный голос, после чего следует поклон и жидкие аплодисменты. Но не от того, что танец не понравился, а от того, что их тут всего пятеро. Но только француз может услышать те аплодисменты, что слышал так давно, будь то целая толпа или один только Ваня, ласково шепчущий что-то на своем языке. Поцеловав тыльную сторону ладони партнерши, Бонфуа улыбнулся ей и поблагодарил за танец, а уже потом позволил себе отойти к небольшому столику и взять бокал шампанского. Пара глотков, пока мужчина шел к окну, заглядывая в него, но явно не видя ничего вокруг, переживающий последние минуты своего прекрасного видения, словно последние минуты потрясающего фильма. - Once upon a December, - вновь произносит он и допивает содержимое бокала. Нет, это все лишь пустые мечты. Сейчас уже все это нереально, сейчас все это исказили войны и противоречия. Некоторые серьезные, некоторые бессмысленные. Но никто из них, да и из людей, никогда не сможет вернуть то, что было. Может, они построят машину времени, но эти ощущения…они есть только сейчас, словно проекция прошлых событий. Эти чувства нельзя никак вернуть и возродить. Никак.