Sofia Karlberg – Crazy In Love
Ворота открылись пару минут назад, и Ньют, уже ни на что не надеясь, наконец-то встал с земли. Рядом носился Чак, всё ещё пытаясь убедить остальных в том, что они продержатся, Томас, Минхо и Алби. Что они смогут пережить ночь в чёртовом лабиринте. Чак что-то говорил Ньюту, но тот даже не пытался разобрать его слов. Это было бессмысленно. Заместитель старшего будто окунулся в какой-то транс. Всё происходило будто не с ним. Будто сквозь тонкую ткань пелены. А бедный мальчишка – Чак, всё ещё не отпускал попытки донести до блондина что-то; как и всегда импульсивно и сбиваясь. Скорее всего, очередную глупость. «Он не понимает. Не понимает, что случилось» — набатом пробивало черепную коробку. Мыслей почти не было. Одни беспорядочные фразы, которые так и рвались наружу, но Ньют не мог себе позволить такой слабости. Скорее всего, отныне – он главный. А лидеру не положено разводить сопли, слезы и мокроту на пустом месте. И плевать, что, кажется, Ньют потерял трёх самых близких ему людей. Пару шагов навстречу огромным стенам лабиринта, предельно опасных шагов, Ньют привычно прихрамывая почти вышел за грань дозволенного. Чёртовы правила. Но без них Глэйдеры не продержались бы так долго. Они бы не справились. Без правил и предельного порядка, рухнул бы их маленький, созданный такими трудами, мирок. Чуть прищурив глаза, Ньют бросил взгляд на огромные каменные глыбы внутри лабиринта. И ничего. Ни одной надежды на лучшее. Пустота. «Я был прав, они не вернутся. Никто никогда не возвращался». Многие глэйдеры также как и Ньют ночевали на неестественно зеленой траве рядом со входом в лабиринт. Парень не спал. Всю чёртову ночь не спал, прислушиваясь к звукам за ограждением. Но что он надеялся услышать? Гриверов, мерзко перемещающихся по узким коридорам, шаркающих своими металическими лапами или крики их жертв, корчащихся от боли? Воображение творило невероятные вещи и представив на секунду эту картину, Ньют закрыл глаза и коротко заскулил больше не в силах сдерживать себя. «Слабак! Всегда им был». Буквально через несколько минут рядом с блондином появился Чак, но Ньют даже не взглянул на него. Не сейчас. Чёрт. Только не сейчас. Но вдруг в голове старшего что-то щёлкнуло и он наконец-то осмелился посмотреть на мальчика. Спутанные кудри сегодня казались ещё гуще и темнее. На пухлых щеках не было привычного румянца; рядом с Ньютом стоял бледный, до смерти напуганный Чак, с красными от слёз глазами. Ньют слышал, как мальчишка плакал этой ночью, но так и не смог найти в себе силы, чтобы успокоить его. С каждым его всхлипом сердце старшего разрывалось на тысячу маленьких осколков, но парень не мог. Не мог позволить себе такой же роскоши. Взрослые не плачут. И плевать, что Ньюту дай Бог было семнадцать.***
Прочистив пересохшее горло, Ньют сплюнул на траву и быстро развернувшись на пятках, пошагал в сторону бункера. Ему надо было остаться одному. Ньют должен был подумать о том, как жить дальше. Как жить без них. Но блондин успел сделать лишь несколько шагов перед тем, как за спиной послышались громкие возгласы Чака. Как и прежде не разобрав ни единого слова (и как вообще этот шенк умудрялся так невнятно говорить, у кого из них вообще был акцент?), Ньют повернулся в его сторону. Парнишка продолжал кричать и активно жестикулировать, на этот раз до заместителя главного долетели несколько обрывочных фраз: — Я говорил! — вопил Чак задыхаясь. — Я знал, чёртовы шенки, что они выберутся. Понимание пришло не сразу. Что к чему Ньют понял только тогда, когда заметил две фигуры в сумраке лабиринта. Они медленно двигались навстречу к Чаку и Ньюту, таща на руках третьего. Блондин тут же бросился к ним, и перед его глазами предстали уставшие и вымотанные Томас с Минхо. Рядом с ними, на земле, без сознания лежал Алби. Ньют готов был поклясться, что в этот момент его сердце упало куда-то в пятки. Откуда ни возьмись, прибывших окружили остальные Глэйдеры, появившемся слишком быстро по мнению Ньюта, Каждый из них что-то говорил, ругался, создавая отдельный шум и совсем на дав сосредоточится на бегунах. Не прошло и пяти секунд, как Ньют понял, что к чему, и взглянул на него. Вспотевший, уставший, голодный и почти обезумевший Томас тоже смотрел в сторону старшего, безмолвно извиняясь за всё. Его медово-карие глаза буквально просверливали дыру в голове Ньюта, а тот же из последних сил держался, чтобы не кинуться к Томасу и не дать ему смачную оплеуху. «Томми, сумасшедший ты придурок! Как ты вообще посмел так грубо нарушить правила? Впрочем, плевать на долбанные правила. Как ты посмел так поступить со мной? До сих пор перед глазами стоит твоя фигура, проскальзывающая сквозь закрывающиеся стены. Я каждую секунду, пока тебя не было, прокручивал в голове тот момент, как ты убегаешь, и я не успеваю тебя схватить. Я просто возненавидел себя за то, что не остановил тебя, не смог уцепиться, чтобы притянуть обратно. Я, мать твою, думал, что больше никогда не увижу тебя, думал, что потерял. Что не смогу заглянуть в твои глаза и в миллионный раз пересчитать родинки на твоем лице, шее, руках. Я, видит Бог (ну кто-то же точно должен быть там), всю ночь отгонял ярое желание перелезть через долбанную стену и умереть там с тобой, чем жить здесь... без тебя. Эти слова, это всё... Мой крик; громкий и невозможный крик. В ту секунду, когда закрылись двери лабиринта, я понял, что потерял всё. Моё сердце будто вырвали из груди и растоптали у всех на глазах. Как ты мог, Томми? Как ты мог? Я что, совсем ничего не значу для тебя? Разве той ночью мы не доказали друг другу, что это не просто слова? Я в первый раз чувствую такое, Томми. Еще не было дня до твоего появления в Глэйде, в которой я бы чувствовал себя так же потрясающе, как в ту ночь с тобой. Нашу ночь. Как каждый день, проведенный с тобой. Ты кусок долбанного кланка, раз до сих пор не понял, что ты делаешь со мной; что мы значим друг для друга» — Ньюта распирало изнутри от переполнивших его чувств. Он умирал раз за разом, а в голове сверхновой разрывались чувства, наполняющие его, скользящие по венам горячими струйками. Ньют хотел кричать на Томаса, ему хотелось вылить всю свою злобу, все переживания, которые накопились за то время, пока Салага был в лабиринте. Неопытный Шнурок, нифига не понимающий в устройстве этой каменной громадины, ломанулся в логово гриверов, будто он опытный бегун. Чёрт бы его побрал. В голове предложения складывались куда лучше, чем на деле, и именно поэтому с губ блондина сорвались совсем другие слова: — Я рад, что ты не сдох, тупой кусок кланка, — в свойственной только ему манере выплюнул старший. — Ньют, я... — медленно, скорее всего от усталости и голода, начал оправдываться Томас, но резко замолчал, посмотрев в глаза своему другу. Парень тяжело дышал и продолжал смотрел в одну точку. По его лицу были размазаны грязь и, возможно, кровь. Ньют на секунду представил, что ему пришлось пережить и тут же прикрыл глаза, подавляя жалобный стон, но, чёрт возьми, он также был ужасно зол на Томаса за то, что тот поступил так опрометчиво. — Заткнись, Томас, — наконец зачем-то слишком грубо бросил Ньют, пресекая все дальнейшие попытки Томаса объясниться. Да, Ньют был слишком холоден, но сейчас так и надо было. Сейчас были дела поважнее. — Тащите Алби к медакам, ему срочно нужна помощь. Голос Ньюта звучал резко и громко. Сейчас не время разводить сопли и слюни. Парни обязаны были вытащить предводителя Глэйдеров. Алби был другом, наставником... братом. Он был здесь с самого начала, и он просто обязан был выбраться из всего этого дерьма. Обязан.***
Алби мучился в Метамарфозе уже долбанную кучу времени, кажется, так долго, что Ньют даже потерял счёт. Два часа назад к блондину приходил Томас и спрашивал что происходит, успели ли вовремя ввести сыворотку. Ньют лишь кивнул в ответ и продолжил сверлить взглядом пустоту над кроватью, на которой лежал самый старший из Глэйдеров. Внутри блондина боролось безумное желание обнять Томаса, убедиться, что это не сон, и они правда вернулись. Целые и почти невредимые. Но Ньют этого не сделал. Также он не пошёл на ужин, уверив заботливого Котелка, что ему просто не хочется есть, но на самом деле, парень просто хотел побыть один и не смотреть в очередной раз на надоедливые рожи этих шенков. Они уплетали ужин так, что Ньют слышал их чавканье с улицы, проходя мимо столовой. Ньют подальше отошел от лагеря, поудобнее устроившись за огромным деревом близ леса. Ему так хотелось увидеть звезды, настоящие, и порой, когда парень сюда приходил, ему казалось, что он видит созвездия. Но с другой стороны, откуда он вообще мог знать, как выглядят эти звезды? Чёртовы Создатели стерли из башки Ньюта почти всё, оставив только понимание каких-то элементарных вещей. Ньют всегда думал о том, какой могла быть его другая жизнь, за пределами лабиринта. Не в Глэйде. Может быть, у него даже были родители. Мама убаюкивала его вечерами, говоря: "Ньют, мой милый мальчик". Но и тут не было никаких правильных догадок. Может "Ньют" – это даже и не его настоящее имя. Чёрт его знает. В сотый раз замечая про себя, что небо слишком неестественное, не настоящее, блондин услышал, как кто-то подошёл к его импровизированному укрытию. Чёрт. Даже не поворачиваясь Ньют узнал пришедшего. «Томми». «Какого хрена ему тут надо?» — Ньют? — вкрадчиво позвал Томас, подходя слишком близко. Теперь Ньют совершенно точно мог почувствовать, как рука Томаса прикоснулась к его худой спине. Брюнет осторожно провел пальцами по плечу друга, зарождая табун мурашку. «Что он со мной, чёрт возьми, творит?» — Ты так и будешь бегать от меня по всему долбанному Глэйду? — спустя пару минут вдруг бросил возмущенный Томас и присел рядом. Он попытался поймать взгляд ньютовых глаз, но старший специально отвернулся, делая вид, что разглядывает что-то очень интересное в темноте деревьев. — Ньют? — почти шёпотом вновь позвал Томас. — Я не бегаю от тебя, Томми, — устало выдохнул Ньют, всё ещё перебарывая желание взглянуть на брюнета. — Я просто хочу побыть один. — Нет, Ньют, что-то происходит, — ответил Томас с долей радости в голосе. Что? Что, мать вашу, это такое? —Происходит между нами, — совсем тихо добавил младший, аккуратно кладя руку Ньюту на бедро. — Происходит то, что ты чёртов придурок! — Ньют не выдержал. Вся эта ситуация подразумевала такой итог. Он тоже не железный, мать твою. — Нахрена ты поперся в лабиринт, Чайник? — сделав тон, как можно серьезнее, прорычал Ньют, повернувшись к Томасу лицом. С такого расстояния он мог разглядеть каждую черточку его лица. Идеально очерченные скулы, тонкую линию губ, каждую родинку – абсолютно всё. — Я не мог их там бросить! — тоже повышая голос, выдал Томас. Ну охренеть теперь. — А меня ты бросил, — опустив глаза, вдруг прошептал блондин. Спорить или ругаться не было смысла. И сил. — Это ты смог. — Из-за этого ты дуешься на меня? — кажется, осознав в чем суть проблемы, аккуратно спросил Томас. Теперь его глаза изучали лицо Ньюта. Его потрясающие глаза пытались понять, что чувствует старший. Последний же молчал. — Ньют? — Томми? — Прости, — пробубнил брюнет и застыл. — Я понял, что натворил, только когда ворота захлопнулись. Я понял, что ты остался в Глэйде, а мне суждено сдохнуть в лабиринте, — Томас очень быстро тараторил и Ньюту пришлось напрячься, чтобы уловить смысл. — И именно поэтому я пообещал себе пережить эту ночь. Ради тебя, Ньют! — закончил Томас, и Ньют слегка улыбнулся. — Не мели чушь, Томми, ты сделал это не ради меня. Ты сделал это ради нас всех. Но ты полный идиот! — Ньют и правда просто не знал, что ещё можно было сказать. — Но ты же пойдешь туда снова, да? Ты заставишь меня снова и снова переживать этот ужас. Ты снова убежишь. — Да, ты прав. Но я пытаюсь найти выход. Я хочу спасти всех нас, — на Томаса снова напала эта вселенская надежда. Он из последних сил пытался верить в то, что выход всё таки есть. — Хватит, Томми, — сейчас Ньюту совсем не хотелось выслушивать всё это снова. Ему хватило и тех уже лет, что он пробыл в этом месте. Блондин лишь демонстративно поднял руки, показывая, что с него хватит. — Да что с тобой? — повторив жест друга, спросил Томас. — Томми, просто заткнись и дай мн... — чёртов шенк не дал Ньюту закончить. Томас впился в губы Ньюта с требовательным поцелуем, увлекая, затягивая в свою игру. Томас целовал требовательно, практически жёстко, проскальзывая своим языком в рот Ньюта и исследуя его словно новую Галактику. Ньют ответил сразу же, отвечая, притягивая парня ближе к себе и зарываясь пальцами в мягкие короткие волосы. «Томми. Мой Томми. Знал же сукин ты сын, как это действует на меня» . Поцелуй продолжался, парням уже порядком не хватало кислорода, но никто не осмеливался останавливаться. Губы Томаса были сухими и потрескавшимися, но для Ньюта они были идеальными. Самыми, чёрт возьми, лучшими. Не было в мире ничего более правильного, чем объятия этого взбаламошного придурка-спасителя. Языки переплетались и Ньют слегка прикусил Томаса за нижнюю губу, наслаждаясь стоном, который тут же вырвался из уст брюнета, возбуждая ещё сильнее.«Я скучал по тебе, Томми. Скучал и мечтал снова ощутить твой вкус на своих губах. Мечтал и боялся одновременно. Ты разрушаешь меня, Томми. Каждая твоя выходка ломает меня изнутри. Но я совсем не против. Потому что только ты можешь подарить мне это чувство. Чувство безопасности даже в проклятом Лабиринте».