Утопия

Белые стены. Без единого пятна, оттенения, они давили своей безупречностью. Свет энергосберегательной лампы, отдающий синевой и неестественностью, лишал глаза отдыха, заставляя отворачиваться, зажмуриваться. Это была не комната. Скорее камера. С небольшой дверью, неровно покрашенной голубой краской. Это был приятный цвет. Он, в отличии от белого, успокаивал. Больше ничего не было. Жесткий пол. Потолок. Если бы не лампа, с торчащими по бокам проводами его можно было спутать с полом. А если бы не было лампы - не было бы света. Но тогда пола бы стало два. Можно было бы взлетать, мягко отталкиваясь от жесткого покрытия и менять место для сна. Но в темноте, становилось бы неприятно. Страшно. Уголками глаз можно было начать видеть белые тени. На белом фоне. Они не сливались бы, наоборот, создавали контраст. Итачи лежал на полу камеры. Смирительная рубашка умело стесняла движения. Ноги согнуты в коленях, чуть раздвинуты. Неестественно бледная кожа, торчащие кости. Ребра проглядывались даже сквозь свободную рубашку. Черные, взлохмаченные волосы торчали во все стороны. Местный врач не так давно обстриг некогда длинные, почти до лопаток волосы. Большими кухонными ножницами. Он одним движением намотал копну себе на кулак и сделал резкое движение рукой. Волосы Итачи, неровно обкромсаные, доходили только до середины шеи, с правой стороны были чуть длиннее. Сложно сказать какие они были на ощупь. Сам мальчик уже очень давно не касался их. Рубашка была велика ему и свисала до колена. Кроме нее на нем ничего не было. Тонкие ноги, с отрыми коленками, отдавали синевой. Они давно затекли от одного положения, покрылись мурашками от холода. Щеки мальчика, впалые, с отчетливо очерченными скулами, были рассечены двумя симметричными шрамами. Они шли ему. Итачи лежал, обездвиженный, не подавая признаков жизни. Взгляд больших черных глаз был направлен в одну точку, был неподвижен. Мягкие пушистые ресницы, касались нежной кожи век. Дыхание спокойное, размеренное. Нечего терять. Перед глазами лишь яркие вспышки былых воспоминаний, всплывающих редко, невпопад. Картины прошлого разливались по стене красочными брызгами. Но она, словно впитывала все краски, вбирая их в себя, лишала воспоминаний навсегда. Дверь тихонько скрипнула. Свет камеры осветил темный коридор, а также лицо вошедшего. Высокий, аномально бледный, с длинными темными волосами. В черном плаще, с неприятной ухмылкой, он подошел к Итачи. Орочимару поставил свою коробочку с лекарствами на пол, рядом с лежащим мальчиком. Итачи не шелохнулся, взгляд широко распахнутых глаз был по прежнему устремлен в потолок. Врач присел на колени рядом со своим пациентом, и изъял из коробочки шприц наполненый лекарством. Он резким движением воткнул его в худое плечо, и быстро ввел вакцину. Итачи чуть взрогнул, но через несколько мгновений вновь расслабился, чуть прикрыв глаза. Орочимару внимательно вгляделся в лицо мальчика. Бледное, с идеально ровной кожей, яркими, блестящими глазами. Орочимару провел по его щеке подушечками пальцев. " Фарфоровый мальчик" , - про себя усмехнулся врач. Итачи был прекрасен в своей болезненной худобе, словно кукла, хрупкая, способная разбиться от грубого прикосновения. Но Итачи был вынужден выносить множество грубостей. Врач использовал его в своих целях. Незаконно, низко использовал. Итачи был лишен ни то что бы надежды на выздоровления, даже на малейшее улучшение... Орочимару провел пальцами по губам мальчика. Бледно - розовые, слегка потрескавшиеся. Двумя пальцами Орочимару раздвинул губы и другой рукой придерживая подбородок пациента, погрузил их во влажный плен рта Итачи, смазывая слюной. Взгляд мальчика начал безнадежно метаться по камере, в поисках спасения. Сделав несколько круговых движений фалангами, Орочимару вынул пальцы . Он медленно поднес их к лицу и приоткрыв рот, начал слизывать слюну мальчика с собственых пальцев... На секунду взгляд Итачи задержался на враче, но вскоре снова устремился в потолок. Ухмыльнувшись, Орочимару быстро выпрямился во весь рост и уверенными движениями снял плащ. Отбросив его в сторону, он вновь приблизился к мальчику. Орочимару раздвинул ноги Итачи сев между них. Мальчик еле заметно вздрогнул. Разум сопротивлялся воспринимать происходящее, все было словно в дыму - серая пленка, словно вуаль, закрыла обзор Итачи, размывая картину, оставяя лишь ощущения. Ощущение близости какого - то объекта. Неприятно... Хочется оттолкнуть, но накатившаяся слабость, не дает возможности даже сжать пальцы рук. Приподняв рубашку, тем самым оголив органы мальчика, Орочимару хищно облизнулся. Врач почувствовал нарастающее возбуждение, внизу живота заныло. Он бесцеремонно спустил джинсы вместе с нижним бельем, освобождая истекающий смазкой член. Никаких прелюдий, ласк. Животный секс, насилие над беспомощным. "Лекарство", которое Орочимару вкалывал пациенту, заставляло организм неметь. Чувствительность повышалась, но слабость не позволяла двигаться. Максимально раздвинув ноги мальчика, он придвинулся еще ближе, проводя головкой по анусу Итачи. Пациент вздрогнул. Орочимару развел его ягодицы, чуть приподняв, и резко вошел до конца. Итачи болезненно выгнулся, нахмурившись, широко открыл рот в немом крике. На глаза навернулись слезы. Орочимару, ногтями царапая бедра Итачи, запрокинул голову назад и начал нервно и быстро, входить в узкий проход мальчика. Всякий контроль над собой был потерян. Орочимару ускорил темп, не считаясь с чувствами Итачи. Удовлетворить свое желание, произвести это, сладостное для насильника совокупление и уйти, наплевав на состояние пациента. Итачи начал хрипло вскрикивать, закатывая глаза. Его всхлипы, прерывистые и громкие, эхом разносились по камере. Орочимару набирал темп, травмируя стенки внутренностей, вынимая орган и вновь вводя до самого конца. Орган Орочимару окрасился в цвет крови, после особенно сильного толчка. Итачи, не выдержав боли, зарыдал в голос. Словно маленький ребенок, который бился в истерике - искренне и безутешно. Из широко распахнутого рта по подбородку стекала слюна, он кричал, срываясь на визг, захлебываясь от нехватки воздуха. Орочимару в безпамятстве набирал темп, горячо шептал имя Итачи. Вскоре его тело свело судорогой, он резко вскрикнул . Выдохнув и нагло улыбнувшись, он лег прямо на мальчика. Возбужденный член Итачи истекал смазкой. Орочимару пару раз провел вдоль органа рукой. Итачи слегка сощурился. Немного отдышавшись он вышел из Итачи. Из ануса мальчика стекала сперма. Врач лег рядом и ввел один палец в раскрасневшийся анус, выискивая простату. Наткнувшись на плотный комок, и почувствовав содрогание мальчика, Орочимару начал массировать точку, другой рукой массируя его половой орган. Дыхание Итачи участилось, тело, начавшее приобретать подвижность, совершало несуразные движения. Итачи дошел до пика и извергся прямо на свой голый живот. Врач, наклонился и начал медленно слизывать сперму. Взгляд мальчика остекленел. Орочимару расплылся в довольной ухмылке, тихо рассмеялся. Итачи неподвижно лежал. Из глаз текли слезы, плечи взрагивали, рот по прежнему был широко распахнут. Врач всматривался в линии его лица. - Я пробил тебя на эмоции, Итачи? - хриплый смех. Итачи стыдливо сомкнул губы. Повернув голову в другую сторону, он закрыл глаза. Улыбка сползла с лица Орочимару. - Все равно ты умрешь. Рано или поздно. Шизофрения не лечится. И все твои близкие погибли. Ты никому не нужен. Поэтому глупо не воспользоваться твоей беспомощностью. Ты сгниешь в этой камере. И даже если я использую тебя для поддержки огня в костре никто мне и слова не скажет, - Орочимару медленно натянул плащ. Одевшись, он поднял свою аптечку. Подойдя к Итачи, пинком соединил его ноги. - Ты мне еще пригодишься, - облизнувшись, произнес врач.