Правда в три часа ночи

Старый замок, выделенный разведке под штаб, был огромен, а потому каждый разведчик, вплоть до последнего солдата, имел свою собственную комнату. Ибо этих самых комнат в замке было куда больше, чем самих разведчиков. По иронии судьбы, а, может, и по злой ее насмешке, комната Эрена находилась тютелька в тютельку над спальней капрала Ривая. Ни правее, ни левее. Ровно. Поначалу наш зеленоглазый титанчик решил, что это конец света. Почему? Ну, это же капрал! Хотя бы один факт того, что твой сосед снизу – капрал Леви, уже как-то радости в жизнь не прибавляет и заставляет двадцать четыре часа в сутки ходить на цыпочках и делать вид, что тебя вообще нет дома. С другой же стороны, со временем Эрен обнаружил, что это как раз-таки капрала стабильно не бывает «дома». Он вечно в делах и в личную комнату приходит разве что поспать. Причем приходит поздно: несмотря на то, что Эрен всегда спал крепко, он каждую ночь слышал, как возвращается к себе Ривай. Нет, Леви никогда не топал и не шумел, напротив, всегда был тих, как мышка, но Эрен почему-то каждую ночь просыпался и с замиранием сердца вслушивался в шорохи в ночи. Вот щелкнула, закрываясь, дверь, осторожные шаги, шорох одежды и одеяла. Иногда Эрену казалось, что он слышит, как Ривай задувает свечку, а потом, как выравнивается дыхание засыпающего капрала, хотя, конечно, толстые стены замка не могли позволить ему такой роскоши при всем желании. Зато сегодня, не такой уж и глубокой ночью, они вполне позволили проснувшемуся от звука закрывшейся снизу двери Эрену услышать лающий, безуспешно сдерживаемый кашель. Он прислушался. Все как обычно: тихие шаги, шорох, шелест одеяла… но на этот раз привычное действо было разбавлено болезненным приглушенным кашлем. Кажется, если хорошенько прислушаться и абстрагироваться от богатырского храпа Жана в соседней комнате, можно услышать, как Леви хлюпает забитым носом, как ворочается, как тихо, а, может, и вовсе, про себя, матюгается на дерьмовое самочувствие и головную боль. Заболел? Только этого не хватало! Через неделю за стены идти, и на капрала вроде как большие надежды возлагаются, чуть не главная роль во всей операции отводится, а он возьми и заболей! Эрен раздраженно перевернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом, убеждая себя в том, что кашель Леви волнует его исключительно применительно к вопросу об экспедиции, которая в таком случае срывается ко всем чертям. Но ведь тогда, по идее, радоваться надо – стремящаяся к единице вероятность быть съеденным гигантом во время экспедиции в данный момент плавно обращалась в ноль. Только вот почему Эрен совсем не рад? Почему нервничает, недовольно сопит и даже злится на тот микроб, который подкосил здоровье Ривая? И с чего он вообще так уверен, что Леви именно заболел? Может, просто в горле запершило? Так сильно? И несколько раз подряд? Эрен прислушался. Опять кашляет. Но, может, Риваю просто слегка нездоровится? Выспится и будет завтра как новенький? С чего Эрен так уверен, что Леви сейчас очень плохо? Поворочавшись еще немного, послушав периодически доносящийся снизу кашель и покрутив собственные мысли и так и сяк, Эрен все-таки поднялся с кровати и, ежась на почти холодном воздухе, потопал на кухню. В ночи и темноте, не зажигая свечи, словно воришка, он разжег огонь в плите, вскипятил чаю, а, полазав по полкам и ящикам, раздобыл немного меда. И направился прямо в комнату Леви, который, скорее всего, уже успел заснуть. Но Леви не спал. Едва только услышав звук открывающейся двери, он сел на постели, устало щурясь в темноте и пытаясь разглядеть пришельца. - Капрал, не спите? – тихо позвал Эрен, осторожно подходя к кровати. – А я вам чайку принес, а то вы кашляете. Был третий час ночи. В тишине и темноте Эрен нагло присел на край постели и, на ощупь найдя чуток шокированного Ривая, вручил ему его любимую чашку с горячим чаем. - Что, так громко? – спустя некоторое время спросил Леви, на удивление не пошедший в разнос и не выпнувший солдата с личного пространства. - Да нет. Просто мне не спалось и вот, услышал. И вот, я еще меду принес! - Переводишь дефицитный и ценный продукт, Йегер. - А вы ценнее! Голоса у Ривая, считай, что не было. И видимо, горло болело очень сильно, раз, мягко говоря, не обделенный гордостью, капрал не стал отказываться от проявлений заботы. Эрен думал, слушая его тяжелое дыхание, прикидывал, где мог так сильно простыть закаленный Ривай и никак не мог додуматься. И еще радовался, понимая, что в кои-то веке угадал с собственным порывистым поведением, почувствовал, что Ривай не просто чуток приболел. Почувствовал, что заболел сильно, что ему плохо, тошно и хреново. А откуда почувствовал? Да кто ж его знает! Сердцем, наверное. Конечно, никакой благодарности и растроганности Эрен от Леви не дождался. По крайней мере, внешних проявлений. Однако то, что Ривай позволял ему сидеть рядом и просто наблюдать, уже говорило о многом. И когда оставаться дольше было уже неудобно, Эрен, окрыленный успехом, улегся рядом и приобнял капрала, чувствуя, как от страха останавливается сердце. В опасной близости раздался тяжкий вздох, словно говорящий: «да-а, тяжелый случай», и Леви молча вжался спиной в Эрена, едва не столкнув его с кровати. Капрал был весь горячий, прямо-таки горящий, влажный от болезненного пота. - Лезь под одеяло, - через некоторое время вздохнул он, убедившись в том, что Эрен залег на всю ночь и уходить не собирается. - Что? - Под одеяло, говорю, лезь. Замерзнешь. Вспыхнув, аки маков цвет, Эрен поспешил под это самое одеяло забраться, причем проделал это быстрее, чем сам капрал рубил титанов, и сам прижал Ривая к себе, уткнувшись носом ему в макушку. - Правда? – прошептал он, задыхаясь от волнения. - Правда. И, если решил что-то делать, Йегер, делай это уверенно. - Я учту, - выдохнул Эрен. Голова кружилась, как карусель и ему все казалось, что он спит. Впрочем, все равно в итоге так они оба и уснули, а поутру оба оказались больны ангиной.