Пыль

Когда ты начинаешь взламывать первый уровень доступа, тебе кажется, что все просто. Если так пойдет и дальше, то вся операция — легче легкого. Но так не бывает, приятель. Просто поверь мне. Поведя плечами, я снова уставился на голографический интерфейс. У меня оставалось еще 4 минуты 38 секунд до того момента, как вернется автоматический патруль, а значит нужно было дойти хотя бы до второго уровня, а лучше до третьего. Минус три секунды на сохранение пропускного кода и отключение от системы. Код будет действителен ровно десять секунд, так что время должно быть выверено с хирургической точностью. Миления 5.8.20 говорила, что талант — это проклятье, наказание генезиса нашей Сферы. Но она была неправа. Талант — это оружие, которое можно использовать, если ты достаточно умен или хитер, чтобы оставаться незамеченным. Вопрос только в том, какой у тебя талант. Смотрю, как всевидящий глаз скрывается за поворотом, и спешно переподключаюсь к системе. Четыре секунды, я должен успеть. Скорость пальцев — это тот навык, который можно развить выше нормы и не попасть под рецикл. Он слишком незначителен, чтобы регуляторы обратили на него внимание. Еще один уровень до следующего патруля. Если успею два, то глаз можно будет перенаправить, задав ложные данные о выполненных передвижениях. Я всегда был умным. Как только я понял это, я осознал, что мне надо стать еще умнее — достаточно, для того, чтобы не показывать свое отклонение. Дефект. Любое отличие от нормы в пределах нашего замкнутого, генетически сбалансированного социума означало только одно — рецикл. Любая мутация, любой сдвиг, не предусмотренный первоначальной схемой, приравнивался к уродству, а уродству нет места на Сфере. Успел. На этот раз вышло проще, чем я ожидал. Впрочем, рано радоваться. Получить пропуск и успеть использовать его будет сложнее, чем пройти на нужный уровень защищенного сектора. Но у меня был стимул. К тому же, я делал это не в первый раз. Только этот раз должен стать удачным. Мой брат был совсем не похожим на меня. Еще ребенком он показывал незаурядные способности к музыке — такие, за которые его обязательно отправили бы в рецикл, если бы я вовремя не услышал, как он играет. Помню, я стоял, как завороженный, напротив одной из музыкальных ячеек в дормитории и понимал, что только я отделяю его от расщепления на атомы. И либо я спасу этого ребенка, либо нет. Еще три уровня. Перенаправлять автоматический патруль больше четырех раз подряд из одного места нельзя, иначе мое присутствие будет замечено внутрисистемной программой устранения сбоев. А значит у меня есть всего двадцать минут на то, чтобы завершить начатое и поменять местоположение. Но лучше управиться за пятнадцать. Это знание досталось мне большой ценой, заплатив которую, я понял, что информация — обоюдоострый меч, который нельзя давать в руки тем, кто не умеет фехтовать. Пять лет мне как-то удавалось скрывать его талант. Я показал, как прятаться, отсоединил его электроскрипку от системы, собрав из с трудом добытых деталей подзарядное устройство с миражным образом, и подключил к ней наушники. Но во всем остальном мой брат ничем не отличался от генетически совершенных жителей Сферы — его талант касался только этого волшебного бега пальцев и смычка по струнам, интеллект же находился в пределах установленной нормы. А значит, рано или поздно, его бы нашли. Семнадцать минут. Я надеялся, что смогу лучше. Отключив голографический интерфейс и быстрым шагом преодолев два поворота, которые все еще были свободны от патруля, я сбавил скорость до установленной в этом секторе и направился в хранилище. "Эквилибриум 124/9879" должен был прибыть и отбыть в четко установленное время. Все материалы подготовлены заранее — мне оставалось лишь добавить к ним то, чему на этой станции было не место. И это снова был не я. Когда живешь в совершенном обществе, подобном нашему, то большинство вещей, происходящих в нем, воспринимаешь, как должные. Ровно до того момента, пока не приходит осознание, что так не может больше продолжаться, что ты больше этого не вынесешь. Но система замкнута сама на себя, и идти тебе некуда, приятель. Редкие контакты с Вселенной по ту сторону метеороидостойких полимерных стекол, направленные в первую очередь на сохранение автономии, строго регламентированы, и ни одна экспедиция еще не увозила со Сферы никого, кто не желал бы в нее вернуться. Всевидящие глаза системы — автоматические патрули — с первых дней сопровождают каждый твой шаг, вздох, становясь чем-то столь же естественным, как прием пищи, сон или улыбка. Хотя в естественности последней я порой начинал сомневаться. Миления 5.12.22 не верила в то, что кто-то может быть по-настоящему, искренне счастлив на Сфере. Однако факты говорили об обратном. Неосторожно оброненное слово или необдуманный поступок могли стоить жизни, но никто не бросал это слово и не совершал поступок, не имея на то оснований. Генетического дефекта. Все остальные находились в состоянии полной синхронизации друг с другом, благодаря работе регуляторов. И они были счастливы. После того, как Эстерус 5.13.10 попал в рецикл за саботаж программы патрулей, я понял, что каждый член нашего совершенного общества — словно винтик или шестеренка в сложном механизме древних часов. А мы — пыль, которая мешает его работе, и которую рано или поздно перемелют острые зубцы. Система любит единообразие, порядок и точность. Нарушение хотя бы одного из этих трех постулатов недопустимо. И поэтому я нарушал их все. Добравшись до хранилища, я убедился, что брат принес ящик с вещами, которые я сказал ему собрать. Установить отпечаток с пропускным номером для грузов первой категории было делом пары минут — они, в отличие от пропусков контактирующих, действовали три дня. Теперь нужно было пройти к одному из турботоннелей не раньше, чем за двадцать минут до запуска. Однажды я уже совершил ошибку, она не должна была повториться. Миления 5.12.22 рисовала картины, поражающие воображение. На них были изображены другие миры и ландшафты, смена времен года, как они запечатлены в наших хрониках. Но чаще всего она рисовала небо — атмосферный слой, как его видно с поверхности планет. Эти удивительные разводы разных цветов, вызывающие оторопь и восхищение у всех, привыкших видеть над головой дома, поля и промышленные предприятия другой стороны экватора. Мне, не наделенному художественным воображением, было сложнее всего представить горизонт — тот, который видела она. Размытая дымка, вместо черных провалов, усеянных звездами, и сияющих отражателей. Найдя брата, я проверил время. Тридцать две минуты сорок секунд до запуска. Нужно было торопиться. Прикрепив пропуск к его запястью, я старался дать последние инструкции, но мои слова словно пролетали мимо него. Пятнадцать циклов — совсем еще мальчишка, сегодняшний день станет самым значимым событием в его жизни. Главное, чтобы он не стал последним. Активировать пропуск у самого турболифта — только так можно рассчитывать на то, что стыковочные зажимы отпустят корабль до того, как система поймет, что ее обманули. Когда Милению 5.12.22 вернули, то полотна и голографические модели, созданные ею, отправились в рецикл вместе с ней. Я ошибся ровно на две минуты, и эти две минуты стоили ей жизни. Проксимус 5.7.74 учил меня, что попытка, окончившаяся неудачей, лучше, чем безнадежная и безропотная покорность — ведь смерть ожидает рожденного с уродством в любом случае. Но я хотел порвать этот замкнутый круг, хотя бы однажды. Снова размяв затекшие плечи, я взял брата за руку и устремился к последней точке нашего соприкосновения. Эстерус 5.13.10 однажды спросил меня, почему я называю этого ребенка братом, ведь все мы генетически сконструированы, а институт семьи устарел еще несколько веков назад. Я так и не смог дать ему связный ответ тогда, и вряд ли смогу сделать это сейчас. Возможно, с самого рождения мне не хватало чего-то важного — того, что нашла Миления 5.12.22 в своих картинах, или того, что когда-то нашел Проксимус 5.7.74 во мне. В последний раз потрепав брата по волосам, я активировал пропуск и двенадцать секунд смотрел на то, как он удаляется к центру Сферы. Медлить дольше не имело смысла — зримый образ пропал еще пять секунд назад, а привлекать лишнее внимание было не в наших интересах. Добравшись до ближайшего терминала, я запустил подпрограмму слежения, которая позволяла отследить работу внутрисистемной программы устранения сбоев. Если она среагирует раньше — я успею заблокировать директивы реагирования вручную. Обратный отсчет идет на минуты. Напряженно вглядываюсь в экран, словно пытаясь ускорить процесс. Автоматический маячок. Система нашла ошибку, но не может ее определить. Мне нужно выиграть совсем немного времени. Путаю алгоритмы детерминации — у меня всего семьдесят пять секунд до следующего патруля, так что приходится идти на риск. Стыковочный трап убран, еще три минуты на отстыковку и операцию можно считать успешной. Провожу ладонью по глазам — только бы все получилось. Десять лет назад, когда Проксимус 5.7.74 познакомил меня с Проксимусом 5.8.91, я еще не до конца понимал всю иронию самих основ, на которых построено наше общество. Проксимус 5.8.91 верил, что рано или поздно, генетическое совершенство нашей колонии достигнет абсолюта. Он был талантливым генетиком, видящим дальше и глубже других, мечтающим о достижении сингулярности и не осознающим того, что сама система препятствует ее достижению. Подобно старой звезде, скорость вращения которой все больше замедляется, наше общество замедлилось в развитии, и изменить это могло только событие космического масштаба. Эволюция, тяготеющая к статике, была следствием теории баланса, лежащей в основе нашего социума. И она же стала причиной того, что разработки Проксимуса 5.8.91 так и не вышли за пределы его лаборатории. Отстыковка. Первый зажим, второй, третий... система определила ошибку. Директивы реагирования запущены. Осталось два зажима. Если не заблокировать доступ сейчас, то корабль будет принудительно пристыкован обратно. Тридцать секунд до патруля. Я не успею отсоединиться от терминала. Когда ты только начинаешь знакомиться с системой, с незаконным проникновением на защищенные уровни — это кажется приключением, чем-то особенным, притягивающим к себе чувством безнаказанности. Но это чувство ложное, приятель. Недооценить систему и получить разрешение на преждевременный рецикл — значит одно и то же. Парализующий луч показался мне мгновенной вспышкой боли. "Эквилибриум 124/9879" отстыковался. Силовое поле Сферы было неспособно удержать корабль при разгоне, но я успел заблокировать и этот протокол. Сделав выбор, я хотел убедиться, что он был правильным. Специальная транспортная платформа, прибывшая за мной, судя по индикатору, направлялась в здание консилиума. Мало кто мог туда проникнуть по своей воле и без специальных полномочий. В детстве мне было любопытно, как оно выглядит изнутри, но я никогда не придавал этому значения. Что же, теперь у меня появилась возможность увидеть это своими глазами. Высокие своды — непозволительная роскошь, легитимная только для ограниченного количества помещений на Сфере. Зал совета, в который я был доставлен, входил в их число. Впрочем, в данный момент он не использовался по назначению, потому как вместо октовирата перед моими глазами предстал лишь один человек, повернутый ко мне спиной. — Было очень сложно тебя вычислить. Однако безупречный стиль, не оставляющий следов, не всегда играет определяющую роль, верно? Регулятор повернулся, открывая свое лицо. Несмотря на то, что большая часть информации, касаемая консилиума, была засекречена, оно было мне знакомо. Регулятор Дарий — однажды я видел его на улице и случайно услышал имя, отличное от всех прочих. — Взлом системы — тяжкий проступок. Печально видеть, что подобное до сих пор случается в нашем совершенном обществе, которое по праву можно назвать воплощенной утопией. — Можно ли считать утопией социум, в котором личная неприкосновенность и право выбора распределяются между его членами лишь волей случая? — почувствовав, что скованность прошла окончательно, я поднялся на ноги. — В котором одаренность приравнивается к дефекту, подлежащему уничтожению? — Талант — это первый шаг к ярко выраженной индивидуальности. Стоит ей появиться, как расходящаяся волна, затрагивающая все на своем пути, поколеблет саму структуру нашего общества, повергая идеально выверенную систему в хаос. Пока все равны, нет ни зависти, ни желания превзойти друг друга — наше общество находится в совершенном балансе, нарушить который значило бы испортить поистине великое произведение искусства. — Так почему бы просто не дать нам уйти? Я не ждал ответа. Пригвожденный к месту силовым полем — моим последним оплотом перед расщеплением на атомы — я понимал, что ответа не будет. По крайней мере такого, который не утек бы в пустоту, столь же безнадежную, как и положение, в котором я находился. — Разомкнутость нашего социума может оказать на него столь же разрушающее воздействие, как и взаимодействие с источниками дисбаланса — такими, как вы. Это не жестокость, это жертвование малым ради большего, личным ради общего, сомнением ради гармонии, — Дарий неторопливо обвел глазами помещение, после чего бросил на меня долгий пронизывающий взгляд. — Талант беспощаден, как Понтий Пилат — он дает вам миражное понимание сути вещей, приговаривая каждого, наделенного им. Только ты — не мессия и не будешь распят. Твое имя не запомнится и не будет передаваться из поколения в поколение — ты просто исчезнешь, так, словно тебя никогда и не было. Уголок моего рта дернулся. — Зачем вы говорите мне все это? Почему тратите время? Он улыбнулся. — Консилиум регуляторов — скучное место. Наши гены собраны по определенной схеме, отвечающей выполнению заданной функции. Их баланс не столь совершенен, а это значит, что более тяжелая чаша рано или поздно ломает весы, и их заменяют. Мои весы почти сломаны. Возможно, наша маленькая партия — последнее удовольствие, испытанное мной перед тем, как я должен буду покинуть октовират. — Вы считаете спасение жизни игрой? Дарий посмотрел мне в глаза. — Ты столько лет скрывался от правосудия. Если бы не попытки открыто выступить против системы, возможно, ты так и остался бы для нее невидимой ошибкой, попав в рецикл только после естественной смерти. Однако возомнив себя Спартаком из древних преданий, ты позволил мне выступить в роли Красса. Но партия окончена — настало время опустить большой палец вниз. Платформа, на которой я стоял, поднялась вверх, готовясь отправить меня в последний пункт назначения. — Общее благо превыше личного. In perpetuum ave atque vale*. Я закрыл глаза и подумал, что там, за несколько световых лет, мой брат летит в новое будущее, а значит, все было не напрасно. И, может быть, когда меня не станет, его скрипка, повинуясь волшебному бегу пальцев, сыграет для меня свою последнюю грустную песню.