Зарази меня жизнью

Это могло быть даже смешно, не будь так грустно. Впрочем, скорее применимо слово "фарс". Привет, я... ну я мертва. Знаете, сердце не бьется, плоть гниет, из памяти не выудить ничего о том, что было до. И все время тянет слопать кого-то из живых. Ладно-ладно, все не так уж плохо. У меня нет имени, зато есть муж и даже дети, двое. Это тоже можно найти довольно забавным. Если б не забыла, как, то, верно, смеялась дни напролет. Кого я пытаюсь обмануть? Зачем? Мне не нравится словечко "зомби". Да, конечно мы именно они и есть, но все же в моменты просветления хочется считать себя просто новым витком человечества. Когда-нибудь последние люди утолят наш Голод или присоединятся к нам, в конце концов. Кто-то сгинет окончательно, и только Кости останутся - неизменными странниками на опустевшей земле. Думаю, это то, к чему можно стремиться. Своеобразный карьерный рост. Избавиться от плоти и стать... кем? Может стоит изобрести новомодный термин, что-то вроде "некроамериканцев", к примеру? Конечно, я не уверена, что не эмигрировала откуда-то раньше, при жизни. Теперь об этом остается только гадать. Такая забавная игра, которой нельзя слишком увлекаться - поедая чей-то мозг, переваривая его воспоминания, примерить его роль на себя. Вот я стюардесса, новая форма жмет, слегка мутит от полета и запаха полуфабрикатной еды, но ощущение всепоглощающего счастья заслоняет подобные мелочи. Или вот я, бегаю между столиков, чашки с горячим кофе обжигают пальцы, улыбку словно приклеили к губам. И много, много других кадров чужой жизни, что я краду, пытаясь собрать в нелепый коллаж. Сразу после насыщения и когда видения уже отпускают, внутри образуется странная потерянность, не имеющая ничего общего с Голодом. Наверное, именно она заставляет нас бесцельно бродить по одним и тем же маршрутам, пытаясь время от времени имитировать прежние обряды. Они не имеют никакого значения, кроме иллюзии смысла в нашем посмертии. Спокойствие приходит потом, когда блекнут воспоминания, а до нового приступа Голода еще далеко. Можно делать все то же, что и раньше, но иначе - не сравнивая, не ища чего-то, чего нет больше. Просто быть. Чем-то неизменным, замкнувшимся на себе. Я думаю, когда-нибудь последние - и лучшие - из мертвых избавятся от пищи и необходимости в ней, а заодно и от прошлого целиком и полностью. Тогда мы станем совершенными. Новой ступенью эволюции. Ну а пока все остается как есть. Живые и мертвые. Еда и мы. Все хорошо, если не думать слишком много о... о некоторых вещах. Поток мыслей совсем не остановить, даже если ссохлись губы, а слова больше не подчиняются. Стена безмолвия, окружающая каждого из нас, отделяющая как от внешнего мира, так и друг от друга. В посмертном существовании есть свой распорядок, порой кажущийся бессмысленным, но он необходим. Каким бы нелепым и смешным не выглядел. В любом обществе найдется тот, кто станет баламутить воду. Повезло же мне, что этим "кто-то" оказался мой собственный муж. У мертвого есть несколько неоспоримых преимуществ. Мы свободны от людских горестей и проблем практически полностью. Болезни и треволнения сердечные оставили нас. Мы почти бессмертны, а война... война с живыми разве что. И всем ясно, какая из сторон обречена. Что главнее прочего, мы забыли не только радость, но и страх. Мерзкое чувство, лишающее воли и рассудка, манипулирующее поступками и даже физиологическими процессами. Мертвеца не бросит в холодный пот, не забьется лихорадочно сердце... Я верила, что страх остался атавизмом прошлой жизни. Верила. Но вот он стоит передо мной, вцепился в плечи и задает вопросы... вопросы, вопросы. "Замолчи, прекрати, оставь меня в покое!" Я хочу закричать, но из горла вырывается то ли всхлип, то ли рык. Мой язык не помнит, как создавать слова. Зато Р болтлив не в меру для мужчины, да к тому же то, что он говорит... Хочется верить, в моих глазах можно увидеть то, что не получается высказать этому засранцу. Р умолкает, наконец, и трясти меня перестает. Катись ты в Стадион, заумный выскочка! Это развод. И дети останутся с тобой! Неуклюже машу рукой в его сторону и ухожу, ощущая внутри непривычную дрожь. Разрыв дело не самое приятное, по-видимому, даже за чертой. Дальше... Текли дни, может, и месяцы. Я и раньше не слишком вела счет времени, теперь же оно и вовсе проходило стороной. Новый муж попался лучше прежнего, исправно исполнял супружеский долг - приносил мне кое-что с Охоты - и, главное, молчал. Совсем. Ни словечка, ни завывания. Удачная находка. В обществе происходило какое-то брожение, ощущаемое мной так, как камень ощущает течение реки. Проще говоря, что бы ни происходило, оно проходило мимо меня. До того момента, пока я не осталась одна. Не нуждаясь во сне, мы проваливаемся иногда в беспамятство. Режим отдыха для не мертвых, не спящих... Я частенько стала придаваться ему, то ли от скуки, то ли надеясь, что новый мир так настанет быстрее. Если говорить начистоту: для того, чтоб меньше думать. Теперь мне действительно было, о чем подумать. Аэропорт оказался пуст. Никто не катался на эскалаторах, не кучковался возле телевизоров, в общем ни одной живой души... ээ, ни одного не мертвого тела обнаружить в здании не удалось. В ходе поисков удостоверилась только в том, что Кости оставались там же, где всегда. Да растерянные (осиротевшие?) дети блуждали возле школы. Никто из них не сумел объяснить, что случилось, а я толком не сумела спросить. Лишь один махнул костлявой сухой рукой куда-то в сторону заката. Ага, то есть вся просто встали и ушли в закат? В том числе и мой муж. Не везет мне в личной смерти. Мне оставалось только пожать плечами и вернуться обратно. Мертвые ведь вернутся. Мы не склонны к дальним бессмысленным переходам. А для тел разной степени испорченности практически любой переход являяется дальним и бессмысленным. Наверное, время тоже умерло. Иначе в том, что происходило дальше не было никакого смысла. А не происходило ровным счетом ничего. Никто не собирался возвращаться. Или возвращаться уже стало некому. Не было часов, и я не считала, сколько раз солнце садилось и вставало с тех пор, когда наше маленькое убежище опустело. Единственной мерой изменений оставался мой Голод, и он нарастал, иссушая мертвую плоть, скручивая болью каждую клеточку. Разум наполнялся пустотой, теперь даже мысли ворочались с трудом. Мир превращался в двухмерный выцветший плакат. Ничего не имело значения больше. Вечность спустя я выбралась из аэропорта и направилась в сторону, которую в незапамятные времена указал один из скелетов. Не закат... Город. Люди. Пища. Сколько я брела? Не было больше беспокойства, тем паче - страха. Я оказалась так близка к мертвому совершенству, насколько вообще могла сейчас. Плоть стремительна ветшала, но меня это мало волновало. Лишь голод скреплял и двигал разваливающийся механизм, невидимой нитью влек туда, где таилось спасение. Люди быстрее, у них есть оружие и есть за что сражаться. А у меня есть терпение. Боль стала частью тела, бежала вместо нервных импульсов вдоль позвоночника. Я могу ждать, ждать еще долго, пока не получу избавление и насыщение. У меня столько времени в запасе, сколько у них не будет никогда. Это могло быть смешно. Я мертва, но проживу куда дольше так называемых "живых". Пустота, избавляющаяся от гнета с каждым шагом. Свобода. И невнятная горечь, отравляющая мысли. Р. Это он во всем виноват! Я оттерла с губ проступившую черную сукровицу и попыталась ускорить шаг. Неважно. Он, скорее всего, теперь лишь кучка пыли. А я останусь. Сброшу волосы, кожу и мясо, если понадобится. Превращусь в чистенькие кости. Но останусь здесь, на этой земле. Добираюсь до текущей воды... реки. Она рябит бликами, шумит и вообще раздражает меня. Зато поодаль, у берега... Рот почти готов наполнится слюной, все мертвое вспыхивает агонией новой силы - предвкушением. Я не издала ни звука, готовясь повиноваться инстинкту, превратиться в охотника, имеющего полное право на добычу. Но добыча, словно что-то почувствовав, резко оборачивается в мою сторону. И мы оба застываем, не зная, что делать дальше. Две гири на противоположных чашах вселенских весов. Мертвое и живое. Весы не двигаются, мы молчим, хоть так и не может продолжаться вечно. Он заговорил первым, растерянно тянет ко мне руку - я отсюда могу ощущать пульсацию живой крови под тонкой кожей. - Ты?.. - неверие в голосе, глупое обращение. Впрочем, как еще он мог обратиться ко мне? - Ррр... - его "имя" первое, что вырвалось из моей гортани за долгое-долгое время. Это рычание и словом не назовешь, да и с интонациями у меня проблемы. Тем не менее, он понял и кивает. - Да. Я... я изменился. Да ладно. Я мертвая, но не слепая. Я вижу все признаки - румянец на щеках, блеск глаз, мягкость движений, свойственную только живым. Я чувствую запах пищи, сочащийся из его пор. Я вижу себя в отражении его глаз. Впервые всматриваюсь в свои черты, в поношенное тело с истекшим сроком годности. В тело, с которым мне теперь не хочется иметь ничего общего. Внутри клубком колючей проволоки собирается отвращение. К нему или к самой себе? Между тем, Р продолжает говорить. Такой же болтун. - Все изменяются. Мир излечивается... они приходят и приходят. Учатся жить снова. Но ты, - он внимательно смотрит на меня, - ты плохо выглядишь. А ты всегда такой мастер комплиментов или только с бывшими? Мне хочется быть злой, мне хочется разломать его черепную коробку и выгрызть все ее содержимое. Одновременно с этим мне хочется иного... Как он смотрит на меня!.. С беспомощной жалостью, как на умирающего котенка, расплющенного машиной до состояния лепешки, но еще что-то соображающего. Р отводит взгляд и неловко пожимает плечами. - Я не знаю, что сделать. Как тебе помочь... Отдай мне то, что светится у тебя внутри. Отдай, поделись, наполни меня. Я ненавижу тебя, я хочу это. То, что навсегда наполнит пустоту внутри, убьет Голод... Убей мою немертвость. Зарази меня жизнью. Не знаю, может ли Р понимать, о чем я думаю. Он выглядит несчастным и виноватым, а я... я, вероятно, выгляжу всего лишь мертвой. Его рука тянется в мою сторону, и он тут же одергивает себя. - Прости... жизнь не передается воздушно-капельным путем. Я все понимаю и киваю. Р говорит что-то еще, говорит и говорит. Я уже не слушаю. Иду обратно. Тело кажется таким тяжелым, словно слова Р свинцовыми пулями застряли в плоти и тянут меня к земле. Опускаюсь на колени и закрываю глаза. Боли нет, только усталость, каменеют мышцы и... все? Облетит плоть со своего каркаса, как листья по осени, потом и кости обратятся в пыль, пыль рассеет ветер. Уйдут живые и те, кто "заразился" их жизнью. Но будет ветер, будет пыль на ветру, будет смерть. Некоторые из нас остаются, Р. Я останусь.