Реванш (Одержимая)

Дыханье рвётся, а в серых плитах давно ушедших застыли знаки. Немало им вознеслось молитв, но ни молиться сейчас, ни плакать не остаётся ни сил, ни смысла... Ты говорила, а он не верил — во тьме фиалково-бархатистой ты каждой ночью встречаешь зверя. Когда луна заливает простынь, лучом к подушке твоей крадётся, бенгальский пламень глазниц раскосых сияет ярче её и солнца. Не отвернуться, не заслониться — степных шаманов искусны чары. Тьма крючконосой взмывает птицей, и бьёт крылами, и кличет яро. По капле страх просочится в ребра, сжигая вены, круша преграды. Кого доселе ты мнила мёртвым, живей снующих с тобою рядом: из каждой грани, из каждой тени его ухмылка стрелою в спину… Ты плавишь душу в кострах истерик. Ты исчерпала почти все силы. И полем битвы последней — ложе, и мгла ночная — агоний омут. …Прикосновение студит кожу, и в горле крик застывает комом. Ты как удара ждешь ночи каждой, дырой доспехов своих зияя. Твой самый страшный кошмар однажды в пленённом разуме станет явью. Ты говорила, а он не верил, мольбы напутствуя взглядом строгим… Кинжал взмывает над спящим телом — рука наследницы Фа не дрогнет… *** Дыханье рвётся, а в серых плитах, как в струях ливневых, отразится до дна безумьем своим испитой лицо несчастной мужеубийцы. Сильней не тот, кто в бою отчаян, а кто отчаяться не посмеет. И тьма, сверкнув за спиной очами, в ладонь ей вложит клинок трофейный…