(—)
— Добрый день, сэр. — Да-да, вам того же, — с недовольством протянул Артур, одёргивая манжеты. Грубить не стоило, он знал это — его многострадальный спутник не заслужил никаких проявлений неуважения. Однако от одного воспоминания сегодняшнего утра его уже бросало в дрожь. Парламентарии и секретари не давали ему ни минутки покоя (не говоря уже о перерыве на чай!). Даже для империи это было возмутительно. Можно было перепоручить все эти дела кому-нибудь другому или хотя бы отложить бумажную волокиту до завтра. Но когда прибыл экипаж, он не смог сдержать улыбку при виде двух его подопечных — сыновей, братьев, колоний — сидящих внутри. Оба опрятно одетые, в парадных костюмах и с аккуратно приглаженными волосами. Мэттью держал у себя на коленях полярного медвежонка, словно тот был простой детской игрушкой. Альфред же сложил руки так, что из-под рукавов рубашки едва показывалась гладкая сталь оков. Специально или нет, Артур не знал, но не заострять на том внимания. Альфред должен понимать, что упрекать его не за что и всё это исключительно ради его блага. Артур поправил галстук и кивнул им в знак приветствия: — Здравствуйте, мальчики. — Добрый день, — отозвался Мэттью и поклонился, насколько ему позволяло его положение. «Какой славный юноша» Альфред на несколько мгновений поднял на него глаза и, покорно кивнув, уставился в пол. Полным сочувствия жестом Артур отбросил несколько светлых прядей с его лба. — Ничего не изменилось? — мягко спросил он, когда кэб тронулся. — Ничего, — Мэттью тяжело вздохнул. — Этого я и боялся. Альфред… — Артур повернул к себе его лицо, чтобы заглянуть в глаза. — Всё хорошо, понимаешь? Здесь, со мной, тебе ничего не грозит. Тот отвернулся к окну, никак не реагируя на слова. Три долгих месяца Артур пытался выудить из него хоть какой-то интерес к происходящему, но безуспешно. Откинувшись назад, он фыркнул. Что ж, днём больше, днём меньше. — Ладно. А как ты поживаешь, Мэттью? — Всё хорошо, полагаю, — тот лишь пожал плечами. — Завтрак был… замечательным. — Очень рад, — он был слишком доволен, чтобы заметить, как дрогнул голос, когда тот солгал. Наслаждаться стряпнёй Артура мог только он сам. Даже близнецы не всегда решались её попробовать, обычно пряча где-нибудь в укромном месте. — Если хотите, я устрою вам такой же обед сегодня… — Нет! — выпалил Мэттью и тут же покраснел, осознав, что только что сказал, — В этом н-нет необходимости, Артур. Вы всегда так много делаете, и, я уверен, этим утром у вас тоже были важные дела, поэтому… Я обо всём позабочусь сам. Артур снова поправил галстук. Судя по проплывавшим за окном улицам, они уже почти на месте. Людей становилось всё больше, кэб с трудом продвигался по дороге между снующих мальчишек и дородных женщин, занимавших места не меньше, чем половина узкого проулка между домами. — Ты такой очаровательный мальчик. А, похоже, мы прибыли. С грохотом экипаж остановился, привлекая к себе внимание людей. Если кто и приехал на главную площадь на лошадях или в кэбе, значит, это кто-то богат и благороден, а значит, приближен к королю — эта мысль не давала им покоя, все хотели взглянуть на пассажиров. Пару мгновений спустя лакей с лёгким полупоклоном открыл дверь. Артур приподнялся с сидения, но прежде чем выйти, он остановился, дожидаясь, пока колонии встанут со своих мест. Он хотел убедиться, что Альфред выйдет сам. Толпа наполнила улицы до предела. Люди толкались и переругивались, пытались подобраться поближе к центру площади. Городская стража едва сдерживали натиск человеческой массы, грозно ощерившись десятком штыков. Кэб остановился на небольшом возвышении, благодаря чему Артура и близнецов ещё не задавили. Отсюда казалось, что весь Лондон собрался посмотреть на казнь предателя. «Превосходно», — довольно усмехнулся Артур. Он хотел, чтобы все увидели. Все до единого. — Артур! В центре платформы в тени широкого балдахина сидел сам король. Старый Георг редко показывался на людях после бостонского восстания и конфликтов с Францией, разозливших народ ещё сильнее, но в этот знаменательный день он решил изменить своим привычкам. Он сделал знак подойти воплощению своей страны, указывая на пустое место слева от себя. — Давай, давай, садись! — Ваше величество, — Артур низко поклонился, — счастье видеть Вас в добром здравии. — Да-да, тебя тоже, — добродушно засмеялся Георг, пожимая протянутую руку. Он был в необычайно приподнятом настроении, — и твоих, гм… мальчиков тоже, конечно же. В знак признательности колонии поклонились. Артур просиял от гордости и предпочёл не замечать злой взгляд, который бросил король в сторону Альфреда. Старый Георг всё ещё был оскорблён неповиновением и нападками с берегов Америки, и Артур сомневался, что он проживёт достаточно, чтобы их забыть. Несмотря на внутреннюю борьбу король подтолкнул его к предназначенному месту. Естественно, отсюда поверх волнующейся толпы открывался лучший вид на главную достопримечательность сегодняшнего дня. Виселица грозно покачивала петлёй над головами горожан. Ещё три дня назад здесь стоял рынок, но по королевскому указу десяток городских плотников соорудили это орудие возмездия. Вдруг вдали толпа начала расходиться, образуя длинный коридор. — Проклятое времечко, да? — пробормотал король Георг, когда в поле зрения показалась открытая чёрная повозка. — Теперь-то мы окончательно разделаемся с этим кровавым делом. — Разумеется, сэр, — ответил Артур, и всё внутри него сжалось от предвкушения. Слишком много времени он ждал, и эти минуты перед казнью тянулись мучительно долго, выматывая его терпение. При виде повозки толпа взревела. Мэттью вздрогнул от нечеловеческого шума и крепче прижал к себе медвежонка. Тысячи голосов слились в один торжествующий крик, тысячи людей подались вперёд, надеясь увидеть предателя. Альфред поднял голову и блуждающим взглядом нашарил осуждённого. Даже связанный, с руками, закованными в тяжёлые колодки, этот человек стоял, выпрямившись во весь рост. Зловонная одежда истрепалась за недели в тюрьме. Засаленные рыжие волосы, обычно скрытые строгим белым париком, падали на лицо. В него летели гнилые овощи и камни, пока повозка пересекала площадь нарочито медленно, словно давая толпе время поиздеваться вдоволь. Даже подобные унижения он сносил с достоинством. С утробным стоном Альфред рванул цепь. Артуру было больно на это смотреть — его мальчику, должно быть, очень тяжело сейчас лицом к лицу встретиться с человеком, который похитил его, заставлял нищенствовать и голодать, внушил свои идеи, обернул против Короны — но это необходимо. Когда повозка проезжала мимо возвышения, где они находились, осужденный без страха заглянул Альфреду в глаза. И его непоколебимое выражение лица стало мягким, по-отцовски ласковым. Плечи Альфреда мелко затряслись. Артур ненавидел этого человека всем сердцем. Он сжал руку Альфреда в надежде поддержать, выстроить стену, способную защитить от разрушающего взгляда. Осужденный ещё пару мгновений смотрел на них, пока качнувшаяся на камнях повозка не заставила его отвернуться. От этого Альфред задрожал ещё сильнее. — Крепись, парень, — прошептал ему Артур и в последний раз сжал руку, прежде чем отпустить. Неспешно повозка подъехала к виселице. За ней без промедления сомкнулись ряды охраны, отсекая толпу от места казни. Осуждённый сам шагнул на помост, без окриков и толчков. На его шею набросили петлю. Офицер, стоявший позади, развернул тонкий пергамент с королевским приказом. — Джордж Вашингтон, — зычно начал он, — представ перед судом присяжных, парламентом и Его величеством королём Георгом III, вы были признаны виновным в совершении следующих преступлений: отказе от выполнения Акта о гербовом сборе, организации незаконного ополчения, подстрекательстве к бунту против Британской империи под видом офицера армии, в непростительном предательстве интересов Короны… «И похищении», — добавил про себя Артур. — …за все свои злодеяния Вы приговариваетесь к смерти через публичное повешение. Да помилует Господь вашу душу. Ликование пронеслось по толпе. Горожане гордились, что они станут свидетелями того, как отвратительный преступник, лидер скверного американского восстания, получит по заслугам. Палач затянул петлю вокруг шеи Вашингтона и отступил с гадкой щербатой ухмылкой. «Будь сильным, сын» Кровь Артура вскипела от возбуждения. Палач нажал на рычаг. Крышка люка откинулась вниз. От стен домов эхом отразился сухой щелчок. В паре футов от земли закачалась пара ботинок. Люди взревели, празднуя кончину предателя. Артур откинулся назад со вздохом облегчения. Он перевёл взгляд на своих воспитанников. Мэттью буквально побелел и уткнулся глазами в своего медвежонка. Испуган видом смерти, без сомнений. Бедный мальчик, но через это нужно пройти. А Альфред… Лицо того посерело. Руки тряслись, заставляя цепь наручников скрипеть от натяжения. Глаза были выпучены, а взгляд следовал за раскачивающимся трупом. Мэттью поднял глаза и осторожно дотронулся до плеча брата. — Ал?.. Альфред был уничтожен. Он упал на колени и закрыл руками лицо, пряча беззвучный крик. Артур немедленно упал перед ним, стараясь прижать к себе так сильно, как только мог. — Альфред, посмотри на меня, — в его голосе была растерянность. Он знал, что так будет, но не был к этому готов. — Соберись, парень. Теперь ты в безопасности, ты дома, этот человек больше не сможет причинить тебе вред. Альфред что-то говорил (насколько ему позволял сорванный голос), повторяя одно слово. — Отец, отец, отец… — Я здесь, Альфред, — пытался успокоить его Артур, обнимая за плечи. — Я здесь, с тобой. Оттолкнув его от себя, тот рванулся к Мэттью, который подошёл к ним, никем не замеченный. Оставив медвежонка в стороне, он взял руки брата в свои и, опустившись рядом, начал медленно, словно убаюкивая, раскачиваться взад и вперёд. Альфред тихо всхлипывал, вжимаясь в его плечо, словно прильнувший к матери ребёнок. Со вздохом Артур поднялся и нерешительно погладил его по голове. — Бедный мой мальчик, — прошептал он, — Всё хорошо теперь. Успокойся, с нами тебе ничего больше не грозит. Всхлипы Альфреда стали громче и вскоре переросли в душераздирающие причитания, когда толпа, обезумев, начала сдирать с трупа одежду. Он даже не пошевелился, когда Мэттью, стараясь не потревожить, обнял его. Тот прижал брата к себе покрепче и уткнулся носом в волосы. Не видеть, не слышать это зверство. Слишком тяжело. Когда Альфред наконец затих и двинулся, тело висельника уже давно сняли и отвезли на всё той же повозке на кладбище, где похоронили без каких-либо почестей. Единственным, что сейчас напоминало о казни, был обрубок, оставшийся от петли, который мерно раскачивался на ветру. Правосудие, как думал Артур, свершилось.(—)
Домой колонии отправились без него. Когда после повешения люди разошлись, король настоятельно звал Артура на чай. Учитывая, кем и чем тот был, не согласиться он не имел права. Так Мэттью одному пришлось отвечать за безопасность брата. Это не было трудным заданием, никто и не подумал бы их тронуть, но на сердце у него было неспокойно. Он вспомнил время, которое для таких как он и его брат, Артур и других, было совсем недавно. Он вспомнил, какое горе постигло его Papá, когда он был вынужден отдать своего дорогого Маттьё Англии как военный трофей. Не знавший английского языка, не привыкший к южному солнцу и страдавший от потери своего родителя тот тогда был сломлен и подавлен. Именно Альфред, его горячо любимый брат, стал его лучиком света в окружавшей темноте. Именно Альфред показал ему, куда можно спрятать несъедобную стряпню Артура, не боясь разоблачения. Именно Альфред научил первым в его жизни английским словам — «brother», «bear» и «bunny». Они все начинались с «В», потому что «Альфред и Америка — единственные слова на „А“, которые тебе пригодятся!». Именно Альфред всегда играл с ним и делил кровать, пока боль от разлуки не затихла. Сейчас он ходил, натыкаясь на стены, словно не видел их. Альфред, который больше не бегал по всему дому, надоедая слугам играми. Альфред, вынужденный почти всё время лежать у себя в комнате со скованными руками и посеревшим лицом мертвеца, а не жизнерадостного подростка. Мэттью помог ему подняться по лестнице и добраться до кровати. — Альфред, — едва слышно позвал он. — Ты неважно выглядишь. Тебе лучше прилечь. Тот не ответил, но когда Мэттью попытался уложить его, не поддался. Вскоре он смирился и решил не продолжать бессмысленную борьбу. — Хорошо, Ал, если это то, что ты действительно хочешь, чтобы я сделал. Позволь, я хотя бы впущу сюда немного света. Снова молчание. Но, когда Мэттью открыл шторы, никаких возражений не последовало, и он принял это за согласие. Что же, возможно, Альфред просто ещё не отошёл от шока. — Уже почти четыре часа, — заметил он, пытаясь скрасить тишину бесполезной болтовнёй, — мне нужно позаботиться об обеде. Я оставлю дверь открытой, так что если что случится, приходи ко мне. Договорились? Альфред безучастно смотрел на небо за окном. Последние дни Мэттью всё чаще заставал его за этим занятием. — Я… — он в последний раз сжал прохладные ладони брата, — я буду внизу. Стоило ему отойти, как с тихим лязгом руки Альфреда упали на колени. Когда Мэттью вышел, он не пошевелился, лишь продолжил смотреть потемневшими глазами в темноту. Мэттью было не по себе. Он застыл в дверном проёме, надеясь боковым зрением уловить хоть единое движение в комнате. Ничего. Опять, как и много раз до этого, он всем сердцем скучал по их родному дому и надоедливому, вездесущему, но такому любимому брату. Он спустился по лестнице и приказал слугам приготовить им еду на вечер.(—)
Вскоре Артур вернулся домой после чаепития. Едва он успел расстегнуть пуговицы своего плаща, как заметил хлопочущих на кухне слуг и Мэттью. — Мне казалось, я говорил тебе, что сегодняшний ужин за мной, — с усмешкой в голосе протянул он, ослабляя галстук. — Ой! — тот чуть не уронил кастрюлю с супом, которую он нёс кухарке. — Ч-честно говоря, мы не знали, когда вы вернётесь, поэтому м-мы решили приготовить еду заранее, чтобы вы не ждали. — Гм, вот как? Так это была твоя идея? Мэттью вздрогнул: — Да, сэр. Артур торопливо обнял его. — Ты такой очаровательный мальчик. Со вздохом облегчения Мэттью обмяк. Он, честно признаться, ожидал, что тот разозлится или будет расстроен его поведением. Артур похлопал его по плечу и отстранился, осматривая кухню, полную суетившихся людей. — А где?.. — Он наверху, — Мэттью указал на лестницу, — у себя. — С ним всё в порядке? — озабоченно поинтересовался Артур, снимая плащ и вешая его на крючок в прихожей. — Думаю, Вам лучше пойти самому узнать у него, — он едва заметно пожал плечами. Сейчас ему меньше всего хотелось вновь увидеть перед глазами сгорбленную в немом отчаянии фигуру брата. — Этого-то я и боялся, — Артур вздохнул и снова хлопнул Мэттью по плечу в знак ободрения. Лучше им не поддаваться мрачным мыслям в такое время. Скоро всё пройдет, и Альфред станет прежним шумным и назойливым младшим братцем. Он надеялся на это. — Не бойся так, парень. Ал — сильный мальчик, ему просто нужно время, чтобы понять. А пока я ему принёс кое-что особенное, чтобы не грустил. — Особенное? — тихий голос Мэттью потонул в шуме падающих мешков и вскриках служанок, только сейчас заметивших снующего у всех под ногами Кумадзиро. Тихий писк медвежонка заставил его, смущённо извиняясь, поднять питомца с пола и прижать к себе, успокаивая. — И что же вы собираетесь ему подарить? С загадочной улыбкой Артур подошёл к одному из больших шкафов, стоявших между прихожей и кухней и всегда вызывавших у Мэттью желание забраться внутрь этого огромного, пахнущего сосновой смолой гардероба. Там наверняка можно было бы спрятаться даже вдвоём с Алом, если бы он ещё мог с ним поиграть. Сейчас на верхней полке лежал небольшой бумажный свёрток, аккуратно перевязанный бечевой. Вид у него был помятый, словно на него клали что-то тяжёлое. Артур, чуть привстав на цыпочки, подцепил его кончиками пальцев. — Можешь не волноваться. Уверен, ему понравится. То, что я ему приготовил, точно его обрадует. Даже сейчас, — он осторожно поправил верёвку, державшую весь ворох грубых пергаментных листов, — Альфред должен узнать его. Вопрос застыл в насторожённых глазах Мэттью. «Кого?» — но задать его он не решился. Вместо этого он лишь пробормотал: — Надеюсь, вы правы, сэр. Как бы Артур этому не противился и не убеждал себя, но, как и Мэттью, он мог лишь выжидать и верить в лучший исход. Слишком ярко в его сознании запечатлелось помертвевшее лицо Альфреда в момент казни. Он старался ради блага своих колоний, обманутых, опутанных сетями этих предателей, пусть это давалось ему такой ценой. Едва прижимая к своей груди свёрток, словно хрупкого ребёнка, Артур поднялся по лестнице. После жёстких досок лестницы, скрипевших и стонавших под тяжёлыми сапогами, напольный ковёр жилого этажа представлялся глубоким мягким морем, в котором тонули все звуки. Дверь в комнату Альфреда была всё ещё открыта, но, прежде чем зайти Артур легко постучал костяшками пальцев по косяку. Это было бессмысленно, ведь тот уже давно не реагировал на его визиты и всё время притворялся дремлющим, когда он приходил. Конечно, лучше, чем когда он кричал до хрипа, сводя с ума всех в доме. Тяжело, слишком тяжело было слышать, как мучается его мальчик. — Альфред, — голос Артура, неожиданно громкий и чёткий для застывшей в комнате тишины, резанул слух. — У меня для тебя подарок. Фигура на кровати не шелохнулась, застыв в своём молчаливом оцепенении. Огромная фарфоровая кукла с пустыми глазами и опущенной головой, а не живой, полный энергии подросток. Ноги Альфреда едва касались земли, безвольно свешиваясь с края кровати, руки опущены на колени, а взгляд устремлён за стекла, куда-то в даль лондонского неба. С тех пор, как ушёл Мэттью, ничего не изменилось. Матрас протяжно закряхтел, прогнувшись под весом ещё одного тела. Артур положил свёрток на подушки, освобождая руки, и, едва касаясь лица Альфреда, но всё же требовательно заставил его повернуться. — Альфред, посмотри на меня, — секунду поколебавшись, тот перевёл на Артура взгляд запавших голубых глаз, подчиняясь. — Хороший мальчик. А теперь дай мне свои руки. Вновь лишь молчаливое повиновение и ничего больше в ответ. На ладони Артура мягко легли мальчишеские запястья, обжигая холодом железных наручников. Они были очень прочными, иначе не удержали бы Альфреда, в приступе гнева способного делать просто невероятные для человека вещи. Каждый день слуги должны были чистить оковы от грязи и следить, чтобы ни одного повреждения на них не появилось. Артур лично проверял их работу. Всё только самое лучшее для его мальчика, даже если говорить о вынужденном заточении. — Закрой глаза. Лицо Артура, его тонкие пальцы, ощупывающие наручники, полумрак комнаты и даже робкий дневной свет из-за окна исчезли за подрагивающими веками. Альфред замер в ожидании, прислушиваясь. Шорох бумаги — Артур достал из пакета простой серебряный ключ. Наручники и цепи упали. Альфред резко открыл глаза, не веря своим ощущениям. Запястья, покрасневшие и в глубоких кровоточащих ссадинах от долгих месяцев в оковах, сейчас были от них свободны. — Сюрприз, — тихий смех Артура был заглушен лязгом цепей, которые он сматывал, иногда поглядывая на Альфреда. Он ждал. Ждал, что произойдёт дальше. — Ты так хорошо себя вёл недавно, и я подумал, что ты заслужил. Больше в них нет необходимости. Резко выдохнув, Альфред подался вперёд и поднял руки к лицую Проверить, что ему это не приснилось. Артур не оставил это без внимания, с озабоченным видом тоже рассматривая запястья. — Гм, — протянул он. — Я попрошу горничную принести тебе мазь чуть позже. Мигом залечим твои ссадины, даже не вспомнишь о них. А сейчас у меня для тебя ещё один подарок. Альфред лишь ошарашено поглядывал сквозь пальцы на него. Артур усмехнулся такой реакции и вновь потянулся к свёртку на кровати. Вся бумага полетела на пол, открывая взгляду неумело сшитого плюшевого кролика с непропорционально длинными ушами и добродушной улыбкой во всю мордочку. — Помнишь Флопси? Конечно, он помнил. Флопси был любимой игрушкой Альфреда, пока тот был слишком мал для деревянных солдатиков. Артур сам сделал его в замену друзьям-кроликам, которых не разрешал держать в доме. С этой игрушкой Альфред спал каждую ночь на протяжении почти сотни лет, прижимая её к себе особенно сильно во время грозы, даже когда уже вырос. Несмотря на почтенный возраст сейчас Флопси выглядел как новенький: все дыры и потёртости аккуратно зашиты заплатами, старый поблёкший плюш сменён новым, а чёрные пуговичные глаза натерты до блеска. И так знакомо и добродушно улыбался Альфреду с мордочки вышитый рот. — Я привёз его сюда из нашего дома на Западе в прошлом месяце. Пришлось немного повозиться, чтобы его починить, но зато теперь Флопси выглядит как раньше, — вложив в руки юноши игрушку, Артур с надеждой улыбнулся. — Рад видеть старого друга, не так ли? Что-то внутри Альфреда в этот момент перевернулось. Он прижал кролика к груди. Никому больше не отдаст. И не оставит. Его пальцы коснулись измятого левого уха игрушки, которое он жевал и грубо хватал в поиске утешения, когда был совсем ребёнком. — Я знал, что тебе понравится, — в голосе Артура явно читалось облегчение. Он встал с кровати и в раздумьях подошёл к окну. — Впустим-ка сюда немного воздуха. Как ты в этой комнате только не задохнулся, здесь ужасно душно. Он открыл первую створку, и холодный лондонский воздух ворвался в помещение, закружив в своём танце бумаги на полу. Решив, что этого недостаточно, Артур направился к противоположной стене, намереваясь открыть и второе окно. Он не мог увидеть, каким в этот момент был взгляд Альфреда: перед ним сейчас словно распахнулись райские врата. Луч солнца, такой слабый и такой желанный, скользнул по его лицу, вновь рождая в потемневших голубых глазах утраченный свет. Альфред встал на не слушающиеся его ноги и шаг за шагом подошёл к окну. Наконец-то он увидит небо не сквозь покрытые тонким слоём пыли и копоти стёкла. Не замечая этого, Артур толкнул ставни второго окна, выходившего на аллею, насквозь пропахшую рыбой и дымом. После спёртого воздуха комнат даже эта вонь казалась чем-то не таким уж и плохим. — Ах, намного лучше. Скажи же… Альфред! Одной рукой сжимая игрушечного зайца, тот вытянул вторую к небу. Всем своим существом он стремился туда, дальше, за свинцовые тучи, не нёсшие ничего кроме дождя в этот угрюмый серый город. Альфред поставил одну ногу на подоконник, словно собираясь прыгнуть. Артуру хватило секунды, чтобы преодолеть расстояние между ними. Схватив того поперёк груди, он повалил его на пол, всем телом вжимая в грубую деревянную поверхность. — Эй, о чём ты вообще думаешь, парень? Мы на третьем этаже! Альфред посмотрел на него диким взглядом, обеими руками обнимая Флопси. Артур принялся трясти его за плечи, пытаясь воззвать к остаткам разума в глубинах его сломленного сознания. Почему, почему он это делает? Он же старается ради общего блага, этот Вашингтон должен был расплатиться за всё, что совершил! — Господи, Альфред, не смей меня так пугать, ты слышишь меня? Ты даже не представляешь, что станет со мной, если я потеряю тебя сейчас, после всего, через что мы оба прошли? О чём, во имя всех святых, ты думал? — он едва мог дышать от волнения, слова давались с трудом. Не в силах передать всё, что он хотел сказать, Артур обнял его так крепко, как только мог. — Пожалуйста, одумайся! Как же, чёрт побери, больно видеть тебя таким, мой мальчик. Я не знаю, что эти мятежные ублюдки сделали с тобой, но я всё исправлю, клянусь. Просто скажи, что мне сделать, Альфред. Прошу. Просто скажи, что тебе нужно. — С-сво… Артур замер, вслушиваясь в каждый выдох. Он отстранился, совсем немного, чтобы позволить Альфреду набрать полную грудь воздуха. Сорванный голос не позволял отчётливо говорить, но с каждым разом всё яснее и громче из его уст звучало одно и то же слово. — Свободен. Свободен. Свободен. Свободен… Окончательно опешив, англичанин медленно привстал. Альфред впился глазами в небо за окном. Даже в сгущавшихся вечерних сумерках его глаза светились неестественно ярко, будто в них отражался небосвод над его родной землёй. — Свободен, — голос ещё не окреп, слова прорывались сквозь тихие хрипы, из-за чего это звучало жутко. — Свободен, Свободен… Артур обеспокоенно дотронулся до его плеча, вложив в прикосновение всю нежность, которую только мог. Плохо, очень плохо. Он не понимал, что происходит. — Всё хорошо, Альфред. Ты дома, ты свободен. Тот замолчал, замерев всем телом. А затем он засмеялся. Это был жуткий звук, ничем не схожий с его обычным жизнерадостным смехом, что озарял улыбкой лица всех вокруг. В нём было что-то пугающее, безумное. Что бы ни делал Артур, тот не переставал хохотать, раскинувшись на полу. Всё кончено. Артур выбежал из комнаты. Страх гнал его оттуда. Вниз по лестнице, сквозь кухню, в кабинет, захлопнув за собой дверь, — он больше не мог находиться рядом с потерявшим рассудок Альфредом. Напуганный шумом, Мэттью поднялся в комнату брата, чтобы узнать, что происходит. Едва войдя, он увидел лежащего Альфреда, с остервенением сжимавшего ухо Флопси и уставившегося в одинокое мрачное небо Лондона. Он кинулся к нему, умоляя очнуться, прийти в себя. Но Альфред повторял одно и то же слово. Вновь, и вновь, и вновь.«Свободен. Свободен. Свободен. Свободен. Свободен. Свободен. Свободен…»