Я могу быть груб, принцесса

Хакуэй никогда не видела фаналисов. Она лишь слышала байки, которые рассказывал народ и истории кочевников в пути, когда по поручению императрицы или Верховного главнокомандующего отправлялась далеко на запад. Поэтому все ассоциации у принцессы с фаналисами были тесно связаны с кандалами и цепями. Лишь при одном упоминании этого племени в голове у Хакуэй возникал образ грозного мужчины с сильными руками, тяжелым, ненавидящим взглядом и с алыми волосами. И, конечно же, этот мужчина всегда был в цепях. Тогда кто же эта прекрасная девушка, стоящая рядом с любимым братом Хакуэй и держащая его за руку? Хакуэй не верила, что она одна из них. Одна из тех, чья физическая сила поражала и ужасала одновременно. Было сложно поверить, что эти тонкие руки имели разрушительную мощь, а этот смущающийся, неловкий взгляд мог быть свирепым. Хакуэй отказывалась верить в то, что невеста Хакурю – фаналис. Слишком прекрасна она была: эти длинные алые волосы, убранные руками заботливых служанок, это красное одеяние, подчеркивающее тонкую фигуру девушки, эти красивые живые глаза. Морджана улыбалась. Точнее, она прятала улыбку и смотрела – так нежно, так ласково и так, как только может смотреть влюбленная девушка – на Хакурю, словно пытаясь отыскать в его взгляде поддержку. Хакуэй без труда угадывала неловкость на ее лице, в ее движениях. Прекрасная Морджана улыбалась и оглядывалась на жителей, ловила их не самые одобрительные взгляды, но все же была счастлива. Девушка держала за руку такого же счастливого Хакурю, и Хакуэй пыталась припомнить, когда она в последний раз видела у брата настолько счастливую улыбку. Но не все проблемы со свадьбой принца Ко можно было так просто решить: приезд послов из империи Рем никто не смел отменять, и их прибытие в страну восходящего солнца был лишь вопросом времени. В день, когда принцесса Хакуэй должна была встретиться со слугами, отвечающими за украшения на торжестве, Сейшун сообщил, что послы из империи Рем прибывают. Вот так просто: — Госпожа Хакуэй, гости из Рема пришвартуются в нашем порту приблизительно через четверть часа. Господин Коэн попросил вас встретить их. Хакуэй не сопротивлялась, Хакуэй не спорила - воля и приказы будущего императора Ко не обсуждались никем и нигде. Уже в седле Хакуэй вдыхала полной грудью прибрежный морской воздух, всматриваясь в корабли, которые с каждой минутой все были больше и больше. Судна были совсем не похожи на те, которые принцесса часто видела в этом порту, и это с еще большей уверенностью давало возможность заявить любому прохожему: судна иноземные. Два корабля из империи Рем прибывали в империю Ко для переговоров на три дня. Прошлый договор, сроком на пять лет, истекал через несколько дней, и главам стран было бы выгодней поддерживать этот псевдомир хотя бы до тех пор, пока империи не будут уверены в своей готовности начать войну друг против друга. — Судна империи Рем, спустить якоря! — окрик моряков вынул принцессу из раздумий, и она спрыгнула с коня, встав рядом со спокойным Сейшуном. "Он совсем не волнуется, будто всегда этим занимался. Он же всегда был рядом со мной... Если малыш Ли не волнуется, то и мне не стоит. Мирный договор будет подписан господином Коэном, я уверена", - принцесса расправила плечи, подняла взгляд. Улыбаясь, приветствовала гостей и далее по зазубренной до мозоли схеме: обмен любезностями, проводы до дворца императрицы, а дальше передача послов в руки Коэна, который займется ими. Как он поступит: сначала отобедает с ними, а потом займется делами или наоборот, это уже его дело. "И все же, что такого малыш Хакурю нашел в Морджане?" — возвращаясь к обыденной суматохе вокруг свадьбы, Хакуэй бросила взгляд на прибывшего посла, Му Алексия, после чего удалилась из зала собраний (женщинам там не место, как утверждает Коэн). Хакуэй чувствовала себя бесстыдницей: она не смотрела на Му Алексия, она рассматривала его и пожирала глазами. Доселе незнакомый образ мужчины, сильный, чарующий и такой, который не меркнет даже перед господином Коэном, был слишком... незнаком ей. Хакуэй была очарована им, этим странным мужчиной, который мог одновременно быть чудовищем и улыбаться так мягко и добродушно, что даже сдержанная Когьеку невольно краснела при одном взгляде на фаналиса. Му был поразителен. Он держался, как подобает дворянину, послу, но был так мягок и добр – и к слугам, и к придворным,– что Хакуэй начинала сомневаться в правдивости слов рассказчиков, что впервые поведали ей о фаналисах. Где грозный взгляд, от одного вида которого бросает в дрожь? Его нет. Му смотрел мягко, с улыбкой, он смотрел в душу. Его глаза – те самые, алые, из рассказов – не ненавидели. Его глаза теплые. А его улыбка заставляла улыбаться в ответ, заставляла чувствовать тепло, заполняющее до кончиков пальцев и разливающееся вроде как из глубины сердца. Где следы от цепей на его руках, где ужасные шрамы, полученные в боях? Где то чудовище из рассказов? Хакуэй не чувствовала отвращения. Она чувствовала что-то теплое, заставляющее ее идти за фаналисом, тайно смотреть на него при трапезе из-под полу прикрытых век и желать прикоснуться к нему хотя бы кончиками пальцев. Хакуэй стыдилась своих желаний, стыдилась того, что желание просто узнать, понять слабость брата к девушке-фаналис, переросла в нечто большее, притягательное и сладко тянущее внизу живота. Переговоры задерживались: империи не пришли к согласию за три дня, поэтому Коэном и Титусом было решено, что послы останутся еще на четыре дня. Изначально они собирались остаться всего на три, но пришлось учесть еще один из-за торжества: свадьбы принца Хакурю. Когда Му узнал, что принц Ко женится на одной из фаналис, то был очень удивлен — эта эмоция очень понравилась Хакуэй на мужественном лице. Его брови приподнялись в удивлении, а губы искривились то ли в полуулыбке, то ли Му просто хотел что-то сказать, но не решался. Но уже спустя секунду на его губах появилась теплая улыбка и он, взяв растерявшуюся Морджану за руку, с чувством произнес: «Поздравляю». Хакуэй наблюдала за этим, стоя совсем рядом, совсем близко. Она смотрела на улыбку фаналиса и зачарованно отмечала, что, лишь улыбнувшись, он мог показать все свои чувства. Неделя в империи Ко только началась. Му здесь был уже четвертый день, и в этой империи, несмотря на всю грубость верхушки, ему нравилось: красивые пейзажи, неописуемые рассветы и неподражаемые вечера. Му нравилось в Ко, хоть и не нравился сам правитель. В этой империи, как заметил фаналис, другие люди: простые жители были прокаженным слугами, которые ничего не смели сказать против слова господина, они ходили как незаметные тени — это фаналису не нравилось; насколько грубо дрессировали этих людей (иначе Алексий выразиться не мог)? Но странное поведение первой принцессы, к примеру, ему льстило. Ему льстило то, как на него смотрела девушка императорских кровей из полуопущенных пушистых трепетавших ресниц. Ему нравилось, как девушка, еле уловимо, наблюдала за ним со стороны. Его воодушевляло, как она приглядывалась к малышке Морджане и явно сравнивала их двоих. Ему, полукровке, грешным делом хотелось казаться еще лучше. Только куда лучше-то? Титус на поведение своего друга улыбался, поговаривая, чтобы Му сильно не заигрывался: он не простил бы его за разбитое сердце Хакуэй. Проходя мимо принцессы где-то на улице или в коридорах, он замирал, вслушиваясь в биение ее сердца, принюхиваясь к ее личному аромату, всматриваясь в нежные очертания прекрасной принцессы. — Вы не составите мне компанию в прогулке по вечернему саду, принцесса Хакуэй? Му был тронут этой чистой улыбкой, он был очарован нежным взглядом, он был поражен движением дрогнувших губ. — Буду очень рада, господин Алексий. *** Хакуэй была не обманута лишь в одном: руки фаналиса, такие сильные, такие грубые и мозолистые, были горячими. Принцесса чувствовала, как горела кожа под прикосновениями Му, как он крепко сжимал ее запястья в своих ладонях, прижав девушку к стене. Его лицо — всегда теплое, всегда улыбающееся — было совсем близко, а горячее дыхание Му обжигало бледные щечки девушки. Хакуэй смущенно отводила взгляд. Наверное, сейчас не самый лучший момент: она следила за ним, пыталась держаться ближе, но наблюдала на расстоянии, ловила каждый его взгляд и слово, пыталась понять, что творится у него в голове, пыталась стать его мыслью. — Не отводите глаз, принцесса, — тихо прошептал Му, чтобы никто не услышал. Пусть они находились в одном из забытых закоулков дворца, пусть сюда редко кто-нибудь заходил, но Му не хотелось быть обнаруженным вот в таком положении в обществе принцессы империи Ко. Кто знает, что за собой повлечет столь двусмысленная встреча поздним вечером? Кто знает, во что может вылиться это неловкое недоразумение со стороны принцессы, которое Му хотелось бы прояснить и развеять все ненужные надежды. Хакуэй посмотрела мягко. Она вглядывалась в алые глаза мужчины, все еще пытаясь найти ответ на свой, может быть детский, вопрос: что так притягивало брата в девушке-фаналис? У Му сильные руки, крепкие мышцы, горячие прикосновения, мягкий взгляд и красивая улыбка. Му смотрел в голубые глаза принцессы и не мог понять, что же чувствовал рядом с ней. Такая мягкая, такая покорная и такая странная. Почему-то одного взгляда этих голубых глаз хватило, чтобы заставить Му почувствовать необходимость в этой женщине. Здесь и сейчас. Но ведь он встретился с ней по другой причине. Он позвал ее сюда для того, чтобы заставить прекратить ее наблюдать за ним, чтобы она не лелеяла пустых надежд, не запутывалась в себе и не придумывала себе радужных сказок, сотканных из улыбок и счастья. Ему льстили ее улыбки, ее взгляды, ее некая одержимость им, в конце концов, но ведь им нельзя, нельзя заходить дальше «доброе утро, господин Алексий – доброе утро, принцесса». — Не играйте со мной, принцесса, — на ухо девушке прошептал Му. Она рядом. Румянец, выступивший на ее бледных щечках, в темноте был еле различим, но Му отчетливо видел блеск ее глаз, в которых перемешалось такое странное, непонятное чувство необходимости… в нем? — Не играю, — так же тихо прошептала Хакуэй, — не играю. Руки Му разжились сами собой. Голос ее — нежный и затуманенный, как понял Му, влюбленностью, — звучал так сладко и желанно, что у фаналиса перехватило дыхание. Он все еще смотрел в глаза принцессы, пытаясь доказать себе, что она просто не то имела в виду. Но тонкие руки коснулись его плеч, и Му удивленно распахнул глаза, когда девушка, вздохнув, произнесла: — Кажется, я вас люблю, господин Алексий. Мне хотелось бы, чтобы вы просто знали об этом и о том, что я ни на что не надеюсь. Надломлено – именно так звучал голос Хакуэй в тот момент, когда она произнесла это тяжелое «не надеюсь». Словно что-то лопнуло, оборвалось внутри нее, как только с ее губ сорвались эти слова. Девушка опустила взгляд, и тонкие руки соскользнули с плеч фаналиса. И в Му что-то щелкнуло. Вспомнились все взгляды принцессы, так льстившие ему, вспомнились секундные встречи глазами и мимолетные соприкосновения рукавами одежд. — Я могу быть груб, принцесса, — как-то странно прохрипел фаналис, не узнавая своего голоса. — Могу не сдержать силу. И она улыбнулась. Той легкой улыбкой, которую он видел при встречах с ней на протяжении всего пребывания в империи Ко. Руки сами потянулись к девушке. Одна ладонь легла на талию Хакуэй, а другая — на затылок девушке, не давая отстраниться. Му впился в губы Хакуэй грубым, жестким поцелуем, покусывая мягкие губы девушки. Она послушно разжала губы, и фаналис проникнул в ее рот, сплетая языки и прижимая девушку к стене сильнее. У Му не получилось. Не получилось сдержаться. Пускай она поймет, что это значит быть в объятиях грубого фаналиса, и тогда, Му просто уверен, она никогда не посмотрит в его сторону. Просто ничего другого не осталось. Единственный выход – это показать, на что она идет, признаваясь в любви ему, фаналису-полукровке. Му отстранился и заглянул в глаза девушки. Затуманенный желанием взор – лишь это предстало перед его глазами. — Я люблю вас, господин Алексий, — все так же твердила Хакуэй. Му начинал злиться. Как она не поймет, что своими словами может вот-вот поселить в душе Му надежду на это теплое чувство, о котором так часто рассказывала госпожа Шахерезада. Она очаровательна и прекрасна, она желанна и открыта, но то же время так недосягаема. Му нельзя прикоснуться к ней, нельзя дотронуться до ее тела и прижать к себе крепко-крепко, чтобы ответить: «Я тоже». — Люблю. — Снова и снова. Му целовал — в который раз? Хакуэй прикоснулась к его длинным волосам и несильно потянула, когда мужские руки стянули с ее плеч платье, а горячие губы оказались на ее шее. Фаналис несильно прикусил нежную кожу и вновь жестко впился в губы. Дыхание сбилось. Хакуэй, тяжело дыша, притягивала Му ближе настолько, насколько это возможно. Она слышала что-то наподобие звериного рычания, рвущегося из горла фаналиса, и уже сама целовала его в губы. Она старалась целовать нежно, старалась донести все свои чувства, а Му лишь до крови прикусывал ее губы. Хочется большего. Неясная близость вскружила голову и заставила желать невозможного. Но ведь им нельзя, нельзя. — Му, — сдавленно пролепетала Хакуэй; к черту формальности. — Му. Фаналис вновь и вновь целовал девушку в губы, сильно сжимал ее талию и запускал пальцы в мягкие иссиня-черные волосы. Такая теплая, такая желанная и горячая, она стояла в его объятиях и жаждала продолжения. Му раздвинул складки юбок платья девушки и коснулся ладонью колена, ведя вверх по бедру Хакуэй. Хакуэй дрожала. От нетерпения, от страха и, наверное, от неловкости. Она потянула к Му за поцелуем. Ей хотелось ощущать его губы дольше, нежнее, больше, но Му прикасался к ее губам легко-легко, а затем вновь прикусывал их. — Господин Алексий… Принцесса Хакуэй… Этот знакомый голос заставляет Му обернуться. Хакуэй в ужасе распахнула глаза, не зная куда деться от стыда. Ее тонкие пальцы сжали тунику Му, и Хакуэй посмотрела на фаналиса, не зная, что сейчас нужно говорить. Широкая ладонь легла на затылок девушки, прижимая ее к крепкой мужской груди. Тепло, пахнет дымом костра и Му. Приятно. Морджана не знала, что сказать. Прижав ладони к губам, она смотрела на Му и Хакуэй, пытаясь решить, что нужно сделать. Может, стоит рассказать Хакурю? Прямо сейчас прибежать к нему и рассказать о сестре и фаналисе из Рем. — Не нужно, Морджана, — сказала Хакуэй, словно прочитав ее мысли. — Прошу. Выслушай. Морджана отняла ладони от лица. Нужно оценивать ситуацию и думать перед тем, как напасть на врага или что-то сделать — так ее учил Масрур. — Хорошо, — произнесла девушка, пока Хакуэй и Му поправляли одежду и переводили дыхание. *** Морджана так и не рассказала никому об увиденном. Осторожно спросив Хакуэй однажды вечером в ее покоях: «Почему господин Му?», девушка получила тихий ответ: — Я не знаю. Просто хотела понять брата. Хакуэй видела, как помрачнела Морджана и как задумчива она была, когда уходила. Ей, правда, сложно это объяснить. Принцесса упустила тот момент, когда стала зависеть от улыбки фаналиса-полукровки. Ведь это странно влюбиться в человека всего за несколько дней? И с Му после этого она не виделась. Корабли империи Рем отплывали ранним утром. Хакуэй точно так же, как и тогда, вместе с Сейшуном, провожала послов. Она не подняла головы, когда Му проходил совсем рядом, не подняла головы, когда он взошел на корабль. Хакуэй взглянула на него, когда корабль отчалил. Девушка различила его среди других: крепкий и с длинными алыми волосами. Что-то неприятно кольнуло в груди.