По пути на отработку

Пламя факелов трепещет от вечных сквозняков подземелья. Тени танцуют по полу, мрак темными сгустками лежит в углах, а мысли, точнее то, что от них осталось, стыдливо прячутся по углам. Совсем как тараканы, рыжие, большие, шевелят усами и рыщут по полу кухни, ища провиант, но человек зажигает свет в доме, и рыжее пятно исчезает под плинтусом, раковиной, холодильником. Как мои мысли. Вернее то, что от них осталось. От мыслей остались ошметки знаний, эмоций, воспоминаний. И Боль. О, Боль была всепоглощающей и ненасытной, накатывая девятым валом, оставляя пустоту разума и пустыню души, и снова накатывая, скручивая в спазмах пустой желудок и пуская по позвоночнику арктический холод. После смерти Сириуса, кажется, было легче в сто крат. Больно, больно, больно. Вместо ласки - яд, вместо привязанности - презрение, вместо утешение - укор. Отчётливо - сон, ноги в крови, руки в крови и животный ужас, бежать, внутри все кричит и просит, подгоняет, быстрее, но дыхание сбито, нет кислорода в лёгких. А на лбу - ладонь, легкий, усыпляющий мотив мягко качает, как прибой раскачивает гальку на берегу моря, как ветер колышет зелёные листы на ветках. Память отказывается выдавать весь текст, но там точно была строчка про боль в лодонях, и про сгоревшее небо, и про рай, потерянный на краю горизонта. Песня была на удивительном языке - русском, который мы учили в школе. Он мягкий, певучий, нечета французскому и английскому, и если есть эльфы с острыми ушами, как у Толкиена, а не то убожество, что служит у волшебников, то они говорят на русском. Драконы тихо порыкивают на французском, орки сообщают миру что-то резкое на немецком, волшебники колдуют на латыни, переговариваясь на английском, а эльфы поют на русском про Потерянный Рай. А с утра - строгий взгляд. - Как часто снятся кошмары, Поттер? А амулет-то не заряженный... - Не чаще чем Вам, к примеру, сэр. Он вдрагивает и машет рукой на выход - уходи, мол, Поттер, тошно мне от тебя. Хоть завтраком накормил, Дурсли и того не часто давали. Метка, отмечающая дружелюбие в старом доме номер 25 на Спайдер-Энд, медленно, но уверенно ползла вверх. А за ней - крепла моя превязанность к профессору Зелий, ворчливому, строгому, но готовому помочь и дать совет. К уставшему мужчине, едва идущему после Вызовов к Лорду. Я, как цветок за лучем солнца, тянулся к первому, по сути человеку, который заботился не на словах. Сириус после Азкабана был не то ребёнком, не то душевно больным, не то алкоголиком, запертым в доме. Воя в Отделе Тайн, пытаясь наслать Круциатус на Беллу, я оплакивал и мстил не за человека. За надежду на спасение от Ада за дверями дома Дурслей, от побоев и унижений. Возможно, за надежду на семью, пусть в виде старшего- младшего брата, но не за самого Сириуса. Дамблдор - лишь человек, который думает, что жизнь одного - хорошая плата за жизнь миллионов. Я согласен с ним, всегда был, даже зная, что один - это я. Люпин мне посторонний, а Рон с Герми лишь друзья. Я звал его по имени. Он меня величал Поттером. Но однажды... - Гарри, чёрт, очнись! - Я не чёрт... Он меня чуть не задушил, сначало - в объятьях, потом за неосторожность. Ну, неправильно порезал какой-то корешок, а котел, в итоге, взорвался. Отношение менялось с обоих сторон. Он, после не сглаженного рассказа о жизни у Дурслей, вдруг захотел вспомнить юность. Когда он был честным Пожирателем Смерти, да. И на мою оговорку, вместо ''Северус" - "пап" он так счастливо улыбался... В конце лета Рон захотел меня повидать. Под ответственность миссис Уизли, папа разрешил мне съездить на недельку. Немного, но грело то, что он прекрасно понял, что я очень хочу увидеть друзей. Да-да, Гермиона тоже приехала. А Джинни стала такой красавицей... Но не через неделю, не через две папа не забрал меня, не прислал письмо, ничего. Дамблдор, зашедший в Нору на пару слов с мистером Уизли и на знаменитый пирог миссис Уизли, перед уходом нашептал мне пару слов: - Гарри, я надеюсь, что ты поймешь меня как никто другой. Ты знаешь о роли Северуса в этой войне, мы не можем подвергать его и твою жизни опасности. Прости, но для предотвращения угрозы, я заблокировал ему память. Мои чувства будто посыпались пылью, которая закрывала моё сознание метровым слоем. События, которые были после, слились в один день, бесконечно серый и аппатичный. Первое сентебря и пир, и чья-то радость - все проплывало мимо меня под презрительным взглядом некогда родного и близкого человека. Подумать только, неполные два месяца, проведенные у него - я не могу представить свою жизнь без... Без всего! Я встряхнул головой и уперся взглядом в темную дубовую дверь. Желтое пламя факелов трепетало на сквозняке, а тараканы вновь обратились кровавыми ошметками мыслей. Я тихо и неуверенно стукнул несколько раз по гладкой древесине. - Кто там? - я приоткрыл дверь и просунул голову в образовавшуюся щель. - А, это вы, Поттер. Что ж, заходите. Я надеюсь, вы не разучились чистить котлы за лето? А если так, то придется вспоминать. - он ухмыльнулся и добавил. - Приступайте. Мой голос был неожиданно хриплым, когда я ответил: - Да, профессор Снейп, сэр.