Переосмысление

День 1 Я никогда не забуду то чудное утро, когда я вместо соломенного спальника проснулся в моей кровати. Под крышей. Дома. Честно говоря, мне совершенно не хотелось выяснять, почему это случилось. Я не думал о том, что это, может быть, шутка или издевательство. Просто я открыл глаза и уставился на родной дощатый потолок. Вокруг меня были непривычные тепло и уютная мягкость; так и подмывало взять и закутаться плотнее, свернувшись комочком. Радость взлетела до небес, когда я осмотрелся вокруг. Комната была точно такой же, какой я её оставил, разве что пыли прибавилось на порядок. Рядом с кроватью скромно стоял мой рюкзак, набитый вещами — часть того мира, откуда я только что вернулся. Кто-то добрый аккуратно повесил мою одежду на стул; сам я обнаружил, что лежу в одном исподнем. В воображении тотчас нарисовалась широкая ухмылка Максвелла, но я отогнал это противное видение. Я был, пожалуй, слишком рад, чтобы осознавать своё счастье. Повернувшись на бок, я плотнее обмотался одеялом, уткнулся головой в подушку и впервые за несколько недель заснул в полном покое, с улыбкой на губах. Будь что будет, но отсюда я вылезать не собираюсь. День 2 Мне снилось, что я — ворон, летящий над пустыней. Мне казалось, что я искал воду и тени; солнце нещадно палило мне перья на спине, грозя расплавить их, будто воск на крыльях Икара. Пески всё тянулись, а я всё молча летел, с каждым взмахом приближаясь к земле. Внезапно они взметнулись вихрем, и оттуда ринулись чёрные жгуты, так сильно напоминающие руки ночных монстров. Я шарахнулся в сторону, каркнул, стараясь улететь, но меня уже заметили. Схватив меня за хвост, они потянули моё жалкое тело вниз. Сопротивляться было невозможно; когда золотой песок полился мне в клюв, я закашлялся и проснулся. Дурной сон вовсе не испортил мне настроения. В окно лучами било утреннее солнце, осеннее и не такое злое. Значит, я проспал весь предыдущий день и всю ночь. Сладко зевнув, я откопал в своём шкафу халат и полотенце, после чего принялся греть в очаге воду, чтобы, наконец, вымыться. Чёрт подери, какое всё-таки наслаждение — отмокнуть в горячей ванне после долгого скитания по лесу! Приведя себя в надлежащий порядок, я принялся за завтрак. Мои домашние продукты испортились и покрылись плесенью, поэтому пришлось довольствоваться лесным провиантом: ягодами, грибами и остатками мяса. Пообещав себе добраться до города и докупить необходимое, я переключился на моё скромное жилище и затеял генеральную уборку. Это отняло у меня почти целый день упорного труда… который показался мне не таким уж тяжёлым. Под конец я по привычке нарубил свежих дров, затопил камин и уселся в кресло с книжкой. За окном рыжел закат, тускнея с каждой минутой, и я вдруг понял, что с напряжением жду темноты, вслушиваясь в каждый шорох снаружи. Опомнившись, я непринуждённо рассмеялся. Мой дом — моя крепость. И никакие жуткие твари из другого мира сюда не проберутся. Надеюсь. День 3 Как я себе и обещал, на следующее раннее утро я отправился в город. До него было километров пять, которые я прошёл и даже не почувствовал ни малейшей усталости: в другом мире приходилось бегать и дольше, и быстрее. Мимо меня по дорогам катились кэбы; кучера звонко щёлкали кнутами, изредка покрикивая. Из их окон на меня глазели почтенные джентльмены и благородные леди, пока я удивлялся, насколько громоздкой и нелепой представилась мне сейчас эта конструкция. Эх, мне бы туда только одну лошадь… Оказавшись среди домов, улиц, толпы и шума, я в первый момент осознал, что совершенно растерялся. Полузабытые запахи, звуки, картины ударили по сознанию, закрутив его в цветастой карусели. Всё вокруг кричало, толкалось, куда-то стремилось, а я абсолютно не понимал, зачем и почему. Кое-кто смотрел на меня особо пристально; наверное, они меня помнили, только вот я всё позабыл напрочь. Меня пробила испарина, пальцы чуть заметно дрожали. Я чувствовал, что ещё немного — и кинусь прочь отсюда, обратно в свой родной лес… Стойте, почему это родной? Просто в лес, в мой уединённый дом. Кажется, я отравился одиночеством. Я так долго был один, бесконечно долго, если не считать кратких визитов Максвелла… Домой я пришёл в расстроенных чувствах, но с полным рюкзаком самого базового провианта. А в голове крутилась навязчивая мысль о том, сколько бесполезных и глупых вещей придумал себе человек. Удивительно просто… День 4 Вспомнился важный факт: я — аристократ и «учёный-джентльмен». Странный чудак, помешанный на своих опытах. Высшее общество смотрит на таких с толикой уважения, хотя, на самом деле, смеётся в кулак и скептично смотрит на их потуги пробить панцирь науки в поисках открытий. Тем не менее, я предпринял новую попытку: оделся, как на свадьбу, даже надушился, поймал кэб и прибыл в салон, где собирались сливки небольшого народа. Меня пропустили без всяких проблем; видимо, мой костюм и бледное худое лицо выдавали мою благородную кровь. Тогда я безумно усмехнулся этой мысли. На земле она смотрелась такой обычной… Меня тотчас окружили почтенные господа с пышными бакенбардами и напудренные дамы в роскошных туалетах. Кажется, раньше они обо мне как-то слышали. Все наперебой спрашивали, куда же я подевался и что новенького нынче за границей. Я снова растерялся, что-то мямлил про небольшое путешествие по Америке, врал, как умел, теребя пальцами край пиджака. Спустя полчаса я им надоел, как надоедает игрушка маленькому ребёнку. Сидя на диване и дыша табачным дымом, я смотрел на них и вдруг подумал, а знают ли эти леди-джентльмены, как сделать из зайцев наушники? Как поставить палатку? Как добыть киркой ничтожный кусочек золота? А крылья бабочки они на вкус пробовали? Невкусная штука, зато помогает, если запасти побольше… Мне не о чем с ними говорить. Как и им — со мной. Карты раскрыты, признаю факт: я уже не отсюда. Я уже принадлежу не этому миру. День 5 Гулял вокруг дома по красивому осеннему лесу. Изумился, сколько полезного там растёт, висит, лежит и бегает. Вернулся домой, пообедал, занялся научными изысканиями. Формулы путались, реакции проходили кое-как, колбы валились из рук и бились, пачкая меня веществами. Плюнул на всё и сделал Научную машину, буквально на автомате. Разогнался и смастерил следом Алхимическую. Теперь стою, как дурак, и смотрю на дело кривых рук своих. Но если там без них — никуда, то здесь они бесполезны. Бесполезны, чёрт возьми! Я не смирился. Откинулся в любимое красное кресло, как тогда, и крепко задумался. По потолку в свете керосиновой лампы плясали знакомые звериные тени, будто я уже свихнулся. — Может, вернёшься? — затрещало старое радио. — Нет, — бездумно отвечая я, ни капли ни удивляясь. — Я ещё не созрел. Тишина. Должно быть, галлюцинация. И опять я осознал важную и неприятную вещь: у меня есть выбор. А если есть выбор, значит, надо его делать. День 6 С детства мне рассказывали, сколько вещей на свете невозможны. Выдадут какую-нибудь захватывающую небылицу, от которой сам раскроется рот и заблестят глаза, а потом небрежно добавят: «Всё это, конечно, неправда». Алхимия доказала мне, что всё гораздо сложнее. Жизнь доказала мне, сколько мы ещё не знаем. Конечно, я мог в теории податься во Францию, Англию, Германию, но мне никогда не накопить столько денег. Можно забросить науку и устроиться куда-нибудь клерком или секретарём, получать своё скудное жалование и откладывать гроши, чтобы к старости выбраться путешествовать… А можно совершить прорыв в науке, сорвать на этом крупный куш и жить припеваючи… Но оно меня не греет. Совершенно. Я сижу у себя в гостиной, как тряпичная кукла, и смотрю в пустоту. Да, я мог бы собрать рюкзак, уйти, куда глаза глядят, но к этой реальности я приспособлен куда меньше. Здесь нет… нет… какой-то особенности, что ли? Какой-то привлекательной изюминки. Там я бы мог приручить биффало. Или высокую птицу. И Честер радостно прыгал бы за мной, часто пыхтя и высовывая язык. Я бы построил себе лагерь, на свободной, бесплатной земле. Нарисовал бы карту, написал бы книги… Я медленно выпрямил спину, закусил губу. Я всё понял. Не отданный, не подаренный. Просто — мой мир. Мой. День 7 Расхаживая по комнате, заложив руки за спину, я опять убрёл в чащу сомнений. Ещё вчера мне всё было ясно, а теперь всё снова покрылось туманом, клубившимся в черепной коробке. Прошлая мысль оказалась наивной и в какой-то степени наглой. — Всё нормально, — хрипит мне радио; мне кажется, что из него валит сизый дым. — Я с этим согласен. — Ты не мог бы выйти на свет? — раздражённо спросил я. — Мне так неудобно. Звучит знакомый смех; из двери, ведущей в столовую, выходит Максвелл, как всегда высокий, как всегда с сигарой в углу рта. Я не удивляюсь, попутно думая, что бы сказали на это другие, несведущие люди. Он садится на диван, лениво смотрит на меня, будто на картину в музее. — Ну, так что? Будем возвращаться? — Раньше ты меня не спрашивал — ворчу я, усаживаясь напротив. — Раньше это был честный обмен. — Да-да, ври больше. Максвелл наигранно вздыхает; на столе сами собой появляются чашки с чаем и белый трогательный чайник. — Ещё раз: почему ты сейчас идёшь на переговоры, а не утаскиваешь меня силой? — Мне скучно, — просто отвечает демон, отхлёбывая горячий напиток. — Надо же себя как-то развлекать. Поиграем в шахматы? — Перестань издеваться. — Ладно, — ещё раз вздохнул Максвелл, но как-то разочарованно. — Давай так: представь, что я тебе задаю этот вопрос в самый распоследний раз. А ты отвечаешь на него «да» или «нет». Молчание кодируется как «да». У тебя было время взвесить все аргументы за и против, но ты до сих пор стоишь на распутье. Я тебе помогу. Итак, мне вернуть тебя обратно? А я сижу напротив и думаю, что каждый человек решает для себя, что правильно, а что нет. Думаю о том, какое там сейчас время года. Думаю, когда же мне надоест испытывать себя на прочность. И молчу. Наверное, я сделал правильный выбор.