Hello and Goodbye

Ханген сидел на диване, задумчиво вглядываясь в пейзаж за окном. Погода оставляла желать лучшего: весь день был пасмурным, а к вечеру еще и дождь полил. Все с утра казалось беспросветным, и мужчина думал, что не стоит возлагать ни на что больших надежд. Электронные часы, стоявшие на кофейном столике перед ним, пискнули, сообщая, что за окном уже 23:00. Ребята часто задерживаются допоздна в студии, записываясь или репетируя танец, но сегодня, в этот странный день, к одиннадцати вечера все уже разбрелись по своим делам: кто в клуб, кто домой, кто еще куда-либо. «Сбежали, испугались». Брюнет тяжело вздохнул, вспоминая еще раз события этого вечера. Он мог ответить на любой вопрос, кроме самого главного: зачем он вернулся в Корею? Нет, он не собирался возвращаться в группу. Но сегодня, сделав над собой немалое усилие, он зашел в то здание, ставшее его домом на многие годы, чтобы увидеть ребят. «Увидеть ребят» - предлог. Жалкий и никчемный. Да, несомненно, он по всем скучал, но эти чувства имели свойство остывать со временем. Зато одно, самое сильное, не утихло ни на каплю. Признаваться даже самому себе, что он приехал, чтобы просто взглянуть на того безответственного, легкомысленного и до безобразия вредного и своенравного парня, было невероятно трудно. Но от себя убежать гораздо сложнее, чем от кого-то другого. Тоска, скапливалась в его сердце, надавливая на этот особенно чувствительный орган, пожирала его. Он хотел просто взглянуть, просто сказать «привет», слегка улыбаясь, а получилось так, что уже почти ночь, а он не может найти сил встать с этого проклятого дивана и пойти домой. Директор разрешил ему задержаться здесь до скольких он пожелает, хотя, его лицо все же не было радостным – он скорее упрекал его. Ханген не был глуп, он прекрасно понимал, что его присутствие здесь не желательно. Он видел в глазах ребят не радость, а напряжение и как будто укор, хотя, он не мог винить их в этом, да и сомневался, что это не его собственная паранойя. Он часто находил себя мнительным, поэтому не стал предпринимать попыток разгадать истинные эмоции ребят и просто принял их улыбки и объятия. Каждый из его бывших согрупников пожал ему руку, кроме одного. Того самого, ради которого он заставил себя прийти. Хичоль до последнего стоял в стороне, а когда пришла его очередь поздороваться, лишь сдержанно кивнул и выдавил улыбку, больше походившую на оскал. Сдержанно и сухо. Хотя, назвать его внешний вид сухим было сложно: глаза парня моментально покраснели, губы задрожали, а голос был каким-то непривычным. Наверное, это естественно. Прошло столько времени, что китаец не был удивлен этому. Хичоль успел отслужить в армии. Наверняка он сильно изменился. И Ханген корил себя за то, что посмел вернуться в его жизнь, если можно так сказать. «Вернуться»? А кто дал ему право это сделать? И кто сказал, что он все еще занимает в его сердце какое-то место? Скорее всего, он теперь для него просто китаец, такой же китаец, над которыми Чоль любил подшучивать, просто китаец, который еще и поет у себя на родине. Часы снова пискнули – 00:00. Ханген поднялся с дивана и, оглядев еще раз все помещение, направился к выходу, по дороге пытаясь запомнить на прощание такие приятные мелочи, как улыбки режиссеров, парней, уютную мебель и постеры на стенах. Пока он шел к входной двери, он словно еще раз пережил все, о чем успел забыть, пребывая в родном городе. Их удачи и провалы, улыбки и слезы, смех и крики, ссоры и примирения, замечания и комплименты. Все, что хранили эти стены столь долгое время, чтобы теперь бросить ему в лицо. Если раньше его везде сопровождали друзья, то теперь его жизнь, как его соло, полна, с одной стороны, новыми особенностями, а с другой – одиночеством. Парень открыл тяжелые двери и вышел на улицу. Дождь прекратился, оставляя после себя лишь прохладу, свежесть и лужи. Машины, стоящие перед входом в здание, разъехались, и теперь вокруг казалось слишком пусто и горько. Места вроде стало больше, воздух чище, а на душе наоборот – еще неприятнее и тяжелее, а главное – одиночество, отошедшее от него на день, росло все быстрее, подходя к максимальной отметке, угрожая скорейшим нервным срывом и выплеском негативных эмоций за бутылкой соджу. Парень отошел на пару шагов от строения и повернулся к нему лицом, оглядывая знакомые этажи снаружи. Кажется, ничего не изменилось. Ощущение как будто он уходит отсюда, чтобы вернуться завтра с утра, не выспавшимся, но готовым работать. Ощущение, что он обязательно увидит завтра улыбку в ответ на комплимент любимому экстравагантному парню, услышит неприятную шутку, на какое-то неправильное действие, но даже эта шутка вызовет в его душе прилив счастья. Кажется, что завтра он непременно докажет ему, что собаки лучше, чем кошки, а Хичоль ударит его за это по голове и засмеется, называя глупым. Грустно улыбнувшись воспоминаниям, давним и сегодняшним, он повернул в сторону отеля, в котором остановился. Сделав пару шагов, он застыл, увидев впереди ту до боли знакомую фигуру, которую узнал бы когда угодно, где угодно, сколько бы лет ни прошло с момента их последней встречи. Подняв взгляд на лицо промокшего парня, он всматривался в его влажные покрасневшие глаза и пухлые губы, искаженные в гримасе боли. Он уже не казался хрупким маленьким мальчиком, но все еще выглядел в его глазах человеком, нуждающимся в постоянной заботе и опоре. И хоть прошло так много времени, и он возмужал внешне, в душе его все еще царило смятение, нерешительность и наивность. И сейчас, вновь глядя в эти большие карие глаза, теперь уже взрослого мужчины, Хангена разрывали чувство вины и желание обнять единственного горячо и нежно любимого человека. Но осознание того, что он не имеет права хотя бы приблизиться к нему, заставило его остановиться и молча смотреть на чувственные губы. Ему, в отличие от Хичоля, всегда тяжело давалось выражение эмоций, и чаще он казался холодным и безразличным, но он точно знал, что этот эгоистичный человек всегда понимал его жалкие потуги выразить свои чувства. Ханген сделал пару шагов вперед, останавливаясь примерно в нескольких метрах от корейца. Хичоль стоял напротив, смиряя его грустным взглядом. Он никогда не скрывал своих чувств. Чоль часто отмахивался любимым «ну и вали», когда не мог привести достаточно аргументов, но в серьезных ситуациях, он никогда не утаивал, что будет скучать. Он много раз плакал у него на глазах, много раз просил остаться, не скрывая своей слабости и беспомощности, много раз вел себя не как взрослый мужчина, а как ребенок. Ханген привык видеть его веселым, так же, как и привык видеть печальным. И сейчас он смотрел все на того же Хичоля, лишь глубина его эмоций была другой – сейчас он выглядел особенно беззащитным и совершенно не знающим, как себя вести. Ханген решил сказать что-то, чтобы разрушить напрягающую тишину, озвучив первое, что ему далось: - Ты промок… Наверняка, его лицо не изменилось, в то время как уголки губ Хичоля то тянулись вниз, то как-то странно в сторону, а взгляд бегал от лица бывшего друга к мокрому асфальту. - Зачем? – Хриплый мужской голос заставил сердце биться в несколько раз быстрее. В следующую секунду прогремел раскат грома, и с новой силой полил дождь. Шум тяжелых капель перебивал его собственные мысли, неприятно отдаваясь шуршанием в голове, но китаец отчетливо услышал тихий всхлип, практически теряющийся в нескольких метрах, разделяющих их. Зачем?..