Снова жива

А у вас когда-нибудь бывало так, что вы делаете, что вам говорят, только ради того, чтобы просто не расстаться с жизнью еще хотя бы один день? Если не бывало, то я вам сильно завидую, и по моим расчётам, завидую я практически всем. Сегодня был мой самый обычный день, день выживания. Я снова, уже сбилась со счёта, какой раз, стояла перед очередной новой школой, в очередном новом городе, пыталась забыть очередной новый, но такой же одинаковый, как и остальные, скандал пьяного отца, который, я даже не представляла как, должен пойти на очередное новое место его работы, и пыталась прожить очередной новый день. Такой моя жизнь была, сколько я себя помню. И на мой взгляд это просто самая жестокая в мире иллюзия. Иллюзия жизни. Единственным плюсом нового очередного переезда было то, что этот маленький городок Мистик-Фоллс мне понравился, даже очень. В отличие от Нью-Йорка или Сан-Франциско, он был очень тихим, спокойным, умиротворённым и имел множество мест, где можно было уединиться, и последний пункт был для меня очень важным. Но мнение моего отца кардинально отличалось от моего. Цитирую: «Жалкий свинарник, в котором я должен гнить, чтобы не потерять единственную работу, которую я способен выполнить». И я до сих пор не знаю и не горю желанием узнать, кем же всё-таки работает мой отец, и единственное, что я знаю, так это то, что его переводят в разные города из-за его постоянных пьянок и думают, что в другом городе и с другим коллективом он сможет ужиться. Но каждый раз глубоко ошибаются. Я думаю, что моего отца уже ничем нельзя спасти. Он упал в бездну забвения, и единственной вещью, которую он не забыл, была смерть моей мамы, в которой он винил меня. Она умерла, рожая меня. И с годами я тоже поверила, что виновата в этом. Ежедневные упрёки, побои, скандалы, обвинения сделали своё дело. Отец будто заклеймил мне в мозгу фразу: «Ты во всём виновата», и я уже не могла отделаться от этого клейма. Единственное, что осталось во мне, это отчаяние. Только оно правило мной. Я не знала, что сделать, чтобы моя жизнь наладилась и даже поняла, что она просто-напросто не сможет наладиться никогда, и единственное, что я могу сделать, так это попытаться выжить и пытаться существовать. Что я и делала каждый чёртов день. Мимо меня проносились смеющиеся и радостные подростки, опять очередные, и для меня они даже все походили друг на друга, я уже столько их повидала, что они все были на одно лицо. Все, как один, жизнерадостные и не знающие бед. Раньше меня жутко расстраивало то, что я была, грубо говоря, отбросом подросткового общества, белой вороной, чёрным пятном и пустым местом, но сейчас это меня нисколько не задевало, и я даже была рада этому. Так было намного проще просуществовать ещё один день. И слава Богу, что таких дней у меня осталось триста шестьдесят пять потому, что мне осталось проучиться в школе последний год, и я смогу пойти учиться в университет или колледж, и это значит, что я буду свободна от своего отца. Но каждый раз, когда я об этом думала, и у меня даже поднималось настроение, оно тут же улетучивалось, словно дым потому, что я вспоминала, что моя жизнь испорчена навсегда и никогда не сможет снова стать, по крайней мере, нормальной, не то, что хорошей. Я навсегда останусь такой же сломанной и разбитой, как и сейчас. Когда разобьёшь чашку, её можно склеить, но она всё равно не станет такой же, как была прежде. Так же и с человеком. Отбросив все дурные мысли, которые уже стали частью меня, я глубоко вздохнула, говоря себе, что уже проходила через это тысячу раз, и всё будет нормально как и всегда, и неторопливым шагом двинулась к школе. По-моему, эта школа ничем не отличалась от остальных, хотя я надеялась, что в ней будет всё по-другому. И что от греха таить, я надеялась на это каждый раз, но все мои ожидания никогда не оправдывались. Я вошла внутрь в потоке толпы и кое-как протиснулась к шкафчикам, а потом ещё и добрые пять минут искала свой, который оказался самым последним в ряду. Я открыла его, посмотрела на пустоту и темноту внутри и решила, что и этот шкафчик я украшать тоже не буду. Я никогда не украшала свои шкафчики, хотя другие чего только не совали туда: свои фотографии, фотографии звёзд, пёстрые наклейки, бантики, вырезанные сердечки, всякие рисунки, связанные со спортом, девочки оставляли там косметику, парни разные спортивные атрибуты. В общем, все шкафчики всегда были полны чего-то, что выражало особенности его хозяина. Мой всегда пустовал, не беря в счёт учебники и тетради. Это было пунктом моего существования – не привязываться к новому месту жительства. Потому что всё равно рано или поздно мы или переедем, или, даже если мне удастся продержаться в этой школе весь год, я уеду в колледж или университет. Я положила внутрь все сейчас не нужные учебники, по расписанию у меня была история, и пошла искать кабинет. Решив не спрашивать у самих учеников, так как ещё не знала их и не хотела уже в первый же день услышать какие-нибудь насмешки или неприятные слова в свой адрес, я попросила помощи у приятной на вид женщины лет так тридцати, которая совсем не выглядела на свои годы, но всё же мне не составило труда догадаться, что она учитель. Она любезно указала мне на кабинет в конце коридора, куда я и побрела, поблагодарив её. Когда я вошла в класс, то на меня уставились практически все. И я не знала от чего. То ли потому, что я новенькая, то ли потому, что я как-то не так выглядела, хотя выглядела я, по моему мнению, вполне нормально, даже, я бы сказала хорошо. Синие обтягивающие джинсы, светло-сиреневый джемпер, белые кроссовки и длинные каштановые распущенные волосы, которые, слава Богу, мне не приходилось всё время укладывать, они были послушные и прямые. И так как одежду я покупала редко, довольно редко, приходилось выбирать очень тщательно, чтобы вещь мне нравилась, была красивой, удобной и качественной. Придя к выводу, что я выгляжу весьма хорошо, я решила, что на меня все пялились лишь потому, что я новенькая. Не обращая внимания на взгляды, которые в принципе быстро переключились на более важные вещи, чем какая-то новенькая невзрачная девчонка, я уселась за предпоследнюю свободную парту на последнем ряду, который находился у окна. Я всегда садилась у окна потому, что если урок будет скучным, и так случалось множество раз, у меня было хотя бы одно развлечение: смотреть в окно на улицу. Прозвенел звонок, и класс был уже практически заполнен, пустовали несколько мест. Зашёл учитель, высокий красивый мужчина, которому я бы дала примерно тридцать с лишним лет, но который тоже совсем не выглядел на эти цифры, представился Алариком Зальцманом и начал урок. Какое странное имя. К счастью, окно мне не понадобилось, мистер Зальцман оказался хорошим учителем и довольно интересно рассказывал о гражданской войне, происходившей в этом городе в 1864 году. Спустя несколько минут в кабинет ворвался парень. И готова поспорить, что по нему сохла вся девичья половина школы потому, что он был чертовски красив. Красивая шея плавно переходила в широкие плечи, чёрные волосы растрёпаны в беспорядке, сияние его безупречных голубых глаз я разглядела, даже находясь в другом конце класса. Идеально очерченные губы были приоткрыты, и он шумно дышал, должно быть, бежал. - Так-так, Сальваторе, опять опоздал, - нахмурился Зальцман, - Что на этот раз? Бабушку через дорогу перевёл, котёнка с дерева снял, мир спасал от зомби-апокалипсиса? - Я проспал, - просто ответил парень. - Спасибо за честность, Деймон, - мужчина улыбнулся, - Проходи. Хм, Деймон Сальваторе. Ему очень шло это имя. Деймон прошёл через весь класс и сел за мной, на последнюю парту. Всё это время, пока он шёл, между нами возник непрерывный зрительный контакт, я бы даже назвала это поединком. Кто первый отведёт взор. Не знаю, что меня так зацепило в его глазах, но я не могла от них оторваться, и я даже забыла подумать о том, почему он так заинтересовался моими глазами. Я вдруг почувствовала себя героиней долбанного подросткового романа, где новенькая девочка приходит в школу и знакомится с офигенным парнем, с которым у них завязывается любовь до гроба, и все вокруг счастливы. Но куда мне до героини романа, жизнь это не книга. Жизнь не сказка. Это жестокая суровая реальность. Оставшиеся полчаса я снова погрузилась во все тонкости гражданской войны и пыталась не думать о том, что сзади меня сидит парень, которого словно отфотошопили. Кажется, я ещё никогда в жизни не встречала таких красивых людей. Прозвенел звонок. Мистер Зальцман крикнул, чтобы никто не уходил и написал на доске домашнее задание: «Доклад на тему «Интересные факты гражданской войны в Мистик-Фоллс»». - Будете работать в парах и никакого интернета! – крикнул мужчина, - Только самими добытые сведения. Итак, Форбс, будешь работать с Локвудом… - Дальше мистер Зальцман начал перечислять всех учеников и объявлять, кто с кем работает, - Елена Гилберт, - я встрепенулась, услышав собственное имя, - будете работать вместе с Беннет. У вас ровно неделя. Я облегчённо вздохнула от того, что меня не поставили с Сальваторе, и надеялась, что никто не увидел моего вздоха и смущённой улыбки. Я взяла вещи и встала, Деймон уже ушёл, ко мне подошла девушка. Выглядела она завораживающе. Смуглая кожа, чёрные волосы, подстриженные под каре, и тёмно-зелёные глаза, которые затягивали, словно болото. Интересно, в этом городке у всех какие-то особенные глаза, что они действуют, как гипноз? Я потупила взгляд, не привыкла общаться с кем-то, кроме себя самой, книжкой в руках и чашкой чая, моя гармония состояла всего лишь из этих элементов. Я не нуждалась в друзьях, весёлых компаниях и шумных вечеринках, это было ещё одним моим пунктом простого существования. Лучше жить в одиночестве, чем среди невыполненных обещаний, поддельной любви, моральной и физической боли. - Привет, Елена, - поздоровалась она со мной, - Я Бонни. - Привет, - я попыталась улыбнуться и выглядеть, по крайней мере, не отталкивающе, - Эм, как будем делать доклад? Это было большее, на что я способна. Может, если я буду знакома с ней более долгое время, у меня получится лучше вести беседу, но, по правде говоря, я не планировала дальше общаться ни с ней, ни с кем либо ещё. - Будем оставаться после уроков некоторое время в библиотеке, искать разные записи, в библиотеке мы точно найдём что-то стоящее, - мы вышли из класса, - И, кажется, у меня дома есть кое-какие книги про те года, я принесу их. - Хорошо, - я благодарно улыбнулась и мы подошли к своим шкафчикам, шкафчик Бонни оказался в двух от моего, - Прости, что я особо не смогу ничем помочь, я только переехала и поэтому… - Не беспокойся об этом, - Бонни перебила меня на полуслове и ободряюще улыбнулась, - Я всё понимаю. Как-нибудь сделаем, а ты заодно и ознакомишься с некоторыми кусочками истории нашего города. - Конечно, - я взяла учебники по литературе и закрыла дверцу. - Какой у тебя сейчас урок? - Литература. - Отлично, у меня тоже, пойдём, покажу тебе, где находится класс. Беннет взяла меня под руку, и мы двинулись по школе к кабинету литературы. По дороге Бонни показала мне и другие кабинеты и рассказала, какие учителя преподают какие предметы. И даже просветила меня про некоторых учеников, кто здесь, так сказать, элита школы, кто невидимки, кто высокомерные стервы, а кто отзывчивые и добрые. Показала столовую, библиотеку, учительскую и кабинет директора. Я потихоньку начала вливаться в жизнь этой школы, хоть и была всё еще на самом низшем уровне знаний о ней. Но всё-таки. Бонни мне очень понравилась. В отличие от учеников вообще школ других городов, которые пытались завязать со мной общение, Беннет была самой собой. Некоторые пытались с моей помощью заработать хорошую оценку, ведь я училась на отлично, это было уже пунктом моего выживания, а не существования, отец кулаками требовал от меня хороших оценок, чтобы я хоть как-то оправдала его, так называемую, заботу обо мне. Некоторые просто вовлекали в свою компанию, и тут уже я раскрывала их двуличность. Между собой мы общались хорошо, а на людях они пытались как-то выпендриться, вели себя высокомерно, даже бросали меня ради других. Пройдя через кучу новых знакомств, я начала хорошо разбираться в людях. И повторюсь, Бонни была самой собой. Дружелюбной, доброй и отзывчивой. Я первый раз получила удовольствие от нового знакомства и надеюсь, что не ошиблась в Беннет. Остальные уроки пролетели незаметно. Бонни скрасила моё одиночество, и в первый раз я не была против. Деймона я видела ещё лишь раз на английском, но на этот раз он почему-то на меня не смотрел, как на истории, он вообще на меня не взглянул, хотя я чисто автоматически не могла оторвать от него взгляд. Он занял просто идеальное место, на соседнем ряду на одну парту впереди, я весь урок не могла оставить в покое его крепкую спину, мужественные руки, пальцы, дёргающие карандаш, идеальные скулы и эти восхитительные глаза. Боже, я не знала, что со мной происходило весь этот урок! Только подумать можно, я тащилась по парню, которого я вижу-то первый раз в жизни! Надо срочно что-то с этим делать, нужно срочно перестать думать о нём. Всё-таки эта школа была другая, совсем другая. Точнее, люди здесь были совсем другие. И это с одной стороны было хорошо, но с другой стороны, я выстроила свой собственный мир и не хотела, чтобы кто-то явился туда со своими уставами! Английский был последним, поэтому я чуть ли не бегом выскользнула из класса и пошла к выходу. Мне нужно было срочно домой, снова побыть одной и на этот раз не просто так, а мне нужно было подумать. Обо всём. О новом городе, новом доме, новой школе, новых учителях, новой подруге, и первом парне, который так меня зацепил. Я шла вперёд и не видела никого и ничего, пару раз даже врезалась в кого-то. Первый раз я сама хотела быстрее попасть домой. Отец всегда говорил мне, чтобы я была дома до его возвращения с работы, а приходил он в семь часов вечера, и всё время после школы я старалась не приходить домой, хоть и была бы одна. Я предпочитала сесть где-нибудь на пляже, например, в Сан-Франциско, или в парке в самом дальнем и укромном местечке в Нью-Йорке, читать книгу, делать уроки, слушать музыку, так я чувствовала себя свободной, нежели я бы находилась всё время в четырёх стенах в незнакомом доме. Зачем удручать себя ещё больше и загонять в ещё большую тюрьму, чем есть сейчас? Но сегодня мне почему-то захотелось подумать как раз в этих самых четырёх стенах. Может из-за того, что я толком не знаю этот маленький городок, и если я найду какое-нибудь, на мой взгляд, укромное место, меня смогут обнаружить и помешать? У самых дверей школы меня нагнала Бонни. - Елена, что с тобой? Убежала, как кипятком ошпаренная, - она прерывисто дышала, должно быть, я и правда слишком быстро смоталась. - Прости, - пролепетала я, - Я просто очень хочу домой, хочу отдохнуть… Да, это была самая нелепая отмазка на свете. - Давай я тебя подвезу, моя машина стоит во дворе… - предложила Беннет. - Эм, спасибо Бонни, но я и сама могу… - начала ломаться я потому, что не знала, как может отреагировать на это мой отец. Я думаю, что он может быть дома. Его утреннее состояние давало ясно понять, что работа его никак не интересует. Меня ещё никто никогда не подвозил, так что, я не знала, какая реакция будет у папы. И клянусь чем угодно, как же мне надоело звать его отцом или папой! Так, как он, отцы себя не ведут. Он был тираном и извергом. Пожалуй, я просто буду звать его Джон. - Пошли, - Бонни улыбнулась и потащила за руку к её машине, это оказалась серебристая «БМВ», неплохо, - Садись. Я нехотя уселась на переднее сиденье, но потом решила, что тот, кто не рискует, не пьёт шампанского. А мне захотелось хоть один разочек почувствовать вкус победного шампанского! Пристегнула ремень и стала ждать, пока Бонни заведёт машину и тронется с места. - Где ты живёшь? – спросила она. - Прямо и направо до самого конца улицы, - жила я совсем недалеко от школы, минут семь ходьбы неторопливым шагом, - Спасибо, Бонни. - Нет проблем, Елена, если хочешь, могу каждый день подбрасывать тебя, меня не затруднит. - Спасибо ещё раз, я пока ещё не знаю, можно я тебе завтра скажу? - Какие-то проблемы?.. – осторожно поинтересовалась Беннет, сворачивая направо. - Пока ещё не знаю, но возможно, - очень затуманено ответила я. - Ладно, - видимо Бонни решила, что лезет не в своё дело, и я была ей благодарна за это, я была ещё не готова, и не думаю, что когда-либо буду готова, рассказать кому-то всё, что происходит в моей жизни. Не была готова показать кому-либо то тайное, что скрывается только в моей шкатулке. Бонни припарковала машину как раз напротив моего дома. Я поблагодарила её, сказала, что увидимся завтра в школе, и пошла к двери. Достала ключи, попыталась открыть дверь, но она оказалась уже открытой. Джон всё-таки был не в том состоянии, чтобы пойти на работу, как я и предполагала. Я осторожно вошла, бесшумно, ну почти, закрыла дверь и хотела уже пойти к себе в комнату на втором этаже, как вздрогнула от этого грозного и низкого голоса, который пробирал меня холодом до мозга костей. - Кто тебя привёз? – спросил Джон, стоя у окна. В комнате было темно, окна занавешены шторами, кругом беспорядок, пустые стаканы и едкий запах водки, типичная обстановка для алкоголика со стажем, который ненавидит весь мир вокруг. - Эм… моя новая подруга, Бонни Бен… - попыталась я сказать, но закрыла глаза и сжала зубы, как только до моих ушей донёсся его злобный крик. - Как ты смеешь просить кого-то везти тебя домой, паршивка!? До дома два шага сделать, а ты просишь тебя отвезти, словно ты какая-то королева!? - Я не просила, она сама предл… - он снова не дал мне закончить. - Да мне насрать! Чтобы я больше этого не видел, мелкая дрянь! Скажи мне спасибо, что ты вообще ходишь в школу и получаешь карманные деньги!!! – он подошёл ко мне, шатаясь и врезаясь во всё, что было у него на пути, размахнулся и наотмашь ударил меня по уху, от чего я рухнула на пол и больно ударилась головой. Он никогда не бил меня по лицу, чтобы никто ничего не заподозрил. Если бы на лице появилась ссадина, которую никак не спрячешь, естественно возникли бы вопросы. Но даже если вдруг такое случалось, я говорила всем, что споткнулась или упала. Что я сама виновата. И я ненавидела себя каждый день за эту ложь. Но я не хотела никому ничего говорить потому, что просто не хотела всех этих разборок. Хоть Джон и был ублюдком, которых ещё поискать нужно, но я не хотела, чтобы его посадили в тюрьму, а меня отправили в какой-нибудь детдом или на удочерение. По мне, так лучше будет дотерпеть до окончания школы, навсегда уехать от этого пьяницы, зажить новой самостоятельной жизнью, и для Джона худшим наказанием станет страдание по умершей жене, одиночество и пьянки до конца свих дней. И он уже никак не сможет вылезти из этой трясины. Он будет медленно и мучительно подводить себя к порогу смерти. И это будет моей самой лучшей местью ему. А пока нужно терпеть и выживать. На голове тут же вскочила шишка, Джон, фыркнув, плюхнулся на диван и залпом осушил полную рюмку водки. Я, стиснув зубы и держась за голову, кое-как поднялась на ноги и поковыляла наверх. Зайдя к себе в комнату, я ничком упала на кровать, уткнувшись носом в подушку. Вокруг меня стояли до сих пор не разобранные коробки. Да я особо их никогда и не разбирала, только самое нужное. Одежда, обувь, предметы личной гигиены и тому подобное. Зачем нужно было вообще их разбирать, если ты постоянно переезжаешь, не успеваешь и глазом моргнуть!? Моя сумка упала рядом с кроватью на пол, и я подложила обе руки себе под подушку. Я подумала о том, что, если у Джона была такая реакция на то, что меня всего-навсего подвезла до дома моя новая знакомая, то как он отреагирует на то, что я так и продолжу дружить с Бонни, если вдруг он узнает, что я, к примеру, гостила у неё дома, или она мне что-нибудь подарила? И я даже представить не могу, что будет, если он вдруг узнает, что я общаюсь с парнем! Мне стало страшно. Это было ошибкой, что я согласилась завязать дружбу с Беннет, было ошибкой, что я позволила себе даже думать о Деймоне! Всё было одной большой ошибкой… О Деймоне Сальваторе теперь я даже вспоминать не должна, а с Бонни прекращу общение сразу после того, как мы сдадим доклад. Так будет лучше. И первый раз за несколько лет я дала волю слезам.