Худеющий

      Мать говорила ему: "Люди не любят толстых", и на обед Джонни доставались лишь жалкие объедки. Он брезговал, давился, но ел, а после просиживал сутки в обнимку с унитазом, проклиная свою никчемную жизнь и повернутую на фигуре родительницу, начисто игнорирующую плачевное состояние сына.       "Дорогой, ты, кажется, пополнел!" - в ужасе причитала эта женщина каждое утро и почти театрально всплескивала длинными ручищами, отказываясь замечать впавшие щеки и темные круги под глазами. А Джонни лишь молча провожал глазами очередную выброшенную в мусорный бак тарелку с несомненно полезной, но слишком низкокаллорийной пищей, и в бессилии сжимал кулаки.       Он не включал телевизор: реклама фастфуда соблазняла его, вызывая болезненные спазмы в животе.       Он не общался со сверстниками, поедающими на переменках заботливо приготовленную и упакованную в цветастые коробки родителями еду: от их беззаботного веселья сводило челюсти.       Он ходил только тем маршрутом, что лишал его возможности разглядывать витрины кафе и супермаркетов, несмотря на большую вероятность встретить в подворотне какого-нибудь больного ублюдка: его больше пугала собственная неспособность справиться с желанием что-нибудь съесть. Но в кармане не было ни одной монетки.       Одноклассники тыкали в Джонни пальцем. Нездорово худой и бледный мальчик вызывал у них исключительно неприкрытую неприязнь, а его зажатость и явное нежелание контактировать с классом только подливали масла в огонь. "Ветром унесёт!" "Фу, страшный какой!" "Просвечивается, смотрите!" "Тебя что, не кормят совсем?"       И Джонни старался не обращать внимания на чересчур наглую молодежь, но всё равно время от времени психовал и сбегал с уроков, подальше от насмешливых взглядов учеников и от монотонного голоса учителя, не прерывающегося на то, чтобы одернуть обидчиков. К. рано понял, что взрослым нет дела до странного ребенка и его проблем, и справляться со всем надо исключительно своими силами, которых было, сказать по правде, не так уж и много.       Иногда Джонни думал, что травля когда-нибудь прекратится, но шли недели и месяцы, а его положение становилось только хуже. Старшие ребята, пользуясь количественным превосходством, не раз устраивали настоящую охоту на мальчишку, а младшие под одобрительное улюлюканье и гогот норовили то и дело стащить прямо из-под носа пенал или учебник, найти которые потом в целости и сохранности не представлялось возможным.       Мать водила его к психологу. Бесполезная трата времени - вот и всё, что можно было рассказать об этих сеансах, где Джонни внушали: "Ты виновен, пойми, мальчик мой, и попытайся исправиться. Я уверен, дети полюбят тебя, когда ты станешь более открытым. Они признают тебя".       И в очередной раз выудив из-под вороха комков грязной бумаги, разбросанных по полу в кабинке туалета, насквозь промокший, рваный учебник, Джонни отчаянно хотел плюнуть в лицо этому зазнайке, возомнившему себя знатоком жестокой детской душонки, что он и проделал во время очередного посещения. В результате последовавшего после скандала матерью было принято решение больше к помощи психологов не обращаться: от сильных волнений могут появиться морщины.       К. ненавидел себя. Остальных он ненавидел не меньше, убежденный, что мир прогнил, и люди, в нем живущие, причастны к этому разложению. Их прикосновения оставляли синяки на чувствительной коже, каждое из них служило неприятным напоминанием о случайном контакте, будь то неожиданным толчком в коридоре или очередной пощечиной, о явной уязвимости человеческого тела. Ночами Джонни не мог уснуть - перебирал пальцами по синеющим пятнам, надавливал до легкой боли и проклинал, проклинал, проклинал...